– Ты все еще влюблена в того симпатичного паренька из соседней деревни?
И я ответила:
– Чего? Кто, я, нет?
А она не унималась:
– В того, который подъезжает в машине, и у него там играет музыка?
Тут до Миранды дошло, и она сказала:
– О да, это я, это мой парень. У Лиззи никого нет.
– А ты в него влюблена? – спросила леди Бриггс.
– Да, – ответила Миранда.
После ванночки для глаз леди Бриггс долго моргала, взяла Миранду за руку, повернула ее, внимательно всмотрелась.
– Дай-ка взглянуть на тебя, дорогуша, – сказала она и уставилась прямо в глаза Миранде. – Но ты вовсе не влюблена, дорогуша, ты вообще не влюблена, ни в кого.
Пережив духовную катастрофу, постигшую ее после отдыха в кемпинге, моя сестра вознамерилась подлатать свою разрушенную жизнь и, без всякого побуждения с моей стороны, явилась в «Райский уголок» и предложила себя в качестве волонтера – с целью приобрести опыт, перед тем как связываться с сестринскими курсами в лестерской Королевской больнице.
К моей досаде, сестра Салим тут же взяла ее в оборот и поставила чуть выше меня на должность «сестры-сиделки». Это означало, что пока я буду носиться по лестницам или ковылять с горами белья, сестрица будет заниматься более квалифицированной деятельностью – к примеру, подрезать ногти на ногах или смазывать белком пролежни.
Сестра Салим была, конечно, в восторге получить дополнительную пару рук – бесплатно – и считала мою сестру добродетельной христианкой.
С виду моя сестра совсем не страдала от разрушенной жизни. Она будто пребывала на вершине блаженства и в первый день явилась в «Райский уголок» с коробкой мини-рулетиков для персонала и букетом для пациентов. По сути, это была охапка травы с вкраплениями дикорастущих цветов, но в вазе они смотрелись отлично, и сестра мгновенно завоевала всеобщее расположение, в отличие от тех, кому пришлось неделями вкалывать ради этого.
И она сразу начала делать то же, что и старшие сестры «Райского уголка». Быстро приобрела популярность среди персонала и рассказывала обо мне забавные истории. О моей романтической переписке с Дейвом Кэссиди из Элис-Спрингс, о моей вере в привидения и про тот случай, когда я поскользнулась на горке и целый день не могла говорить. И как я спасла котенка: с одной стороны, от собак, а с другой – от падения в бассейн, а он исцарапал меня до полусмерти. И как симпатичный испанец предложил мне сигарету, а я ухватила ее губами за горящий конец. И ту жуткую историю, когда у нас кончилась туалетная бумага.
Ни одна из этих историй не была ни забавной, ни интересной, я пишу здесь о них, только чтобы проиллюстрировать, почему я начала до ужаса бояться перерывов на кофе. Сестрица не пыталась скомпрометировать меня. Вовсе нет. Она была новенькой и старалась занять свободное место, которого на самом деле не было, и пролезть в мир, который был вовсе не таков, каким она его воображала, – отчасти потому, что я не объяснила достаточно подробно. Так всегда бывает с друзьями и братьями-сестрами – либо так, либо они замыкаются в себе (и это гораздо хуже, потому что тогда вам за них неловко), – и мне оставалось винить только себя.
Однажды я попыталась отомстить и рассказала, как моя сестра сбежала от дантиста, потому что испугалась маленького зеркальца. И сестра Салим сказала:
– Твоя сестра добрая христианка и очень милосердная девушка.
А я сказала:
– Нет, она здесь только потому, что вообразила, будто испытала духовный крах в Скарборо и поэтому не должна уезжать из дома.
И почувствовала, как все ополчились на меня.
22«Мне снилось, что я живу в мраморных залах»[46]
Мне было о чем подумать. Мистер Симмонс и мисс Питт, для начала, а еще Матрона, ворующая таблетки. Но больше всего я переживала, как сказать леди Бриггс, что ей придется перебраться из комнаты номер 9. Я так сильно нервничала, что время от времени пряталась в ванной, чтобы поплакать. И ночами не могла уснуть.
