Я внезапно поняла, что мама и сестра уже не плачут, а говорю только я и слышу свои собственные горькие слова и рыдаю в ладони. И мама сказала:
– Лиззи, Лиззи.
Сестра сказала, как чудесно все обернулось (если подумать) и как нам повезло, что мистер Холт прекратил наше падение, а мама ловко вынудила его завести еще одного ребенка. И этот ребенок такой же прелестный, каким был бы Колокольчик. Никто из нас не говорил, что Колокольчик сейчас на небесах или другую подобную чушь, но мы поняли, что горе поблекло. Мы шмыгнули, вытерли носы и глаза, и я завершила свой скорбный плач.
– Но ты сможешь справиться с этим, – спросила сестра, – на годовщину?
– Нет, – честно ответила мама. – Не смогу.
Поэтому мы вернулись в Маркет-Харбороу – с красными лицами и поникшие, – чтобы выбрать другое свободное время, на несколько дней позже. И, к счастью, время нашлось – единственное на много-много недель, поскольку кто-то отменил ранее заказанное, гораздо более востребованное субботнее утро.
Мистер Холт целиком и полностью доверил маме всю организацию мероприятия и составление списка гостей. И тогда мама сократила список до минимума и не пригласила его родителей, потому что они могли почувствовать себя обязанными, и вообще из Норфолка им далеко ехать. Мама никак не могла решить, кого же пригласить, и у нее ушло около часа и две чашки эконом-кофе на составление списка из восьми примерно человек, включая милую пару через дорогу – Алистера и Сару (единственные либералы в радиусе десяти миль), семью Джеффа и Бетти из «Подснежника», которые не были либералами, но все равно милые, Дино – шофера фургона, мисс Келлогг, нашу бывшую няню Кэрри Фрост и самого младшего маминого брата.
Мне показалось, что людей маловато, и я предложила добавить несколько имен.
– Пригласи подруг, – посоветовала я.
А мама сказала, что у нее нет подруг, с тех пор как Селия Уотсон ушла в менопаузу и на нее больше нельзя положиться.
– А миссис Гудчайлд, которая через дорогу, и ее муж и малыш Бобби? – предложила сестра.
Это было как помахать красной тряпкой перед глазами быка. Мама взревела:
– Что вы все, мать вашу, зациклились на этой долбаной тетке?
Странно, что мама разоралась на сестру, потому что зациклилась-то на миссис Гудчайлд она сама.
Я предложила кандидатуру Мелоди Лонглейди, но ее панковский вид слишком вызывающ для церемонии, и потом, я хотела бы пригласить Миранду. Но тогда откротся шлюзы: если Миранда, почему тогда не Салли-Энн или (боже упаси) Матрона и сестра Салим, а там и Карла, мать ее, Б, с ее голым пупком? Хотя идея довольно забавная, но мысль увидеть их всех в моем собственном доме, разглядывающими мамины рисунки лошадиных голов (а теперь еще и человечков), снимающими с полок книги, играющими в дартс и обсуждающими оригинальный лоскутный ковер… нет, невыносимо. Отказать.
Потом возникла идея чаепития. Мы с мамой и сестрой позвонили в «Медный чайник» в пригороде разузнать, что там предлагают, но когда хозяин назвал цену за самый простой закусочный стол на четырнадцать человек – с бокалом «Блю Нан» или бутылкой пива на персону – больше сотни фунтов, мы чуть в обморок не грохнулись, а мама назвала это «абсурдным». Потом мы с сестрой представили, как готовим закуски сами, дома, а Либеральную Даму через дорогу просим приготовить меренгу «Павлова», которой она вечно похваляется, но тут мама застонала и сказала, что нет, она этого не вынесет. Я в шутку прикинула, не попросить ли Майка Ю доставить яйца фу-янг, сделать домашний сок и пунш на основе виски с плавающими в нем кусочками яблока, но это казалось неприличным, хотя от самой мысли приятно защекотало внутри.
20Метадон[38]
Сестра Салим вместе с Эйлин и Салли-Энн изучала карточки пациентов. Она расспрашивала о назначениях, симптомах, дозировке препаратов и противопоказаниях, опиоидах, непереносимости опиатов, расширении сосудов и передозировке у пациентов с высоким кровяным давлением. Стало ясно, что сестры не знают ничего толком ни о лекарствах, ни на самом деле о самих пациентах – в медицинском смысле.
А увидев под лестницей тележку с лекарствами, уставленную коричневыми пузырьками и открытыми коробочками с таблетками (часть таблеток рассыпана вокруг, словно драже на праздничном торте), сестра Салим взорвалась.
Никогда в жизни она не встречала подобного непрофессионализма, орала сестра. И речь не только о тележке с лекарствами, она имела в виду все заведение в целом, «все насквозь прогнило» – выражение, которому она научилась у мистера Симмонса.
Сестра Салим остановилась, обратила глаза к небу и глубоко вдохнула. Из-за угла робко высунулся Хозяин, и она напустилась на него.
– Как вы могли такое допустить? – заорала она.
– Не знаю, сестра Гулагонг, – затрепетал он. – Все вышло из-под контроля, когда моя половина покинула меня.
