Райские новости — страница 46 из 60

бладание. — Не уходи, не уходи, не уходи!

— О'кей! О'кей! О'кей! О-о! — выдохнула она.

Потом они укрылись простыней и уснули, свернув­шись в объятиях друг друга, как двое беспечных влюб­ленных. Иоланда разбудила его, включив ночник. Ока­залось, что снаружи стемнело.

— Боже мой! — воскликнула Иоланда, протирая глаза и глядя на часы. — Рокси, наверное, ломает голо­ву, куда я запропастилась.

Она тут же позвонила дочери домой, сидя обна­женной на краю кровати. Когда Бернард принялся по­глаживать ее по плечу, она перехватила его руку, не да­вая ей двигаться. Положив трубку, начала поспешно одеваться.

— Завтра в то же время? — спросил он.

Она как-то странно, смущенно улыбнулась ему.

— Курс закончен, Бернард. Поздравляю. Экзамен ты сдал.

— А я решил, что провалился, — признался он. — Подумал, что опять забежал вперед.

— Сексуальное образование ты завалил, — согласи­лась она, — но сдал экзамен на уверенность в себе.

— Я люблю тебя, Иоланда.

— Ты уверен, что не путаешь любовь с благодарно­стью?

— Я ни в чем не уверен, — сказал он. — Знаю только, что хочу видеть тебя снова.

— Ладно. Тогда завтра днем.

Она подалась вперед, чтобы, как обычно, по-друже­ски чмокнуть его на прощание, но Бернард обнял ее и долго и страстно целовал.

— До сегодняшнего дня я не знал, что на самом деле означает выражение «спать с кем-то», — признался он.

— Все это прекрасно, Бернард, но мне надо бежать.

Следуя заведенному ритуалу, Бернард переждал не­сколько минут после ухода Иоланды, прежде чем спус­тился вслед за ней в вестибюль. Там толпилось множест­во постояльцев, вернувшихся с дневных экскурсий или собиравшихся на вечернюю прогулку. Он благодушно воспринимал их кричаще яркую незамысловатую одеж­ду, загорелые лица и пустую болтовню. Бросил в про­резь на стойке ключ и бочком, никем не замеченный пробрался сквозь толпу и вышел на улицу, в душистый вечер. Несколько капель теплого дождя приятно осве­жили его лицо. По словам Софи Кнопфльмахер, мест­ные жители называли эти испаряющиеся, принесенные ветром орошения ананасовым соком. Бернард позво­лил людскому потоку подхватить его и понести вдоль по улице, он даже не шел, а скорее плыл. Он чувствовал себя отдохнувшим, освеженным, обновленным. Испы­тывал чувство безмятежного счастья. И голода.

Увидев, что находится рядом с «Райской пастой», он зашел туда и спросил столик. Дарлетт принесла ему во­ды со льдом и задала дежурный вопрос о его состоя­нии этим вечером.

— Прекрасно, — ответил Бернард. Потом, чувствуя, что слово «прекрасно» вряд ли точно описывает его состояние, добавил: — На седьмом небе. — Это была любимая фраза Томаса.

— Отлично, — сказала Дарлетт с широкой, рассеян­ной улыбкой. — Сегодня у нас специальное блюдо? Тальятелли[89] с дарами моря? Креветки, моллюски и вяле­ная рыба-меч в сливочном соусе?

— Я бы съел, — согласился Бернард. И съел, и еда была восхитительной. За ужином он выпил два бокала белого вина, а возвращаясь на квартиру, мурлыкал себе под нос мотивчик песни «Я люблю Гавайи», которую снова пел на открытой эстраде напомаженный певец. Выходя из лифта, он все еще мурлыкал. Миссис Кнопфльмахер, по-видимому, поджидала его в засаде, потому что выскочила из своей квартиры, когда он проходил мимо.

— Сегодня днем «Вестерн Юнион»[90] принес вам те­леграмму, — сообщила она. — Я сказала тому мужчине, что он может оставить ее мне, но он просунул ее под дверь.

— Да, хорошо, спасибо, — поблагодарил Бернард.

— Новости не плохие, надеюсь, — сказала миссис Кнопфльмахер.

— Я тоже, — отозвался Бернард.

Конверт лежал в квартире прямо под дверью. Бер­нард поднял его.

— Телеграмма на месте? — спросила у него за спи­ной миссис Кнопфльмахер, заставив его вздрогнуть. Она неслышно проследовала за ним по коридору.

— Да, спасибо, миссис Кнопфльмахер, — ответил он. — Телеграмма цела. Доброй ночи. — И закрыл дверь.

В телеграмме говорилось: «прилетаю Гонолулу понедельник 21го рейс ДЛ 157 в 20.20 прошу встретить аэропорту Тесса».

Бернард плюхнулся в кресло и уставился на листок бумаги. Он чувствовал, как стремительно улетучивает­ся состояние эйфории. Свободная, независимая, тай­ная жизнь, которую он вел последние десять дней, за­кончится. Тесса примет командование — возьмет на себя отца, возьмет на себя Урсулу, возьмет на себя на­ведение порядка в этой квартире. Начнет наседать, брюзжать и отдавать приказы. Реквизирует спальню Урсулы, и заставит его спать на диване и первым делом поутру складывать его, и мыть посуду сразу же после еды. Начнет посылать его по магазинам со списком по­купок. Станет подозрительной, если он продолжит свои тайные свидания с Иоландой, и будет шокирова­на, если узнает об их отношениях.

