Конечно, нашлись и те, кто был против такого рода варварских мер. Даже среди первой комиссии двое учёных высказали предположение, что рой следует изучить более основательно, прежде чем что-либо предпринимать. Может, насекомые Ариадны посещают Город лишь из-за того, что это постоянный ареал их сезонного размножения? И только из-за этого их нужно уничтожить? Не лучше ли перенести саму колонию на другое место, а фауну Ариадны оставить в покое?..
Естественно, переносить уже отстроенный Город никто не стал. Вместо этого учёные воспользовались достижениями современной биохимии: распылили над лесом так называемую «пыльцу», в надежде обмануть органы чувств насекомых и отвадить их подальше от людей на новое место брачных игр. Нетрудно догадаться, что и эта гуманная мера не принесла никаких результатов.
После этого было ещё множество других «щадящих» попыток выгнать рой из Города: и те же биохимические, и просто химические, и физические с применением всевозможных звуковых, магнитных, световых и прочих воздействий… Насекомые всё продолжали прибывать. Причём место их появления — гнездо или улей — к удивлению первой комиссии не мог обнаружить даже самый современный сканер. Особи будто бы появлялись из воздуха.
Наконец, спустя полгода бесплодной работы, комиссия выступила с докладом, где после зачитывания пятисот листов оправданий подвела итог: человечество столкнулось с инопланетной формой жизни, не представляющей угрозы, но и бороться с этими насекомоподобными животными «без применения летального оружия» не позволяет уровень современной науки.
На этом я заканчиваю предысторию и перехожу к событиям, в каких сам принимал непосредственное участие. Надеюсь, до этого момента читателю ещё не наскучило моё монотонное изложение.
О своём участии во второй комиссии я узнал совершенно неожиданно на одной из встреч с читателями. Тогда я рассказывал о романе «Бабочки вне Солнечной системы» в одном из биологических колледжей Лондона. Ко мне, стоящему у кафедры и взахлёб повествующему о чудесах лепидоптерологии, подошли трое в строгих костюмах и старомодных очках — в их стёклах отразилось моё озадаченное лицо. Один из подошедших показал какую-то карточку, а остальные буквально сняли меня с трибуны и под руки вывели вон из аудитории (признаться, я тогда не на шутку перепугался и начал припоминать все свои безобидные грешки). Впоследствии глава «Колониэйшн-Корпорейшн», чьи работники так бесцеремонно обошлись со мной, принёс личные извинения.
Тем не менее, я был очень польщён столь высоким вниманием к своей персоне, особенно когда узнал, что меня порекомендовал сам доктор Илван (неужели он читал мои работы?! — думал тогда я). Мне обещали личную встречу с ним ещё до отправки на Ариадну, но позже выяснилось, что знаменитый биосферолог находится в колонии и возвращаться на Землю в ближайшее время не собирается.
Состав второй комиссии оказался более чем странным. До первого собрания я предполагал, что мне предстоит работать плечом к плечу с великими учёными, заслуженными академиками институтов мирового уровня, но… вот тот самый список, что я получил на первой встрече:
Королёв Дмитрий Алексеевич, 38 лет, специалист по символам;
Аполлонский Николай Николаевич, 35 лет, лепидоптеролог (да-да, Аполлонский, автор сего отчёта);
Ро Андрэ, 87 лет, историк постмодернизма, искусствовед;
Лисицина Ксения Адольфовна, 40 лет, исследователь древних цивилизаций, культуровед, археолог;
Мор Элизабет, 34 года, космобиолог, экзопалеонтолог;
Firefox, он же Valet2332, настоящее имя — Пирк Пранк, 22 года, программист, специалист по расшифровке и взлому (одним словом — хакер).
Естественно, эти имена теперь гремят как никакие другие, но всего две недели назад о них ещё никто не слышал. Повторюсь: тогда я, увидев этих людей, был разочарован и даже возмущён: зачем в комиссии по исследованию инопланетных насекомых специалист по символам? а историк? юный программист, в конце концов?! Я понятия не имел, как буду работать с такими «коллегами», ведь никто из них даже не знал, что такое лепидоптерология! (кроме Элизабет, космобиолога. Она понравилась мне почти сразу).
Как говорилось выше, на первом собрании комиссии доктор Илван не присутствовал (к слову, он даже не вышел на видеосвязь, когда представитель «Колониэйшн-Корпорейшн» пытался его вызвать). Некто, замещающий биосферолога — пожелавший остаться инкогнито — рассказал нам о целях будущей экспедиции. Цели и без того были очевидны: установить местонахождение гнезда роя; используя опыт предыдущей комиссии найти метод избавления Города от насекомых; предотвратить повторное их появление. Также выяснилось, что не только я, но и остальные члены комиссии были подобраны лично Илваном, после чего моё отношение к «коллегам» стало более внимательным, ведь стало очевидно, что доктор явно неспроста выбрал этих людей.