Мы переглянулись, подумав, что сестра Салим должна обратить внимание на его фрейдистскую оговорку, и понадеялись, что она снизит напор, осознав степень его безумия.
– Вы не имеете права называть это место лечебным заведением, – заявила сестра Салим. – И прекратите называть меня сестра Гулагонг.
Сестра тут же установила современную систему обращения с медикаментами, которая требовала, чтобы лекарства хранились в закрытом шкафу, а ключ – у нее на поясе (или у Эйлин), и провела для нас краткий курс по лекарствам, чаще всего назначаемым пожилым пациентам. Таблетки принимают строго за завтраком, потом перед кофе и на ночь с теплыми напитками.
Матрона крайне отрицательно отнеслась к правилам про лекарства. До того момента она неплохо относилась к сестре Салим, как я уже говорила, но новые правила вывели ее из равновесия.
– Ради всего святого, мы же не чертова громадная больница, мы всего лишь пансион с кучкой несчастных стариков на мочегонных.
К счастью, на следующее утро у сестры Салим нашлись хорошие новости для персонала. К нам приезжал новый пациент. Мистер Годрик (по направлению семейного врача) прибудет к нам примерно через две недели восстановить здоровье после небольшой хирургической процедуры.
– Надолго он задержится? – спросила Матрона, старательно изображая незаинтересованность.
– До полного выздоровления, – ответила сестра Салим, строго глядя на Матрону. – Если мы сумеем не передозировать ему опиаты.
– Но примерно на какой срок? – поинтересовалась Эйлин.
– По меньшей мере на пару месяцев, – сказала сестра Салим.
Это хорошая новость, повторила она, и одно это могло бы сдвинуть нас туда, куда она хотела бы, в смысле бизнеса, а если мистер Годрик задержится дольше, так и вообще могло бы развернуть удачу к нам лицом, тем более что некоторые пациенты помогают нам, и больше нет необходимости срочно искать кухарку или прачку.
– И еще, – с легкой гримасой добавила сестра, – нам позволили слегка поднять тариф, поскольку он приедет со своей собачкой.
Мы завизжали от восторга. Сестру Салим такой энтузиазм растрогал – она решила, что нас обрадовала новость о собачке, а вовсе не об увеличении дохода. Мы чокнулись кофейными чашками и поздравили сестру Салим с заключением прибыльного договора. Матрона глазела в окно, погруженная в свой собственный мир.
Но оставался небольшой вопрос, который необходимо было решить до прибытия мистера Годрика. Важный вопрос – куда его поместить. Мистер Годрик желал тишины и покоя в комнате наверху, и ему нужна была своя отдельная ванная по причине ограниченной подвижности.
– Некоторые места стоят дороже, – напомнила сестра. – Какую комнату, – спросила она, глядя на Эйлин, – вы считаете лучшей в этом заведении?
Мы хором загалдели. Эйлин сказала, что она думает про маленькую гостиную, которую переоборудовали в мужскую двухместную палату. Оттуда вид на сад и легко пройти в общий зал. Миранда сказала, что в комнате номер 8 есть отдельная ванная, и камин, и вид на пруд.
– А что насчет комнаты номер 9? – спросила сестра Салим.
И мы замолчали. Комната номер 9 – это владения леди Бриггс. Комната, конечно, милая, но она совсем не годится. Это комната леди Бриггс.
– Это комната леди Бриггс, – сказали мы.
– Да, но, теоретически, это же лучшая комната во всем доме? – настаивала сестра Салим.
– Да, – согласились мы. – Именно так.
А потом сестра сообщила, сколько платит леди Бриггс.
– Судя по документам, леди Бриггс не платит абсолютно ничего.
– Такого не может быть… – изумилась сестра Эйлин.
– Да, – перебила ее Матрона. – Первые пациенты платили вперед, и она, должно быть, заплатила, она тут уже много лет.
– Ну, в таком случае не думаю, что у нас есть выбор. Мы должны переселить леди Бриггс, – констатировала сестра. – Она может расположиться в дамской спальне, на кровати в углу.
– Ой, это же бывшее место Эммы Миллз, – сказала Миранда, глядя на меня с притворной печалью.
И все забормотали и начали корчить грустные физиономии.
– Итак, кто из персонала объявит ей эту новость? – поинтересовалась сестра Салим.
Никто не отозвался. Слишком ужасная мысль – леди Бриггс была в том состоянии, когда боишься выйти из комнаты из страха, не дай бог что с ней случится.
– Итак, кто лучше всего ладит с леди Бриггс? – не унималась сестра Салим.
И все сразу сказали «Лиззи».
– Лис, похоже, ты знаешь ее лучше всех, – сказала сестра Салим. – Сможешь сообщить новость?
Принесли билеты на песенно-фортепианный концерт, и у меня при виде их сразу скрутило живот. Я положила билеты на тумбочку в холле, чтобы дамы и джентльмены могли их заметить, проходя мимо в туалет. Никакой реакции.
Через день или около того я принялась рекламировать билеты за чаем.
– Любопытно, – говорила я. – Бесплатный фортепианный концерт в церкви Святого Иакова.
Я старательно изображала интерес к мероприятию, но мистер Симмонс тут же почуял недоброе и полюбопытствовал, откуда взялись билеты, а потом сказал: