– Ты чего, Юрик? – спросил Абитян.
– А ты ничего не слышал?
– Нет.
– Наверное, показалось, может, зверушка какая.
– Да говори ты толком.
– Вроде как кусты за проволокой шевельнулось.
– Это у тебя в штанах шевельнулось, когда ты про девушек моих услышал.
– Да иди ты!..
– И то верно, пойдем на свет, что-то мрачно тут.
Часовые вышли прямо к границе сектора. Здесь территория кое-как освещалась одним прожектором.
Когда Обухов неосторожно поменял положение и задел рукой ветви, Корнин показал ему кулак.
Обухов тихо прошептал:
– Я чего, виноват? Не видно ни хрена.
– Привыкай.
– Некогда привыкать, Сиплый. Гляди, пацаны к светлому месту пошли. Теперь можно подползти к проволоке.
Корнин кивнул:
– Давай, время уже подыхать этим парням.
Бандиты подползли к ограждению, и Корнин сказал подельнику:
– Обух, режь нижние ряды проволоки.
– А она не под током?
– Голова у тебя под током. Ты разве не видишь, что изоляторов на столбах нет? Когда по проволоке пущен ток, их обязательно ставят.
– Ну да.
Обухов приготовил кусачки, щелкнул ими несколько раз. В первой полосе проволочного заграждения образовалась дыра. Обухов пролез в нее, перекусил колючку второго ряда и обернулся.
Корнин кивнул и указал рукой на пост.
Обухов прополз к возвышенности.
Вскоре рядом с ним оказался Корнин.
– Чего делать, Сиплый? – спросил Обухов.
– Пойдем к емкостям. Крышки цистерн наверху. Оттуда и нападем на часовых. Они врубиться не успеют, как окажутся под ножами.
– Кусачки бросать?
– Оставь тут, но потом не забудь забрать. С ними как ты будешь орудовать ножом?
– Понял.
– Пойдем.
Бандиты поднялись на возвышенность, от крышек закрытых баков проползли к часовым, замерли метрах в десяти от них.
Корнин глянул вперед и прошептал:
– Значит, так. Гляди, Обух, твой русский, который ближе, мой кавказец. Чтобы выстрелить, им надо снять автоматы с предохранителя, опустить планку переводчика огня вниз, передернуть затвор. За это время мы их кончить должны.
– Долго ли нам?
– Готов?
Обухов отполз в сторону кустов, извлек из голенища нож.
– Готов!
– Три, два, один. Пошли!
Бандиты ринулись вперед.
Это стало полной неожиданностью для часовых. Два неизвестных налетели, как коршуны. Ни Грибов, ни Абитян не успели среагировать на нападение. Удары ножами в горло свалили их. Оба захрипели и, обливаясь кровью, повалились друг на друга.
Обухов вытер нож о китель ефрейтора и сказал:
– Вот и закончилась ваша служба, пацаны.
Он с Сиплым хорошо слышали разговор парней.
Корнин усмехнулся:
– И дембеля теперь ждать не надо.
Обухов ногой толкнул одного из солдат.
– Этот женатый был. Осталась его Лидка вдовой.
– А ей, может, и на руку. Ладно, идем к воротам, там укроемся. Скоро Монгол и Грива начнут разборку со сменой. Надо быть в готовности прийти им на помощь. Солдат будет трое. Таких же неопытных щенков.
Обух и Сиплый прошли вдоль бокса, присели у проволочных ворот, оценили запор. Достаточно было сдвинуть его в сторону, и ворота распахнутся. Другое дело с обратной стороны поста: там два замка и штыри, запирающие створки. Через те ворота на пост заходила техника.
В 22.50 из караульного помещения вышла очередная смена. Помощник начальника караула старший сержант Тесляк завел ее за здание, к месту, оборудованному для заряжания и разряжания оружия.
Наряд выстроился в шеренгу, и старший сержант подал команду:
– Разводящие, заряжай!
После командовали разводящие:
– Смена, справа по одному заряжай.
Караульный делал шаг вперед, клал автомат на держатель стволом в пулеулавливатель.
– Заряжай!
Караульные крепили штык-ножи, снимали оружие с предохранителя, отводили затворную раму. Разводящие смотрели, нет ли в патроннике патрона.
– Осмотрено.
После этого караульные отпускали затворную раму, проводили контрольный спуск, ставили автомат на предохранитель, вытаскивали магазин из подсумка, присоединяли к стволу и докладывали:
– Оружие заряжено, поставлено на предохранитель.
Они брали автоматы на ремни, вставали в шеренгу.
После того как все зарядили оружие, помощник начальника караула отдал команду:
– Разводящим развести караульных по постам!
Разводящий сержант Гусев, который должен был провести смену на пятом сдвоенном посту, приказал караульным:
– За мной в колонну по одному шагом марш!
Рядовые Беленко и Ганин двинулись за разводящим. Они прошли мимо караулки, плаца, спортивного городка, столовой, через выездные ворота, охраняемые нарядом по парку боевых машин, покинули территорию войсковой части, обошли баню и начали подъем на возвышенность. Скоро пошел лес. Наряд шел по хорошо утоптанной тропе, которую не развозило даже в дождливые осенние дни. Сколько бы раз ни выходили солдаты на этот пост, они всегда шли осторожно, внимательно осматривали массив, особенно опушки. Успокаивало парней то, что их было трое, все с грозными АКМ. Да и нападений на посты за исключением отдельных, редких случаев не было.
