– Вообще-то не уверен, что мне он нравится, – в смысле, Шопен.
Пришлось опять звонить мисс Питт. Я рассказала, что билеты вызвали живой отклик, но мистер Симмонс не попался на удочку.
Мисс Питт ответила, что пораскинет мозгами, а я должна быть наготове, чтобы застать его врасплох. Мне все меньше нравились ее охотничьи и военные метафоры. Со стороны мисс Питт они демонстрировали отсутствие такта и сразу заставляли вспомнить о дефиците доверия к ней и взаимопонимания с учениками в школе.
Новый порядок обращения с лекарственными препаратами был несложный. Таблетки следовало разложить в маленькие баночки и расставить на тележке, застеленной картой назначений пациентам. Затем лекарства проверяла вторая сестра, а потом баночки нужно было раздать перед кофе во время полдника и еще раз перед сном тем, кому требовалась дополнительная доза. Еще лекарства раздавали за завтраком, но это входило в обязанности ночной сестры. Именно так все и было устроено при Жене Хозяина, и хотя, возможно, не совсем официально, но определенно правильно.
Однажды утром, подавая пациентам кофе с молоком в гостиной, я заметила, что Матрона тенью следует за мной и ведет себя исключительно странно. Я притворилась, что не обращаю внимания, но наблюдала в зеркале над камином, как она вытаскивает таблетки из чашечек с лекарствами у пациентов. Она проделала это несколько раз, и я не могла глазам своим поверить. Матрона подходила к пациенту, заводила разговор, а сама тем временем нашаривала за спиной плошку с таблетками, вытаскивала и совала себе в карман. После этого я внимательно проследила за Матроной и увидела, как она выискивает таблетки на полу за креслами, куда пациенты роняли их иногда. А потом я увидела, как она вытащила таблетку прямо изо рта у мисс Лоусон, пока та не успела проглотить, а потом и вовсе выхлебала ее лечебный сироп.
Я разозлилась на Матрону больше всего из-за того, что она оправдала дурное мнение о ней сестры Салим, и еще что она вытворяет такое, что неизбежно приведет к увольнению, если ее поймают. И она окажется именно в том положении, которого больше всего боится, – безработная и бездомная. Я понимала, что должна что-то сделать – остановить ее или рассказать кому-то, но у меня сразу не хватило духу.
Потом меня укусила мисс Лоусон. Укусила она, потому что у нее слегка помутилось в голове, а помутилось из-за того, что не приняла прописанные ей таблетки и сироп, предотвращавшие подобное состояние.
Это произошло во время чаепития по случаю дня рождения мисс Лоусон. Я накормила ее целыми двумя сэндвичами с мягким сыром с травами и пюре из персика. И была очень довольна собой. Я зажгла свечку на ее маленьком деньрожденном тортике, мы спели «С днем рожденья тебя», и я взяла ее хрупкие сухонькие ладошки в свои. «С днем рождения, – сказала я. – А теперь давайте задуем свечку». И улыбнулась ей. Она вроде как улыбнулась в ответ, а потом вскинула мою руку вверх и впилась челюстями прямо в мякоть повыше большого пальца.
Впилась крепко-крепко, не вырваться. Я пыталась высвободить руку, но она не отпускала. В какой-то момент я дернула так сильно, что она чуть не слетела со стула (она была не такой уж тяжелой – примерно шесть стоунов[39]). Было неловко и страшно – и, кажется, больно, хотя это несущественно, – и еще она не сводила с меня маниакальных глаз. Я все пыталась и пыталась незаметно стряхнуть с себя мисс Лоусон, не привлекая внимания остальных пациентов, но челюсти ее, похоже, сомкнулись намертво.
Было что-то жуткое в этом дергающемся захвате, в путанице из четырех наших рук вокруг ее костистой головы и свисающих ниточках слюны. Что-то мрачное, и грозное, и демоническое. Миранда стояла рядом, сложившись пополам от смеха, и приговаривала, что это точь-в-точь как в тот раз, когда Мелоди накормила виноградом черепаху в зоопарке, черепаха цапнула ее совсем так же, они даже позвали на помощь полицейского.
Мисс Бойд заметила, что происходит, и решила вмешаться.
– Ты, злобная пигалица! – заверещала она и попыталась стукнуть мисс Лоусон палкой.
Мне пришлось перехватить палку, чтобы защитить мисс Лоусон.
Мисс Бойд вопила во весь голос:
– Мисс Лоусон впилась зубами в малютку-сестру и никак не выпускает.
А мисс Муди, сидевшая напротив, разрыдалась и залопотала:
– О дорогая, о дорогая, о дорогуша, дорогуша моя… – А потом выкрикнула, что у нее произошла авария и ей нужна помощь.
Вскоре явилась сестра Салим и эвакуировала соседок из-за стола, так что остались только мы с мисс Лоусон. Сестра спросила, что произошло. Я объяснила, она несколько секунд смотрела на нас, а потом сказала:
– Энни Лоусон, посмотри-ка на меня, – и нежно обхватила ладонями лицо мисс Лоусон. – Энни, ты не принимала таблетки, да? Поэтому тебе не по себе. Если ты отпустишь руку Лиззи, мы сможем уложить тебя в кровать и помочь тебе.