Отправление на Ариадну было назначено на утро следующего дня, и мне, предвкушавшему важное мероприятие, не удалось выспаться. Всю ночь я задавался вопросами: что же обнаружил доктор Илван? для чего ему понадобились такие специфичные исследователи? неужели в его светлой голове появилось решение проблемы?..
На круглой платформе телепорта мы в полном составе стояли уже за десять минут до транзита. Нас, наряженных в представительные белые халаты учёных, попросили снять все металлические вещи и поместить их в стоящий посреди специальный контейнер, похожий на мусорную урну, и вот тут возник небольшой казус: оказалось, что у юного программиста и у старого историка постмодернизма имеются встроенные в мозг импланты — первому они нужны для ускоренного мышления, а второму, с его же слов: «для ясности ума». Да ещё и Ксения Адольфовна, испытывающая кризис среднего возраста и от этого ударившаяся в католичество, наотрез отказалась снимать нательный крест. А ведь перемещение, что вот-вот должно было начаться, отменить не представлялось возможным: сложная аппаратура настраивалась заранее на определённый момент времени и на определённое количество человек, ведь телепортация сквозь пространство в два с лишним десятка световых лет — это не на древнем рельсовом метро от станции к станции прокатиться. С киборгами вопрос решился быстро: оператор телепорта принёс им изолирующие шлемы, а вот новоиспечённую католичку пришлось уговаривать до самого момента отправления (её не устраивал даже довод оказаться обезглавленной во время транзита собственной цепочкой, кстати «освещённой самим Папой Римским»). Платформа уже начала загораться, и все с ужасом воззрились на упёртую женщину, но вот волосатая рука Дмитрия Королёва (специалиста по символам и, кстати, радикального атеиста) потянулась к её шее, ухватилась за цепочку, дёрнула и вышвырнула кусок металла вон за пределы телепорта. Спустя секунду начался транзит.
— Что вы вытворяете! — возопила Ксения Адольфовна и бросилась следом за своей святыней, но поднявшийся защитный барьер не выпустил её за пределы круга платформы. — Это же… это же…
— Это всего лишь железка, — пробасил Королёв (голос у него, скажу я вам, очень сильный). — И она только что чуть не прикончила вас. Разве вы не читали «памятку межпланетника»? — Он достал из кармана халата сложенный вдвое лист и протянул женщине.
— Нет… — Та обернулась и глупо уставилась на «памятку», затем, опомнившись, подняла пронзительный взгляд на специалиста по символам и выпалила: — Да! Читала! Вы, противный безбожник!..
— Ну-ну, милочка, зачем же так, — вмешался старик Ро, смешно поправив шлем. — Этот молодой человек только что спас вам жизнь и…
Окружающий нас холл телепортариума начал меняться. Сначала исчез единственный провожающий — оператор телепорта. Затем пропали подпирающие потолок колонны. За ними — и сам потолок вместе со стенами, полом и всем остальным, включая мир «за окном». Платформа зависла в стремительно чернеющей пустоте.
— …и наши белоснежные халаты от вашей крови, — продолжил за историка постмодернизма хакер Пирк. Его озадаченный взгляд был направлен за пределы телепорта. Впоследствии я узнал, что юноша так же, как я и как Ксения Адольфовна, впервые путешествовал на другую планету таким способом. Конечно, гражданскими телепортами, перемещающими по поверхности Земли и в пределах орбиты, пользовались все без исключения. В них-то и нательные кресты разрешены, и транзит происходит без подобных спецэффектов.
Сверху, словно одинокий софит, начал загораться красный шар. Он осветил нашу круглую платформу, и я будто оказался на сцене. Появилось чувство, что я актёр, а всё происходящее вокруг — нереальное, постановочное, бутафорное… Но странное ощущение прошло сразу после того, как мы буквально врезались в окутавший нас Город.
— Что?.. — простонала космобиолог Элизабет и, неожиданно пошатнувшись, начала падать. Удачно оказавшись рядом, я аккуратно подхватил её и привёл в вертикальное положение.
— Всё в порядке? — осведомился Королёв, тоже ринувшийся на помощь девушке.
— Да, — слабо проговорила та, подняв на меня красивые голубые глаза, — простите, у меня такое часто…
— Подпространственная болезнь! — констатировал старик Ро. — Не переживайте, — обратился он по большей части к нам, чем к пострадавшей, — через пару минут слабость пройдёт…
Только сейчас, когда опустился защитный барьер, я почувствовал удушающий смрад. Мои коллеги тоже его ощутили, сморщились и попрятали носы в воротники халатов.
В отличие от земного, телепортариум Ариадны находился под открытым небом. Площадь, где он располагался, окружали небоскрёбы классической (присущей прошлому веку) архитектуры. Их холодные бока переливались в жарких лучах Нестора, и из-за преломления света казалось, что над самыми крышами разливается северное сияние. Но вот что-то прервало его размеренное дрожание: в чистом небе Ариадны появилось огромное тёмное пятно.
— Быстро! — раздался совсем рядом чей-то грубый незнакомый голос. — Под крышу! Кому сказал — под крышу!
Кто-то схватил меня за локоть.
— Бе-его-ом! — взорвалось над самым ухом.