– Пожалуйста, не подходите к забору ближе пяти метров.
– Хорошо, не волнуйся. У тебя из-за меня не будет неприятностей.
Солдат прошел в будку, позвонил.
Вскоре к воротам вышел сам командир роты майор Гришин, козырнул и сказал:
– Здравия желаю, товарищ подполковник!
– Приветствую, майор.
– Проходите, пожалуйста.
Яковлев зашел на территорию и не узнал ее. Подземный бункер был уже готов, сверху накрыт мощными плитами. Строители даже тротуар вокруг него соорудили и начали возведение верхнего здания.
– Лихо работаете, Владимир Владимирович.
– Мы не привыкли резину тянуть. Было бы обеспечение на уровне, а за нами дело не станет. Должен признать, что здесь все налажено гораздо лучше, чем на других объектах. Не знаю, для каких целей строится бункер, но он выдержит попадание и бомбы весом в тонну. Перекрытия крепятся на стальных балках.
– Я тоже не знаю, что здесь будет. Наверное, склад вооружения.
Майор с иронией посмотрел на подполковника КГБ и заявил:
– Для обычного вооружения и боеприпасов такие бункеры не строятся. Но это не мое дело. У меня есть проект объекта, согласно ему мы и работаем.
Они обошли бункер, встали у стены, смотрящей на реку, и Яковлев спросил:
– Скажи, майор, во время работы или после, когда рота отдыхала, ты же выставлял охранение?
– Естественно. Два человека днем, два ночью. Службу несли патрулированием от центральных до тыловых ворот и обратно.
– Что-нибудь подозрительное твои патрульные не замечали?
Офицер вновь улыбнулся:
– Сразу видно, что за ведомство вы представляете. Нет, ни о чем подозрительном бойцы охранения мне не докладывали. Вплотную к забору снаружи никто не подходил. Были пацаны, тех не удержишь, но их отгоняли, грозили сдать в милицию. Машины иногда по грунтовке у берега проезжают. Но это не удивительно. По главной, Заокской, только на тракторе продраться можно, а в километре вниз по течению стоит село Баранино.
– Эти машины местные гаишники не проверяют?
– Здесь, у объекта, у них поста нет, как и по всей Заокской. Участковый если проедет по грунтовке на мотоцикле, да и то редко. В общем, обстановка спокойная.
– Вы должны закончить объект девятнадцатого мая?
– По графику в этот день я должен сдать его. Но закончим раньше, думаю, на неделю, где-то одиннадцатого числа.
– А разве вы не должны следовать графику?
– Должны, но у нас еще работы в соседнем районе. Там вместе с двумя другими ротами мы ведем строительство военного городка и объектов расположения мотострелкового полка, который уходит отсюда. Получен приказ ускорить работы.
– Странно, что я об это не знаю.
– А вам это зачем? Сдача объекта не означает, что немедленно начнется его эксплуатация. Мы сделаем свое дело, вы – свое. Если оно у вас запланировано на третью декаду месяца, то и будет выполнено.
– Понятно.
– Вы в курсе, товарищ подполковник, что было поздним вечером и ночью в полку?
– А что там могло быть?
– Я вас об этом спрашиваю. Здесь было хорошо слышно, как из расположения выходили БМП, бронетранспортеры, машины. Освещался лес, возвышенность.
Яковлев вздохнул и проговорил:
– Я знаю, майор, что там произошло, но извини, сказать ничего не могу. Не имею права.
– Значит, что-то серьезное.
– Это да.
– Придется мне усилить охрану, раз так неспокойно в райцентре, вроде бы тихом и спокойном.
– Это твое право. Ладно, проводи на выход.
– Вы завтракали?
– Нет.
– Может, зайдем ко мне? У меня есть тушенка, шмат сала, хлеб само собой, ну и фляжка спирта. Все же сегодня праздник трудящихся всего мира. Не грех и выпить за солидарность с рабочим классом.
– Извини, не могу.
– Жаль. Ладно, отметим со взводными в обед.
– Смотри, чтобы солдаты не нажрались.
– Этого вы могли и не говорить.
Они пошли к центральным воротам.
Яковлев увидел справа два асфальтовых катка и спросил:
– Это дорожники расположились?
– Да, но уже не мои. Прибудет специальный дорожный взвод, а пока вот катки забросили.
– Не мешаются?
– Нет.
Офицеры вышли с территории объекта через временный КПП, и тут же напротив них остановилась «Волга» режимно-секретного отдела КГБ.
– Вот и началось, – проговорил Яковлев.
Гришин не понял и спросил:
– Что началось, товарищ подполковник?
– Да не важно. Но ничего хорошего.
– Странно, вроде ваш начальник.
Из «Волги» вышел полковник Давыдов. Он тоже выглядел невыспавшимся.
– Здравия желаю, Вячеслав Николаевич, – поприветствовал его Яковлев.
– Уже здоровались. Ты не забыл о ночном звонке?
– Не забыл.
Давыдов пожал руку майору Гришину и спросил:
– Как дела, майор?
– Все нормально, по плану, товарищ полковник. Я все подробно доложил товарищу подполковнику.
– Хорошо. У вас сегодня выходной?
– Да. Праздник.
