Когда закончил с записями, до подъёма на работу оставался ещё час, и я решил хотя бы немного поспать. Оставив блокнот на столе, прошёл, прилипая голыми ступнями к полу, в спальню и аккуратно лёг рядом с Катериной. Мне показалось, что не разбудил её, но вдруг до меня донеслись слова:
— Расскажи мне что-нибудь.
— Что же? — Я повернулся к ней. Она смотрела на меня с улыбкой. Её тело было прикрыто тонкой простынёй, и был виден каждый нежный изгиб.
— Хотя бы про Анну, твою поэтессу.
Я вздохнул. Не хотелось вспоминать прошлое.
— Мы встретились на первом курсе, — всё же сказал я, отведя взгляд к потолку. — Тогда она была в отношениях, но я надеялся, что поверит в мои чувства и станет встречаться со мной. Писал ей стихи и любовные письма, отправлял через соцсеть, но получал в ответ лишь скобку-улыбку. Она не верила в мою любовь, говорила, что такое бывает только в глупых фильмах. Я искал с ней встречи, и когда она рассталась со своим парнем, всё же согласилась, чтобы я увиделся с ней на перроне — тогда она приехала от родителей, живущих в другом городе. Мы прогуливались под январским снегопадом, я ощущал аромат её духов и был по-настоящему счастлив…
Я замолчал. Было слышно, как тихо дышит Катерина. Спустя минуту она спросила:
— И что же?
— Мы остались просто друзьями. Вскоре узнал, что она вновь с тем парнем, с кем была до меня. Анна расставалась и сходилась с ним по крайней мере четыре раза. Наверное, это и есть настоящая любовь.
Катерина усмехнулась и провела ладонью по моей груди — я ощутил её прохладу, пробежавшую мурашками по всему телу.
— Мне кажется, — сказала девушка, — ты не любил её, иначе она была бы с тобой.
— Да, не любил, — согласился я. — То было совсем не таким чувством, что сейчас испытываю к тебе.
Катерина пристально посмотрела на меня.
— Ты и меня не любишь, — сказала она, продолжая улыбаться. — Просто сочувствуешь мне.
Я промолчал, не зная, что ответить.
— Мне самой не знакомо это чувство, — продолжила девушка. — Я никого никогда не любила. Но встречала тех, — она положила голову мне на плечо, — кого стоит полюбить.
По моим жилам будто разлился мёд. Но вдруг я спросил:
— А как же Магомедов?
Катерина подняла голову.
— Вергилий? — Она внимательно смотрела на меня. — Он тоже достоин.
Меня кольнули эти слова, и я, поддавшись порыву, обнял девушку и прильнул к ней в поцелуе, лишь бы не продолжала говорить. Она не хотела размыкать губы, и мне пришлось легонько укусить её за верхнюю. Тогда Катерина сдалась и, подавшись вперёд, ответила жарким поцелуем.
Не отвлекаясь, я сорвал покрывало, мешавшее чувствовать нежное тело певицы. Я прижал это тело к себе совсем не так, как в первый раз: не ласково, а страстно. Я обладал им. Этим утром оно полностью принадлежало мне.
После мы лежали и, в перерывах смеха, тяжело дышали, как после бега. Нам было хорошо, но мы не любили друг друга. Не любили взаимно.
— Как жаль, — сказала Катерина и прерывисто продолжила: — что принц… и белый конь… так часто… живут порознь.
Я не понял и попросил объяснить. Она отдышалась и начала:
— У Магомедова есть перспективы, связи, положение в обществе, капитал, в конце концов. Это он подарил мне «Малышку», позволил петь и не нуждаться в средствах, взял под контроль империю отца… Всё это — его белый конь. А принц… — Она взглянула на меня. — Мой принц оказался обычным никому не известным писателем.
Первый раз за всю трудовую деятельность я опоздал на работу. Демьян Алексеевич, от чьего внимания не ускользает ни одна мелочь, сразу вызвал меня на ковёр. Миланы в кабинете не было.
— Ну, Снеговой, — сурово произнёс он, скрестив пальцы на столе, — будешь писать объяснительную или так всё расскажешь?
Я решил, что лучше сразу во всём признаться.
— Понима-аю, — протянул Демьян Алексеевич. — Сам был таким же. — В его взгляде появился огонёк, до этого мне не знакомый. — Стоит любить, пока ещё можешь, пока сердце не очерствело от предательств и обид.
Я сдержанно улыбнулся, наблюдая за шевелением усов начальника.
— Итак, — продолжил он после небольшой паузы. — Я не стану тебя штрафовать. Иди и продолжай свою работу.
В дверях директорского кабинета я столкнулся с Миланой. Девушка явно не ожидала меня увидеть и испуганно вздохнула. Я, испытывая ужасную неловкость, путано извинился и постарался как можно быстрее исчезнуть к рабочему месту.
Нужно объясниться с ней… Она, скорее всего, в обиде из-за моего гадкого поступка. Кавалер, и бросил даму на балу, сбежав с другой. Гадко. В этот миг я по-настоящему ненавидел себя и считал самым последним мерзавцем.
— Роман, что с вами? — Этот голос я ожидал услышать меньше всего. Рядом с моим столом стояла Алла, наш взбалмошный корректор. Каким-то чудом она оказалась в рабочем зале, изменив обыкновению постоянно находиться в своём кабинете. От того, что я давно не видел Аллу, даже позабыл о её существовании.
— Ничего, — ответил я, двинув локтем по столу и опрокинув кружку с кофе. Кофе стремительно направилось на мои брюки. — Чёрт! — воскликнул я, вскакивая.
