Бой часов разносился по огромному залу, плотно забитому гостями. Каждый господин был наряжен в строгий фрак; дамы — в великолепные карнавальные платья. На всех были маски — я не заметил ни одного открытого лица.
Моё пальто, шляпа и шубка Аллы куда-то подевались — когда мы зашли в особняк, юркие руки андроидов-лакеев опутали нас, профессионально освободили от верхней одежды и мягко подтолкнули ко входу в зал. Алла, держа меня под согнутый локоть, вела через толпу: медведи и волки, павлины и петухи, крокодилы, хамелеоны и бог весть кто ещё смотрели на нас человечьими глазами и учтиво (с поклоном) уступали дорогу. Я слышал шёпот спутницы — она отсчитывала удары.
— Девять. Десять. Одиннадцать…
Мы остановились, и вдруг Алла прижалась к моим губам своими. Я не смог отшатнуться — чувствовал давление её руки на затылок. Мог лишь, выпучив глаза, смотреть на хитрый, озорной прищур, окаймлённый черным знаком бесконечности.
Наконец Алла отпустила меня и начала пятиться. Смотря томно и с ухмылкой, она сделала прощальный жест ручкой и исчезла в ликующей толпе.
Бой часов перестал. Наступила оглушительная тишина. Ошеломлённый выходкой Аллы, я смотрел прямо перед собой на широкую мраморную лестницу, ведущую наверх, и не замечал, что взоры всех гостей направлены в ту же сторону.
По лестнице спускалась пара: невысокий тучный господин в смокинге и в маске пингвина и леди с шикарной фигурой, обтянутой белым платьем, и в маске полярной лисицы. Я узнал это платье. Похоже, Катерина получила мой подарок раньше намеченного курьеру времени.
Зал взорвался аплодисментами и возгласами ликования. Видно, гости очень любили хозяина особняка.
Магомедов остановился на середине лестницы; Катерина прижалась к нему бедром, взяв в руку что-то пушистое — свой лисий хвост, понял я.
Магомедов поднял руку, и толпа смолкла.
— Приветствую вас, дорогие гости, в своей скромной обители, — сказал хозяин дома. — Думаю, все ждут от меня новогодней речи. Но разочарую вас: я расскажу о том, что волнует больше всего меня.
Толпа молчала.
— Вы живёте в раю, — продолжил хозяин. — Вам не надо беспокоиться о завтрашнем дне. Поэтому все ваши проблемы концентрируются на одном: на поиске второй половинки, а затем на разборках с этой половинкой по поводу ваших выдуманных чувств к ней. На самом же деле никакой любви, никаких чувств не существует. Всё это — лишь в вашей голове.
В толпе произошло еле заметное движение, раздались корректные покашливания.
— Вы знаете моё жизненное кредо: освобождение. Но я не буду предлагать сразу освободиться от любви, хотя и подразумеваю это. Любовь, несомненно, нужна, чтобы род человеческий продолжал существовать. Природа, так сказать, не глупа. Но человек имеет право выбирать, что ставить целью жизни: её продолжение, или же что-то другое. Любовь навязана человеку. Природой, обществом, эгоистичным геном. Большинство людей, особенно в современном мире, живут только ради неё.
— Магомедов асексуал, — прошептала в моё ухо вдруг появившаяся рядом Алла. — Он освободился и от влечения, и от любви.
— Что?..
Меня поразила даже не сама откровенность, а то, с какой простотой Алла говорит о таких, казалось бы, стыдных вещах.
— Он у нас homo novus, — невозмутимо шептала она. — Не испытывает сексуального влечения ни к кому и ни к чему. Думаешь, с чего бы он стал отрицать любовь?..
— Мне кажется, — шепнул я в ответ, — его не любили девушки, коих он желал, вот и обозлился.
— Нет. — Алла хихикнула, прикрыв рот ладонью. — Просто ты дурачок и ничего не понимаешь.
— А что я должен понимать?
— Что ты — в плену своих страстей. — Алла вдруг стала серьёзной и во весь голос проговорила: — Освободись!
— Именно! — подтвердил её слова Магомедов, всё вещавший с лестницы. — Освободись! Вот, что мы должны сказать этому городу!..
— Но Катерина… — шепнул я Алле.
— С Катериной у него нет любви. Лишь привязанность, взаимовыручка, дружба, договор. — Она критически глянула на певицу. — Настоящей любви между мужчиной и женщиной без влечения не бывает. — Алла замолчала, но вот, приблизившись неприлично близко, так, что я почувствовал её грудь, прижавшуюся к моей руке, сказала: — А Магомедов почти освободил её из этого плена чувств, но…
— Но?..
— Появился ты.
На нас уже смотрели стоящие рядом гости — их маски застыли, через щели блестели глаза.
— И что она в тебе нашла? — спросила Алла. — Даже целоваться не умеешь. А, может, ты хорошо…
Она отпрянула и закусила нижнюю губу, показав ровные блестящие зубы, взяла меня за руку и куда-то потащила. Толпа вновь учтиво расступалась.
— Хватит! — вскричал я. — Хватит с меня! Я ухожу!
Я остановился и выдернул руку. Алла обернулась, улыбнувшись уголком рта и подмигнув, но не замедлила шаг, и вскоре толпа учтиво проглотила её.
Нужно было продвигаться к выходу, но маски зверей вдруг насупились: теперь они не собирались меня пропускать. А Магомедов что-то рассказывал, энергично жестикулируя. Его маска обращалась то к одной половине зала, то к другой. С его уст срывались такие идеи, что любой нормальный человек давно бы уже ушёл, заткнув уши ладонями, в клозет мыть руки от брезгливости. Он предлагал избавиться от любви. Видите ли, это тюрьма, где заточила нас природа. Чуть ли не предрассудок, воспетый в веках великими поэтами, писателями, художниками, артистами. Теперь я понимаю, почему свои книги он заказывает, а не пишет сам — с такими безумными, нелогичными идеями писателем точно не стать.
— Куда же ты, кролик? — сказал кто-то из гостей. Остальные подхватили:
— Не уходи!
— Тебе скучно с нами?
— Пропустишь самое веселье!
— Выпей чаю. — Мужчина в маске петуха протягивал мне чашку.
— Чёрт бы вас всех… — пробормотал я, уже поняв, что просто так уйти не получится.
— Избавьтесь от животного чувства, — вещал Магомедов, — и вы получите свободу от страданий! Вы перестанете тратить драгоценное время на поиск второй половинки, на свидания с нею, на бытовые склоки. Вы сможете заняться чем-нибудь по-настоящему важным: искусством, наукой, путешествиями… Вы поймёте, что в прошлом были унижены, живя ради другого человека, ради любимого, или же страдая от одиночества. Вычеркнете любовь из своей жизни и освободитесь от заточения!
— И перестанете быть человеком, — пробормотал я и начал распихивать локтями гостей, прорываясь к выходу.
Но тут остановился. Катерина… Она всё так же стояла рядом с этим лжефилософом. В платье, подаренном мной. И в маске.
Я развернулся и направился к лестнице — теперь гости не препятствовали мне. Наоборот: они одобрительно кивали, кто-то даже похлопывал по спине. Будто сектанты, принявшие нового члена в своё братство.
— Кат… Катерина! — выкрикнул я. Затем перевёл дух и постарался успокоиться, чтобы перестать заикаться. — Катерина!
Она повернула маску на меня. Я уже был у подножья лестницы.
— О-о, кролик! — сказал Магомедов. — Знал, что ты придёшь.
— Катерина, — сказал я, поднимаясь и не отрывая взора от её изумрудных глаз. Маска жала на лицо, я сорвал её и бросил на ступени. — Я за тобой. Уйдём отсюда.
Она молча смотрела на меня.
— Роман, — сказал Магомедов, положив пухлую руку на талию певицы. — Не устраивай сцен в моём доме.
— Катя, — сказал я, остановившись за три ступени от неё. — Послушай меня. Я тебя люблю (возгласы удивления из толпы позади). Идём со мной. — Я протянул руку, но маска лисы была непроницаема. — Да сними же эту маску! — вдруг выкрикнул я.
Рука Катерины дрогнула. Она потянулась к лицу, взяла маску за подбородок и медленно отвела в сторону. Моё сердце вздрогнуло, когда я увидел любимые черты. Катерина разомкнула губы, моргнула и, чуть подождав, сказала:
— Роман, я не люблю тебя. Я не люблю никого. Я… — В её взгляде что-то дрогнуло. Она смотрела на меня со странным выражением. — Прости.
Моя протянутая рука начала опускаться. Но вот, мотнув головой, я сказал:
— Нет. Я не верю тебе.
Мои ноги сами понесли меня вперёд.
— Не подходи, — твёрдо сказал Магомедов.
Но я небрежно оттолкнул его и взял Катерину за руку.
— Я не пойду с тобой, — сказала она с серьёзным лицом, но вдруг улыбка тронула её губы.
— Тогда, — сказал я и подхватил певицу на руки — она коротко взвизгнула и обхватила мою шею.
— Опусти меня!
Я не нашёл ничего лучше, чем спросить:
— Тебе понравилось платье?
— Дурак! — вскрикнула она, но резко замолчала, смотря куда-то в зал. Я проследил её взгляд и увидел…
— Где детонатор?! — разнеслось по особняку. — Вергилий, отвечай!
Подле лестницы стоял Валентин. Верхнюю половину его лица скрывала маска летучей мыши. В руках он сжимал пистолет.
— Роман! — крикнул Валентин. — Хватит её тискать! Она его сообщница!
— Что?! — вскричала Катерина.
Я аккуратно опустил её, но продолжал прижимать к себе. Девушка не сопротивлялась.
— Где детонатор?! — вновь спросил Валентин, нацелив оружие на Магомедова — в толпе раздались испуганные вопли.
Магомедов, развалившийся на лестнице — упал от моего толчка, — подтянул ноги и сел.
— Какой детонатор? — осведомился он. — Коля, я не понимаю, о чём ты.
— Не валяй дурака, Вергилий. — Валентин начал подниматься. — Ты собрал всех этих людей лишь для того, чтобы пополнить свою армию поработителей города! Ни один нормальный человек не пойдёт за тобой, поэтому ты приготовил газовую зомбирующую бомбу. Последний раз повторяю: где детонатор?!
Валентин стоял над Магомедовым и целился ему в лицо. Под дулом пистолета разговаривать непросто, но хозяин дома всё же собрался с мыслями и выдавил:
— Ты всё равно меня не убьёшь.
— Где детонатор?!
— Его не существует.
— Где он?!
— Нужно уходить, — шепнул я Катерине. Она кивнула, но вот, опомнившись, сказала:
— Я никуда с тобой не пойду. Ты стрелял в меня. — Она попыталась высвободиться, но я крепче прижал её к себе.