– Ясно. – Давыдов взглянул на Яковлева и распорядился: – В машину, беспокойный ты мой!
Яковлев кивнул Гришину, опустился на переднее пассажирское сиденье.
Давыдов сам был за рулем.
Как только отъехали от улицы Двадцатого партсъезда, Яковлев спросил:
– Что значит, товарищ полковник, ночная грубость с вашей стороны?
– Грубость? – Давыдов изобразил удивление. – А мы, оказывается, еще и обидчивые. Это не грубость, Саша, а напоминание о том, чем ты должен заниматься в Верховске. Но если я тебя обидел, то извини.
– Ладно. А с чем связан ваш сегодняшний приезд? Просто так гнать машину за двести пятьдесят километров вы не стали бы.
– А вот пришлось. А все из-за твоего поведения.
– Да что я такого сделал?
– Влез туда, куда не надо. Ты что, подружился с командиром полка?
– Разве это запрещено? Мне была поставлена установка добиться того, чтобы как можно больше людей в райцентре и за его пределами узнали, какое ведомство представляет человек, курирующий строительство объекта.
– Ну, хорошо. Тебе удалось добиться этого. Сейчас многие знают, что ты подполковник центрального аппарата КГБ. А заводить роман с товарищем Зубковой было обязательно? Или это тоже в рамках установки?
– Нет, это личное.
Полковник остановил машину, повернулся к Яковлеву:
– Не может быть у нас во время проведения операции ничего личного.
– Да какая операция? Сооружение хранилища? Оно на виду у всех. Никто, кроме первого секретаря райкома, не знает, для чего это хранилище. Завоз контейнеров с боеприпасами? Сделать это совершенно незаметно нельзя даже ночью. В Верховске люди будут судачить, что за груз завозят на бывшую овощную базу. Кстати, командир отдельной военно-строительной роты доложил мне, что объект может быть завершен уже одиннадцатого мая, а не девятнадцатого, как это было запланировано.
– Он-то хоть не догадывается, что строит?
– Ему это без разницы.
– Уверен?
– По крайней мере, майор говорит так. Но что он может знать? То, что по приказу начальства рота сооружает бункер? Так он может быть использован и для других целей, например, хранения отходов вредных производств. Конкретно, повторяю, об истинном предназначении объекта, кроме меня и первого секретаря, в Верховске не знает никто.
Полковник достал сигарету, спички, хотел прикурить, но из переулка выехал «ГАЗ-69А» командира отдельного мотострелкового полка.
Давыдов увидел машину и проговорил:
– А вот и товарищ твой, легок на помине.
– Не знаете, что с ним будет?
– Откуда? Мы в дела Министерства обороны не лезем. Без веских на то оснований.
«ГАЗ-69» остановился напротив «Волги», из него вышел Сугринов.
– Иди, поговори, – сказал Давыдов Яковлеву.
– А вы?
– Мне-то зачем лишний раз рисоваться? Представишь меня куратором.
– Серьезно?
– Вполне.
– Ладно.
Яковлев вышел навстречу подполковнику.
Старшие офицеры пожали друг другу руки. Здесь, на Двадцатого партсъезда, было пустынно. Народ праздновал Первомай на улицах Ленина, Свердлова, на самой площади.
– Как дела, Юрий Александрович?
– Недавно закончили согласование рапорта с начальником политотдела.
– Тебя что-то раздражает.
– Да. Наряд погиб по вине офицеров полка, батальона, роты, взвода, а в политуправлении решили все представить в ином виде.
– В каком смысле?
– В том смысле, что часовые и разводящий с караульными якобы не были зарезаны втихую, а приняли бой с бандой, атаковавшей смену одновременно, на посту и на поляне. Причем бились парни до конца. Сейчас там гильзы разбрасывают, фотографировать их комиссия будет. Акты выдачи боеприпасов меняют, чтобы все сходилось. Я до шестнадцати часов должен составить представление с ходатайством о награждении сержанта орденом Красной Звезды, часовых и караульных – медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». Посмертно. Приложить к рапорту.
Яковлев пожал плечами и сказал:
– Может, политруки правы? Погибших ребят дома, как настоящих героев, хоронить будут. Они не просто погибли при исполнении служебных обязанностей.
– Это да, согласен. Но не о памяти солдат пекутся политруки. О себе, родных, заботятся. Одно дело, когда и часовых, и смену бандиты сняли без единого выстрела, как малышей несмышленых. И совсем другое – бой с численно превосходящим противником. Таким вот образом демонстрируется, что политработа находится в полку на должном уровне. И никаких взысканий, возможны даже поощрения тем офицерам, которые не научили солдат обороняться. Ну и, естественно, никакой угрозы дальнейшей карьере начальника политотдела и особиста.
– Но тогда и тебя не снимут.
– А ты думаешь, мне от этого легче? Я в морг ездил, смотрел на ребят. И стыдно мне, понимаешь, стало за ложь эту.
– Успокойся. Куда сейчас направляешься?
– К военкому. Попросил его выпить взять.
– А он не на демонстрации? Должен быть на трибуне.
– Уже вернулся.
– Значит, будешь пить?
– Да.
– А как же приезд комиссии во главе с генералом в шестнадцать часов?