INSEAD в Фонтенбло, Франция (я не смогу передать ее акцент).
– То есть вы новый управляющий? – уточнила Матрона, занимая оборону.
– Совершенно верно, и у меня есть примерно три месяца, чтобы восстановить финансовую стабильность и получить кредит от «Мидленд-Банка».
– Очешуеть! – вырвалось у Салли-Энн, она подхватила словечко у меня, но произносила его совершенно невнятно.
Новость в целом казалась хорошей, хотя незнакомые слова звучали уж очень по-иностранному из-за акцента сестры Салим, который я не могла определить, но, должно быть, угандийский или немецкий, но, может, и голландский.
Она сразу стала звать меня Лис. Не Лиззи, не даже Лиз, но Лис, «с» на конце. И мне очень понравилось.
Мы все взопрели, готовя для сестры Салим бывшую комнату сестры Хилари. Сестра Хилари оставила несколько книг и автоматическую чаеварку. Сестра Салим предложила Матроне забрать чаеварку, если хочет, но книги оставила себе – две Агаты Кристи, книжку про сов и книжку с картинками под названием «Мисси Мейденс и бегуны в масках» с картинками, где на обложке целовались девушки в чулках, а рядом с ними стояли мужчины в масках.
Потом мы пили кофе, и Хозяин вместе с нами. Сестра Салим коротко и четко посвятила нас в план реабилитации бизнеса, пока мы, склонившись над тарелками, поедали ананас из ее фруктовой корзины, который она разделала мясницким тесаком. Хозяин сидел с осоловевшими глазами в пижаме, расстегнутой до пупа; ананас он не попробовал, зато курил «Житан», чтобы не уснуть.
Планируется несколько различных фаз, объясняла сестра Салим – вероятно, всего пять, – и каждая фаза подразумевает различные корректирующие мероприятия, и к окончанию их «Райский уголок» окажется в гораздо лучшей фазе (она сказала «фасе»).
– Через двенадцать недель мы, возможно, и не получим больших прибылей, – говорила она, – но тенденция к падению будет преодолена и создана прочная основа для будущего роста.
Вот так она говорила. Оптимистично, но одновременно утомительно – больше ничего в голову не приходило.
В свое официально первое утро сестра Салим некоторое время провела в хозяйском закутке, просматривая медицинские документы пациентов.
Персонал пригласили для краткой беседы, перед кофе, во время которой сестра Салим выбранила нас (особенно Матрону) за ведение медицинской документации, которое она определила как «неадекватное и бестолковое», и дала нам небольшой урок менеджмента и документооборота.
Затем, когда пациенты цедили свое утреннее питье и переговаривались друг с другом, она внезапно появилась в гостиной.
Вообще-то Эйлин или Матрона должны были дать какой-нибудь предупредительный сигнал, но они и сами оказались не готовы. И вот сестра Салим уже здесь, прямо перед камином, – подбородок вздернут, ноги чуть расставлены, на лице улыбка. Ни один человек – ни из персонала, ни из пациентов – не видел, как она вошла в комнату, и все дружно подпрыгнули, когда ее голос пророкотал:
– Меня зовут сестра Салим.
Охи, вскрики, кто-то поперхнулся кофе, зазвякал фарфор, когда чашки поспешно роняли на блюдца, и кашель, и поперхивание, и чувство легкой паники.
Сестра обошла гостиную, пожимая руки и присаживаясь на корточки между креслами перекинуться словом с пациентами. После ланча у нее состоялись более обстоятельные беседы с некоторыми из них – в смежной комнате. А после чая она еще раз обошла гостиную и острой картофелечисткой аккуратно срезала каждую ороговевшую мозоль. Это было абсолютно выдающимся деянием, и если у вас натоптыши, то вы все поймете, а если нет – ну, вам повезло.
Не могу отрицать, что вначале многих пациентов тревожило ее иностранное происхождение. Мистер Блант высказал вслух нечто не слишком доброе об иностранцах, а Эйлин напомнила ему, что сестра Салим прибыла из-за границы, чтобы жить здесь, в Англии, так что она не такая плохая, как обычные иностранцы (которые живут за границей). Мистер Блант возразил и сказал, что он предпочел бы, чтобы они оставались там, откуда приехали.
Мисс Тайлер спросила у сестры Салим, тоже вслух, из какого она племени, и все затаили дыхание. Ответ сестры Салим прозвучал как изысканно сформулированное оскорбление, но, вероятно, это была шутка, потому что она сама скорчилась от смеха.
Однако прошло немного времени, и пациенты оценили присутствие заботливого, разумного, авторитетного руководителя, поскольку их пугал нескончаемый хаос. Но как бы пациенты ни симпатизировали ей лично, почти все они невзлюбили ее брючный костюм. Некоторые говорили, что даже смотреть не могут на ее нижнюю половину.
В перерыве на чай для персонала в свой первый официальный рабочий день сестра Салим сказала, что у нее был «супер-пупер день» и очень конструктивный. Но потом, сделав несколько глотков чая и прочистив нос, она поделилась важными новостями относительно двух наших джентльменов.
Во-первых, мистер Симмонс попросил пресечь любые попытки его падчерицы навещать его, и если он не сменит гнев на милость, то придется удовлетворить его требование.
