— Через два квартала отсюда. — Милана указала подбородком куда-то вперёд. — Квартира на двадцатом этаже.
— Вас, наверное, ждут, беспокоятся…
Милана хихикнула и хитро глянула на меня. Это было так мило, что я не смог сдержать улыбки.
— Мой кот слишком ленив для того, чтобы переживать обо мне, — сказала девушка.
Я подумал: «Кот? Она и вправду имеет в виду кота, или так ласково называет своего мужчину?»
— А как зовут вашего… кота? — поинтересовался я.
— Маркиз, — ответила Милана и, добавив «де Карабас», звонко рассмеялась.
Я усмехнулся, оценив её юмор, и пробормотал:
— Всё-таки кот…
— А где вы будете праздновать новый год? — неожиданно спросила девушка.
— А-эм… — опешил я. — Думаю, как обычно: в «Авеню». У меня там столик…
— Значит, вместе с дамой… — прошептала Милана, но я опроверг её поспешный вывод:
— Нет, один, — сказал я, уверенно взглянув на девушку. — Но если кто-нибудь составит мне компанию…
Текутьевский бульвар закончился. Мы перешли по светофору на соседнюю улицу и направились дальше. Справа от нас почти бесшумно проносились электромобили, над ними по рельсовой эстакаде проплывал состав метро. Из динамиков на фонарях доносилась приятная джазовая мелодия, играл саксофон. И медленно, в такт музыке, падал снег.
— Вы не против? — спросил я, доставая трубку.
— Нет, что вы, — сказала Милана, с подозрением глянув на предмет в моей руке. — Дымите на здоровье.
— Не на здоровье, конечно, — проговорил я, выпуская черешневый пар, — но в удовольствие.
Девушку смутила эта фраза — я заметил появившийся румянец на её бледных до этого щеках. И тем не менее она спросила:
— Вы когда-нибудь пробовали настоящий табак?
— Нет, — ухмыльнулся я, держа трубку в уголке губ. — Это же запрещено.
— А я пробовала…
Даже закашлялся от удивления.
— Милана! Никогда бы не подумал, что вы…
— Давай на «ты», — с улыбкой сказала девушка и остановила меня, взяв за рукав. Я повернулся к ней и посмотрел в хитро сощуренные глаза. — Я же шучу! — засмеялась она и неожиданно прильнула к моей груди. — Ты такой доверчивый, Рома…
Я смущённо кашлянул, но всё же ответил на объятия Миланы (в то мгновение, когда мои руки тронули её плечи, она вздрогнула и коротко вздохнула, словно именно этого желала весь прошедший вечер).
— Мой дом следующий, — сказала она, подняв на меня глаза. — Девяносто второй.
— Идём? — сказал я, ободряюще улыбнувшись.
Девушка медленно отстранилась, и я почувствовал в своей руке её руку. Тут же ощутил, как краска начала заливать лицо.
Такого поворота я не ожидал и даже не допускал в самых смелых грёзах. Неужели девушка… сама… без цветов и подарков… без свиданий… да ещё и так быстро?..
— Ты живёшь в «Муравейнике»? — Только сейчас я понял, куда ведёт меня Милана.
— Да, — ответила она. — Чудесно, правда? Только не называй его так. — Она чуть надула губки, будто обидевшись. — Ты посмотри, какой он красивый!
И правда, «Муравейник», как называют его горожане, после недавней реконструкции выглядел впечатляюще. Мало того, что обзавёлся огромными голубыми витражами, где днём отражаются облака, а ночью — городские огни, так ещё и вырос почти в два раза. Всё, что осталось от четырнадцатиэтажной коричневой махины периода застоя, так это волнообразная форма фасада.
— Нам сюда! — Она потянула меня в ближайший двор. Тот был так же ярко освещён, как и улица, где мы недавно шли. Впереди на детской площадке, тонущей в золотых лучах фонарей, стоял небольшой зАмок, построенный из ровных ледяных глыб. Сквозь прозрачные стены было видно, как внутри двигаются маленькие тени. До слуха доносились радостные крики и смех.
— Красиво у вас здесь, — сказал я, убирая трубку в карман. — А в моём дворе — большая ледяная горка. Симпатичная, между прочим. Местный скульптор очень постарался.
— Было бы интересно посмотреть, — сказала Милана, стрельнув в меня взглядом. — А вот и мой подъезд.
Мы остановились у крыльца. Девушка повернулась ко мне и заглянула прямо в лицо. Я увидал её ангельские голубые глаза, чуть скрытые вуалью, и понял, что эти глаза просят поцелуя. Я бросил взгляд на её чуть разомкнутые блестящие губы, приблизился, ещё… и вдруг почувствовал запах алкоголя.
— Милана! — удивлёно воскликнул я, выпрямляясь. — Вы что, пили?
— Если только чуть-чуть. — Девушка застенчиво улыбнулась и виновато опустила взгляд. — С подружками… — И вдруг неожиданно спросила: — Рома, может, поднимемся ко мне? Поужинаем? Я такую курицу приготовила…
Это предложение не особо удивило меня, до сих пор ощущавшего тепло руки девушки, и я уже хотел с готовностью ответить, как почувствовал вибрацию мобильника.
— Извини, — сказал я, высвобождая руку и извлекая из кармана телефон. Звонил сам хозяин «Авеню» Павел.