Он позвонил Иоланде и зачитал ей телеграмму.

— Это неожиданность? — спросила она.

— Полная. Тесса всегда заявляет, что не может нику­да ездить из-за своих семейных обязанностей. — Бер­нард рассказал ей о Патрике.

— Вероятно, она везет Патрика с собой.

— Нет, они никогда с ним не летают. Он подвержен припадкам.

— Почему она прислала телеграмму? Почему про­сто не позвонила?

— Чтобы я ее не отговорил. Это fait accompli[91]. В Англии сейчас утро понедельника. Она уже уехала из дома.

— И ты совсем не догадываешься, зачем она едет?

— Полагаю, переживает из-за папы... хотя только позавчера она говорила с ним по телефону. — Тут Бер­нарду в голову пришла мысль. — Папа, наверное, рас­сказал ей про свалившееся на Урсулу богатство, вот в чем дело.

— Она хочет завладеть деньгами Урсулы?

— Она хочет помешать мне сделать это, — сказал Бернард. — Она думает, что я плету интриги, чтобы унаследовать состояние Урсулы. Она все это время так думала.

— Судя по всему, вы двое не слишком хорошо лади­те, — заметила Иоланда.

— Боюсь, что да.

— Тебе нужно перестать это говорить, Бернард.

— Что говорить?

— «Боюсь».

Мистер Уолш обрадовался, услышав на следующее ут­ро, что Тесса прилетает в Гонолулу.

— Отлично, — сказал он. — Теперь тут все забегают. Говорю тебе, она возьмется за этих врачей и сестер. — Он упорно считал, что медицинский персонал Св. Иоси­фа без необходимости задерживает его в больнице, чтобы извлечь максимальную выгоду из его страховки. — Тесса покажет им что почем. Она живо вытащит меня отсюда. И увезет домой.

— Ты попросил ее прилететь и забрать тебя? — об­винил его Бернард.

— Нет, не просил, — подчеркнуто ответил мистер Уолш. — Мне и в голову не приходило, что она может оторваться от семьи, не говоря уже о расходах. Но Ур­сула ей все возместит, верно? Теперь она в состоянии себе это позволить.

— Если Тессе понадобится какая-либо денежная по­мощь, я уверен, что Урсула с радостью ее окажет, — за­верил его Бернард. — Но никто не просил ее приез­жать. Не вижу смысла.

— В такие моменты, — благочестиво сказал мистер Уолш, — семья должна сплотиться. Для Урсулы будет утешением увидеть Тессу.

— Я, конечно, очень рада, что смогу повидаться с Тес­сой, — рассуждала Урсула. — Но сейчас меня больше волнует предстоящая в среду встреча с Джеком. Те­перь, когда это действительно должно случиться, я нервничаю.

— Нервничаешь?

— Все это было так давно. А когда он говорит со мной по телефону, кстати не так уж и часто, то кажется таким холодным, настороженным.

— Ты же знаешь папу. Он не очень-то щедр на про­явление чувств. Да и я тоже, если уж на то пошло. Это фамильная черта.

— Знаю. — Урсула погрузилась в какое-то сумрач­ное молчание. Заговорив снова, она как будто верну­лась к их разговору предыдущего дня. — Тот человек, который сказал, что рай — это как сон, где все получа­ют то, чего желают... Он имел в виду секс?

— Не знаю, — вздрогнув, ответил Бернард. — Не по­мню, упоминал ли он про это. А почему бы и нет.

— Разве Господь наш не сказал, что на небесах не женятся и не выходят замуж?[92]

— Многие христиане посчитали этот постулат суро­вым и искали способ обойти его, — сказал Бернард. — Сведенборг, например.

— Кто он был?

— Шведский мистик восемнадцатого века. В его книгах полно рассуждений о небесных браках. Он считал, что на небесах вы женитесь на истинно родст­венной душе и вступите в довольно бесплотные сексу­альные отношения. Сам он женат не был, но имел ви­ды на одну графиню, мужу которой предстояло, ко всеобщему удовольствию, стать в последующей жизни кошкой.

— Кошкой?

— Да, Сведенборг считал, что неразвитые в духов­ном отношении души в загробной жизни воплотятся в кошек.

— Он, значит, не был католиком?

— Да, он был лютеранином. Существует секта церк­ви нового Иерусалима, основывающаяся на его рабо­тах. Только подумать, протестанты всегда стремились к сексу на небесах гораздо больше, чем католики. Мильтон, например Чарлз Кингсли[93]. В шестнадцатом веке жил один католический богослов, не помню сей­час его имени, который считал, что на небесах без конца целуются. Он говорил, что святые могут обме­ниваться поцелуями на расстоянии, даже если их раз­деляют тысячи миль.

— Поцелуи не представляли для меня трудности, — сказала Урсула. — Я всегда любила целоваться и обни­маться. Моя беда была в другом.

Академический порыв Бернарда, натолкнувшись на препятствие, угас. Бернард молчал, не зная, что ска­зать.

— Я никогда не удовлетворяла Рика в этом смысле. Всегда была скованна. Он так и сказал, когда мы рас­стались.

— Мне жаль, — пробормотал Бернард.

— Я никогда не могла заставить себя прикоснуться к его... его штуке, понимаешь. Просто не могла. — Она говорила с какой-то усталой медлительностью, закрыв глаза, как на исповеди. — Он всегда заставлял меня дер­жать его, а потом из маленькой дырочки на конце мне на руку вытекало что-то похожее на слизь.