Во-вторых, мистер Мерримен, выздоравливающий пациент из комнаты номер 7, в ближайшие дни покинет «Райский уголок».
Сестра Эйлин в несколько агрессивной манере потребовала объяснений – ее смутило, что результатом первого якобы триумфального рабочего дня сестры Салим стала утрата одного из самых выгодных пациентов, который жил с отдельной ванной комнатой и выписывал целых два журнала.
Сестра Салим мягко объяснила, что мистер Мерримен не чувствует себя счастливым в «Райском уголке».
– Некоторые обстоятельства выбивали его из колеи и огорчали, и он намерен съехать, – сказала она. И все.
Матрона отлично сумела скрыть свое разочарование, но я знала, что это был камень в ее огород.
15Восемь таблеток анадина[26]
Несмотря на то что я привыкла к хаосу в «Райском уголке», прибытие сестры Салим принесло мне облегчение. Дела пошли в гору, и хотя возникли некоторые сложности – например, обязанность работать как следует, – я понимала, что это необходимо, и уже имела подобный опыт перемен, когда мой отчим, мистер Холт, переехал к нам и начал требовать, чтобы мы чистили свои ботинки и смывали в туалете, ну и всякое такое. И хотя поначалу все эти требования казались дурацкими, постепенно мы привыкли. Сестра Салим производила ровно такой же эффект, и мы все понимали, что пациенты и персонал только выиграют от перемен и дела пойдут лучше. И все станет так же прекрасно, как было до ухода Жены Хозяина. Или даже лучше.
Фаза Один началась уже на следующее утро и предусматривала, что сестра Салим будет сидеть в закутке Хозяина и внимательно изучать каждую бумажку, обнаруженную в здании. Смысл был в том, чтобы получить ясную картину финансовой ситуации.
– Я намерена ухватить кота за хвост, – заявила она, имея в виду, что начнет с бумажной работы, но остальные не уловили смысл и принялись оглядываться в поисках кота.
Битых три дня она просидела в офисном кресле Хозяина, перечитывая в полумраке документы. Иногда она крутилась вместе с креслом и громко зевала. Это были настоящие зевки, не те фальшивые зевочки, что имитировала Миранда, когда хотела покрасоваться или соврать. Зевки сестры Салим были, очевидно, последствием поверхностного дыхания – вероятно, от скуки – и необходимостью получить порцию кислорода для легких. Я это знала из уроков биологии и потому что интересовалась природой зевоты.
На улице было слишком светло, и сестра Салим опускала жалюзи, так что свет проникал внутрь сквозь узкие щели. Мы по очереди приносили ей чай и кофе и лаймовую настойку со льдом. Один раз она спросила, не буду ли я добра принести ей молока с ромом.
– Только не «Бакарди», – уточнила она. – Возьми «Майерс» из моей корзинки.
Клубы сигаретного дыма висели в жарком воздухе. Бумажная пыль и запах чернил расползались по всему дому и напоминали мне, как я в детстве сидела у батареи отопления в библиотеке и читала «Волшебника из страны Оз» Фрэнка Баума, книжка была восхитительна, и я читала ее всю зиму и рекомендую всем, неважно, понравился вам фильм или нет. Впрочем, особенно если фильм вам не понравился.
На третий день за чаем сестра сообщила, что такси для мистера Мерримена вызвали. Мне велено было взять его чемоданы и помочь ему спуститься в холл. Приехала машина, чтобы отвезти его в «Новый лужок». Матрона не вышла попрощаться.
К концу четвертого дня – или это был уже пятый? – сестра приняла восемь таблеток анадина (четыре раза по две), три порции рома с молоком и надела очки. И все мы приняли по стакану рома с молоком – за исключением Миранды, которая не употребляла ни рома, ни молока (подражая Майку Ю).
Сестра Салим выдала свой стресс, оскорбив хозяйский автопортрет Рембрандта.
– Кому пришло в голову повесить здесь этого напыщенного идиота? – поинтересовалась она.
Эйлин поспешила на помощь и прикрыла его сувенирным чайным полотенцем из торгового центра в Ист- Килбрайд, где у Матроны имелся приятель.
Время от времени сестра Салим выныривала из хозяйского закутка, чтобы позвонить своей кузине, конфиденциально, из хозяйской гостиной. А один раз, возвращаясь в закуток, она пригласила Матрону. Как вы знаете, закуток был не самым укромным уголком, запросто можно было притаиться неподалеку и подслушать, о чем там говорят. Так мы и сделали.
У сестры имелась куча претензий к Матроне. Во-первых, на нее поступило множество жалоб – от персонала, пациентов и широкой общественности – по поводу недопустимых физиологических аспектов поведения Матроны в отношении ряда пациентов мужского пола.
– Не понимаю, о чем это вы, – огрызнулась Матрона. – Кто, где, когда?
– Мистер Мерримен, кафе «Риальто» в Лестере, где за его счет вы употребили ланч из трех блюд; бывший обитатель пансиона мистер Гринберг, которого вы грубо домогались на парковке фабрики «Витабикс», – продолжала сестра, явно зачитывая по бумажке. – И мистер Фримен на концерте Гилберта и Салливана в церкви Святого Иакова Старшего. Мне продолжать?