Алла опешила, но вдруг улыбнулась и, пообещав принести салфетки, ненадолго удалилась.
— Вам, похоже, стоит выспаться, — сказала Алла, скрестив руки на груди и наблюдая за тем, как я вытираю стол.
— Спасибо, — буркнул я. — Ваши советы всегда как нельзя кстати.
Она фыркнула.
— Вы всегда такой грубиян? Я хотела поговорить с вами. Мне зайти, когда вы придёте в норму?
— Большое спасибо! — сказал я.
Алла презрительно глянула, развернулась и, демонстративно цокая каблуками, ушла в свой кабинет.
Я заметил взгляды коллег, оторвавшихся от работы, чтобы поглазеть на «экшн».
— Извините, — сказал я и сел, надеясь, что никто не станет приставать ко мне с расспросами.
История Гордомунда, принявшая неожиданный вид, висела передо мной на мониторе. Осталось добить всего пару предложений, и можно было нести работу Демьяну Алексеевичу.
6 августа 1585 Гордомунд, Ермак и 50 воинов встали на ночлег у реки Иртыш. Уже легли спать, как вдруг напал Кучум. В неравном бою погиб почти весь отряд, остались только Ермак и Гордомунд. ГГ пытался призвать силы природы на защиту, но духи предательски хранили молчание. Раненый Ермак бросился в реку и попытался доплыть до стругов, но утонул под тяжестью доспехов. Гордомунда захватили в плен, где он провёл почти год, но бежал и примкнул к русскому отряду воевод Василия Сукина и Ивана Мясного. Они направились к городу Чинги-Тура и обнаружили его заброшенным. 29 июля 1586 года основали на его месте Град.
Гордомунд лежит и смотрит в звёздное небо, но обнаруживает, что вокруг, как грибы, вырастают одно-, двух- и трёхэтажные дома. Он переместился в 1917 год. Конец четвёртой книги.
Я следил за ней в вагоне метро, сдвинув шляпу так, чтобы поля касались переносицы. А до этого шёл, паря трубкой, от самой работы до станции. Девушка шла впереди по тротуару, и огромные хлопья снега садились на её шляпку, на пушистый воротник, на сумочку, висевшую на согнутой руке… А те снежинки, каким не посчастливилось зацепиться за прекрасную леди, падали на тротуар и испарялись, встретившись с антигололёдным покрытием…
Она сидела и что-то читала, порой поглядывая в окно на новогоднее сияние ночного города. С моей позиции — среди стоящих с суровыми лицами мужчин — не было видно, какую книгу она держит в руках. Я решил рискнуть и подойти чуть ближе. Свернув газету и засунув за пазуху, двинулся вперёд. Но чтобы буквы стали различимы, нужно было подойти почти вплотную, чего я не мог себе позволить. Пришлось уповать на то, что увижу обложку, когда закроет книгу перед тем, как выйти на своей станции… И точно: Достоевский, «Идиот». Издание ещё советское, раритетное и увесистое. И как оно влезло в её сумочку?
Держась за шляпу, вышел следом за ней. Поток людей подхватил нас и неторопливо повёл к спуску с эстакады.
На улице она зачем-то обернулась и скользнула взглядом по мне и идущим рядом людям. Неужели заметила преследование? Нет, темп её шага не изменился, значит, всё в порядке. Но когда мы свернули в пустой переулок около «Муравейника», она вновь обернулась и сказала:
— Роман, вы за мной шпионите? Прошу, перестаньте, мне от этого не по себе.
Сгорая от стыда, я вышел из тени.
— Милана, прошу, простите меня.
— За это? — Она с улыбкой указала на меня подбородком. — Прощаю. Но могли быть и посмелее. У нас всё-таки уже было свидание. Бал прошёл замечательно…
— Но мы ушли порознь, — вставил я, медленно приближаясь и волнуясь, как мальчишка. — Я бы хотел извиниться…
Милана двинула плечами.
— Вновь извинения? — спросила она, делая шаг навстречу. — Это мне нужно извиняться, ведь я сбежала от вас…
Такого я точно не ожидал услышать. Нет-нет, не может быть, я, наверное, сплю. Вот стою перед ней, и она вместо того, чтобы отвесить мне пощёчину, извиняется?.. Перед тем, кто её бросил, кто провёл ночь с другой?
— Милана, вы не должны… — Я не знал, что сказать. Совесть сжигала меня изнутри. Я выпалил первое, что пришло в голову: — Ваше стихотворение было прелестным!..
— Спасибо, Роман, — сказала она. — Мы ведь уже перешли на «ты»? Подними шляпу, мне хочется видеть твои глаза.
Чуть сдвинул назад.
— Так лучше. — Девушка улыбнулась. — Идём, я расскажу, почему ушла с бала так рано.
— Куда мы… пойдём?.. — Я тупо повернулся за ней, тронувшей меня плечом и прошедшей мимо.
— В «Авеню», конечно же, — ответила она, показав свой профиль. — Ты же любишь этот ресторан, правда?
Она всё решила за меня, и я не смел противиться — Роман Снеговой понимал, что виноват, хоть Милана и думала по-другому. Этот вечер, однозначно, он должен провести с ней.
Но в «Авеню»? Ведь Катерина может быть там. Стоит ли так рисковать?
По пути к ресторану я пытался узнать, какое из заведений Града любимое у Миланы и, может, не пойти ли лучше туда? Но девушка была непоколебима. Её будто тянуло к месту, где мне вместе с ней не хотелось появляться ни в коем случае. Но в голову не приходило ничего, что могло бы изменить наш маршрут, а мои редкие предложения по этому поводу уже начинали казаться подозрительными.