Подъем к посту делился как бы на две части, сначала длинный и довольно крутой, потом вход на поляну, дальше пологий короткий, уже к воротам ограждения.
Рядовой Беленко проговорил:
– Что-то, пацаны, пост светится слабо.
– Отставить разговоры! – одернул его разводящий. – Не наболтались в караулке?
– Да ладно тебе, никто же не слышит.
– Порядок есть порядок.
Невыспавшийся Ганин пробурчал:
– Задолбал ты, Гусев, своим порядком. Уже тошнит, командиру подавай порядок, старшине, взводному, дедам. А в чем порядок? В том, чтобы отбить постели, выровнять кровати, табуретки, одеяла по нитке, надраить полы, а потом ковыряться с БМП в парке? Если соблюдать порядок, то после завтрака у нас должны быть занятия, в том числе в казарме, изучение уставов, саперного дела. А что на самом деле? Только политзанятия по вторникам и пятницам проводятся, а после командир хрен положил на расписание. Все в парк. Ковыряться в технике, мести территорию, белить бордюры, подкрашивать ворота. Как еще не заставляет деревья зеленой краской мазать?
– Да заткнись ты! – не выдержал Гусев. – А то с поста свяжусь с начальником караула и запрошу замену. Чего пургу гонишь? А кто позавчера полдня по плацу строевым ходил? А до этого на стрельбище палил?
У часовых на посту имелись телефонные трубки, а розетки находились в разных местах. Вставил штепсель, нажал на тангенту – и говори с офицером или его помощником, докладывай о происшествиях. А такие бывали, иной раз и весьма забавные.
Как-то часовой шестой роты до наряда получил посылку. Делиться с сослуживцами всем, что в ней было, он не стал. Печенье, конфеты высыпал на кровать – разбирайте, мол, – колбасу и сгущенку спрятал. После обеда съел половину колбасы, выпил полбанки сгущенки, остальное спрятал, прицепил к подматраснику.
Прошел развод. Солдат этот заступил на первый пост в штабе, у знамени части. Тут-то живот у него и скрутило. Дежурный по полку ушел, помощник на КПП, оперативный закрыт. Никого вокруг. С поста уйти – серьезное нарушение, можно и под трибунал попасть. Но не делать же в штаны? Рванул боец в туалет. А тут начальник штаба с проверкой из дома нагрянул. Поел солдатик, называется, колбаски, выпил молочка, ровно на пять суток ареста.
То же самое могло произойти на любом другом посту, но там проще. Зашел в укромное место, сделал дело, связался по телефону с караулкой и объяснил проблему. Заменят и отправят в санчасть, в дизентерийный блок.
Смена вышла на опушку. Солдаты выдохнули, знали, что дальше пойдет легче.
Но внезапно изогнулся Ганин, шедший в замыкании. Он упал на колени, автомат свалился с его плеча.
– Ты чего, Тимур? – воскликнул Беленко.
– Я… больно.
Солдат повалился на живот, и тогда разводящий и караульный увидели в спине Ганина рукоятку ножа. Они не знали, что его метнул Монгол.
Сержант сбросил автомат с плеча, схватился за рукоятку затворной рамы, но передернуть ее и загнать патрон в патронник не смог. В панике он не снял автомат с предохранителя, да и противника не видел.
Двое мужиков налетели на них с двух сторон. В руках ножи. Беленко завизжал от страха и присел от страха.
Разводящий продолжал дергать затворную раму. Ни он, ни караульный даже не подумали о том, что у них есть грозное оружие ближнего боя, штык-нож, примкнутый к стволу автомата. Им можно отбить любую атаку. Но неожиданность – очень важный фактор в рукопашной схватке.
Монголу и Гривулу удалось сблизиться с солдатами. Первым от скользящего удара ножа по горлу свалился Беленко.
Сержант Гусев наконец-то сообразил, что надо делать, и выставил вперед штык. Но было поздно. Монгол отвлек его на себя, Гривул метнул нож ему в спину.
Убедившись в том, что вся смена мертва, Монгол негромко крикнул:
– Сиплый, Обух!
Подбежали бандиты, держа в руках автоматы, ремни с подсумками и ножами.
– У нас порядок, Монгол.
– Часовые точно мертвы?
– Да, но у вас тут кто-то слишком громко кричал.
– Да, было такое. Но главное в том, что мы не допустили выстрела. Теперь быстрее уходим. В парке могли слышать визг этого щенка. – Монгол кивнул на дергающееся в судорогах тело Беленко.
Подхватив автоматы, подсумки, ножи, бандиты побежали в лес, оттуда протоптанной тропой двинулись вниз. На половине пути Сиплый рассыпал порошок, отбивающий нюх у собак. В полку служивые псы не числились, но тут наверняка объявится милиция, а у нее разыскные собаки точно есть.
В 23.35 они вышли к «Москвичу».
Монгол открыл багажник:
– Оружие сюда!
Бандиты забросили в багажник автоматы, подсумки, штык-ножи, вставленные в ножны, загрузились в салон.
Не включая света, Алаев вывел машину на грунтовку. Неожиданно, как и многое другое сегодня, прогремел гром, сначала удаленный, затем близкий. Сверкнула молния, вновь раздался грохот, и ударил ливень.