И сестра еще некоторое время подержала так мисс Лоусон. Моя рука все еще оставалась у той во рту, и мы все трое сгрудились вокруг одинокой погасшей свечки и тоненькой струйки дыма, окутывающей праздничный торт запахом растопленного воска. Сестра ласково рассказывала мисс Лоусон, как доктор посмотрит ее, выяснит, что у нее болит, потому что, конечно, ее что-то беспокоит, и продолжала говорить о болях, мучении и так далее, пока спустя несколько минут мисс Лоусон не выпустила наконец мою руку.
Сестра Салим не стала суетиться. Она проверила, что на коже у меня не осталось следов, и отправила меня в кухню съесть огурец, который, по ее словам, успокаивает, и выкурить сигарету, которая тоже успокаивает. С помощью Эйлин сестра Салим отвела мисс Лоусон в постель и вскоре появилась на кухне – с медицинской картой мисс Лоусон, – разразившись гневной тирадой об опасности, которой подвергаются пациенты, не принимающие вовремя прописанные им лекарства.
– Что ей выписали? – спросила она, протянув карту Эйлин. – Не могу разобрать.
– Метадон и мочегонное, – ответила Эйлин.
– Что именно? – уточнила сестра Салим.
– Ларгактил.
– Такие пациенты, как мисс Лоусон, должны получать сироп, и вы должны следить, чтобы они его принимали.
Матрона кивала, протирая свою чашку, потом поставила ее в буфет и вышла. Я пошла за ней. Она заторопилась вверх по лестнице, но я догнала ее.
– Вы не можете выписать таблетки у врача, как любой нормальный человек? – спросила я.
– Ты же знаешь, что не могу. – Она заозиралась, проверяя, не подслушивают ли нас.
– Нет, не знаю. Почему?
Она бросилась вверх по лестнице, норовя сбежать, но почти сразу запыхалась и прислонилась к перилам на лестничной площадке.
– Я нигде не зарегистрирована, – с трудом выдохнула она.
– И что? – не отставала я. – Идите и зарегистрируйтесь. Вы кто – убийца в бегах?
Она оскорбленно развернулась и поковыляла прочь. Я последовала за ней до ее комнаты, а когда она отперла замок, вломилась внутрь и уселась на единственный стул.
– Не доноси на меня, Лиззи, – взмолилась она.
– Только если вы расскажете мне всю правду, – сказала я и вцепилась в свой ноющий покусанный палец.
Матрона обвиняла всех, кроме себя. Виноват новый запирающийся медицинский шкаф сестры Салим, ведь раньше она запросто могла брать для себя снотворное, обезболивающее и метадон. Виновата сестра Эйлин, которая носит на поясе ключи от шкафа. Виновата Национальная медицинская служба и ее всевидящее око. Виновата ее мать, из-за которой все и началось много лет назад, виноват это чудовище ее отец. И виновата Жена Хозяина, потому что ушла.
– А теперь мисс Лоусон тебя покусала, – сказала она так, словно не имеет к этому никакого отношения.
– Это из-за вас мисс Лоусон меня укусила, вы украли ее антипсихотическое лекарство, которое вам даже не нужно, идиотка вы эдакая! – заорала я.
– Мне оно нужно, – возразила Матрона. – Мне оно нужно даже больше, чем Лоусон.
– Вовсе нет. – Я все знала про наркотические препараты, моя мать сидела на них годами, и я видела, что ей отлично помогали парацетамол, собачий аспирин, ментоловые пастилки и детские витамины, да все что угодно – все, чтобы продлить ощущение, что ты больна, лишь бы не очутиться лицом к лицу с реальным миром.
– Прошу, не доноси на меня! – И Матрона принялась рвать на себе волосы.
Сейчас, когда она перекрасила волосы в светло-соломенный, это выглядело не слишком убедительно, и я вспомнила эффект предыдущего оттенка «вороново крыло», почти черного с кроваво-красным отливом, благодаря которому Матрона выглядела дурным человеком – с подходящими волосами и неожиданной курносостью.
– Я собираюсь сообщить о вас, – сказала я.
– Я скоро уйду.
– Я собираюсь сообщить о вас сегодня.
– Мир так изменился, Лиззи. Все эти правила. Совсем не так, как в мое время.
– Какое это имеет отношение к воровству лекарств у пациентов? – удивилась я.
– Я не могу добыть их, потому что она пришла и заперла все.
– Но это нормальное правило.
– И она обманщица похлеще, чем я. Хозяин не помнит, чтобы нанимал ее, – она просто явилась, и все, потаскуха, – продолжала Матрона. – Ее навел какой-нибудь шаромыжник-угольщик или где-то в пабе подслушала.
– Речь не о сестре Салим, речь идет о вас.
К моему изумлению, Матрона спросила, не схожу ли я к доктору и не прикинусь ли, что у меня хроническая боль в спине или бессонница, и не передам ли ей потом то, что доктор пропишет.
– Просто пожалуйся, что у тебя постоянная усталость, но как только ложишься в кровать, не можешь уснуть, и голова гудит, но стоит задремать, почти сразу просыпаешься, так бешено сердце колотится в груди.
– НЕТ! – возмутилась я.
– Ну тогда у меня нет другого выхода, кроме как воровать таблетки.
– Но они необходимы пациентам. Это их лекарства.
– Мне они нужнее, – возразила Матрона. – Мне еще и работать приходится. Я не могу посиживать у окошка, читая книжку с крупным шрифтом или подремывая посреди бела дня.