— Роман! — раздалось в трубке. — Извините меня за то, что беспокою в столь поздний час, но вы забыли у нас свой блокнот. Не переживайте: всё в полной сохранности. В противном случае я, как ответственное лицо, обязуюсь возместить…
— Хорошо, Павел, — ответил я, левой рукой проверяя карманы и убедившись, что блокнота действительно нет. — Сейчас же забегу.
Отключив разговор, я наткнулся на разочарованное лицо Миланы. Но мне ничего не оставалось, кроме как извиниться, пообещать, что в следующий раз обязательно загляну, и поспешно ретироваться в направлении ресторана.
И вот я дома, провожу бессонную ночь за написанием этих строк… и всё думаю о тебе, моя Катерина.
Я бы прямо сейчас сорвался к тебе, ведь так жажду увидеть… Но эта проклятая работа — на неё ехать уже через пару часов — эти ненавистные дела, какие-то обязанности… и ведь всё это пшик, бессмыслица, глупость в сравнении с тем, что я чувствую к тебе, в сравнении с тем, что творится в моём сердце. Я вспоминаю тебя.
Вспоминаю твой голос. Он ласкает слух, и нет прекрасней ничего, чем слышать его… Будто кристально чистый ручей, будто щебет райских птиц, будто… нет, это несравнимо. Я влюблён в твой голос.
И глаза. О, этот изумрудный омут, в них сама бесконечность. Хочется смотреть в них, хочется видеть в них отражение собственных глаз, так близко, ближе, ещё… Я влюблён в твои глаза.
И губы. Они притягивают, и хочется прикоснуться к ним своими и почувствовать твою медовую сладость… Но это всё лишь мечта. Я влюблён в твои губы.
И руки. Они так нежны, я знаю. Хочется приложить твою ладонь к своей щеке, почувствовать её прохладу, ласку, любовь… и хочется просто держать твою ладонь в своей, чувствовать, что ты рядом… и не отпускать. Я влюблён в твои руки.
Я влюблён в тебя, Катрин. Твоё имя ласкает мой слух. Ка-трин. Имя прекрасной нимфы. Нет любимей его. Произношу быстро, медленно, нараспев, по слогам… что-то происходит в сердце моём при первом же слоге. Ка. трин…
Я рассказывал, что кроме дневника пишу рассказы. Считаю их научно-фантастическими, но мои беты (пара одногруппников, кому отправляю тексты почитать) считают, что это просто фантастика. Не в смысле, что очень хорошо, а в смысле, что научного в них ничего и нет!
Не согласен. Поэтому решаюсь, наконец, представить своё творчество широкой публике, чтобы подтвердили: это твёрдая НФ! И вот — мой первый рассказ, называется «Слава СССР!» Его, на минуточку, в своё время взял журнал «Фантастический мир». Правда, только в литературное приложение. Приложение это можно увидеть на их сайте. В самом журнале есть ссылка на сайт. Вот так всё запутано, поэтому не удивлюсь, если никто не читал.
Глава 2 (2/2)
Слава СССР!
«Коммунизм есть высшая, против капиталистической, производительность труда добровольных, сознательных, объединённых, использующих передовую технику рабочих».
В.И.Ленин
— Сколько можно! — кричит мать. — Посмотри на брата: уже семь планет Завоевал! Зарабатывает, отцу помогает, а ты опять экзамен завалил! Бездельник и балбес!..
— Ой, ма, прекращай, — равнодушно говорит Пирк, уголком губ посасывая из трубочки коричневатый густой коктейль. — Сдам я эту планетологию, чего там…
Он сидит в удобном чёрном кресле, закинув скрещенные ноги в подкованных башмаках на прозрачный стол. По поверхности стола бегают голограммы крохотных человечков. Они прячутся за призрачные укрытия, стреляют из лучемётов, перекатываются, ползут, вскакивают и идут друг на друга в рукопашную.
— Сдашь ты… — Мать стоит в дверном проёме, уперев руки в бока. Чёрный с ломаной красной линией халат обтянул её футляром. Насупившись, мать смотрит на затылок сына.
— Сдам! — отзывается Пирк и вновь натягивает наушники. В мозг врезается любимая грохочущая мелодия, хриплый голос завывает.
— Как ты сдашь, если снова ничего не учишь?! Вот расскажу отцу, так он тебе… — Мать, поняв, что сын не слышит, замолкает, закипает.
Бормоча «Ни во что мать не ставишь» и «Кого я только родила» она подходит к столу, проводит над ним рукой, и поле боя растворяется. Пирк поднимает на неё удивлённый взгляд. Видит, как сверкают острые глаза, как шевелятся напряжённые губы, и ему кажется, что хриплый голос певца доносится из-за них.
Голос под звон железа и глухой стук переходит в душераздирающий вопль, но резко замолкает — мать срывает с головы сына наушники и швыряет их об стену. От неожиданности Пирк дёргает рукой со стаканом — коктейль проливается на белую с орнаментом футболку, капли летят на серые штаны с тучей карманов.
— Какого… ты меня не слушаешь?! — вопит мать, да так, что звенит в ушах.
— Ма, ну чего ты… — говорит сын, ставя стакан и пытаясь оттереть жидкость с одежды.
— Твой наставник! — продолжает мать, не убавляя звук. — Говорил! Что ты самый бездарный ученик! Что место тебе! в шахте на отцовской планете!
— Не прочь достать немного алмазиков на новые наушники, — с усмешкой говорит Пирк, встаёт и тут же звонко получает ладонью по уху. В негодовании оборачивается, смотрит на мать. Та испуганно и удивлённо глядит на свою руку, будто та сама, не по её желанию…