Это уже ни в какие ворота не лезло. Меня охватывал такой ужас, что я прикидывала, не бросить ли насовсем «Райский уголок» и не стать ли образцовой ученицей, которая только зубрит и читает. Или найти работу в Саксоне. Я даже на миг заподозрила, а не была ли вся эта затея со «сменой комнат» придумана моей матерью в сообщничестве с сестрой Салим, чтобы вернуть меня обратно в школу.
Пора было поговорить с мамой, которая знала все о решении проблем и была настолько добра и сострадательна, насколько можно ждать от жителя Англии.
Положительный аспект жизни с несовершенными, но добрыми матерями состоит в том, что вы можете все им рассказать. Можете быть собой, и всем остальным позволено быть такими, какие они есть. И вы им ничего не должны, вы просто их любите, а они любят вас, и вы друзья – навек. Во всяком случае, у меня всегда было так.
Первым делом я сказала, что меня кое-что тревожит, и начала с Матроны и таблеток пациентов. Я думала, что мама хоть немного вспылит (ну, понимаете, старая стерва ворует медикаменты изо рта несчастных старух и т. п.), но нет. Мама лишь ужасно огорчилась. За Матрону.
– Боже, Лиззи, ведь на ее месте могла быть ты, – сказала она.
– Я?
– И приносила бы их мне! – воскликнула мама, возвращаясь к тем годам, когда зависела от назначенных ей лекарств.
– Ну, наверное, – согласилась я, хотя не думала, что могла бы пасть так низко, даже ради нее. – Вопрос вот в чем: должна ли я все рассказать сестре Салим?
– Не знаю, – ответила мама. – Но, может, следует рассказать доктору Гёрли.
Доктор Гёрли – местный врач, и она помогла маме прекратить полагаться на таблетки и впустую тратить жизнь. Мы в нее очень верили.
– Да, наверное, я так и поступлю, – сказала я, сознавая, что никогда этого не сделаю.
И мама сразу успокоилась, поуютнее устроилась в самом удобном кресле в нашей гостиной зоне, как будто все чудесно разрешилось. Но я еще и не начинала.
Я дала ей насладиться моментом, а потом сказала, как сильно переживаю из-за переезда леди Бриггс. Хотя мама понимала, что договариваться с почти девяностолетней затворницей о смене места жительства – это суровая задача для пятнадцатилетней девушки, она использовала ситуацию в свою пользу и поинтересовалась, потратила ли я хоть крупицу энергии на школьные задания или на такую же тревогу о собственном будущем.
Она, впрочем, видела, что я по-настоящему встревожена, и после короткой дискуссии о распределении верных приоритетов мы проанализировали ситуацию с комнатой номер 9 и нашли лучший из возможных вариантов. Лучший для леди Бриггс и самый простой для меня. Мы решили, что мне следует сосредоточиться на аспектах удобства проживания внизу, – это главный вопрос для пожилого человека (неудобство может оказаться роковым). Я объясню леди Бриггс, что внизу ей будет комфортно и в смысле туалета, и еды, и любого внимания, – и это правда.
Расскажу, что большое расстояние, лестницы, коридор – все это превращает путь к ней наверх в реальный головняк для всех, и за ней гораздо лучше будут присматривать внизу, и, главное, она сможет сидеть в гостиной вместе с другими пациентами, глазеть в окно на птичью кормушку и на птичек в целом, которых ей не видно сверху, кроме тех птиц, что летают вокруг, а они совсем не такие привлекательные и харизматичные, как те, что хлопают крылышками в специальной птичьей поилке. И ее будут водить в туалет на настоящий унитаз во время «облегчительного цикла», и она станет частью выдающегося туалетного получаса, когда все ходят в туалет и говорят о том, как они сходили в туалет, и делятся впечатлениями, как все прошло (успехи и неудачи, трудности, лекарственные средства и симптомы); она и сама могла бы предложить новым соседкам крупицы своей мудрости и маленькие хитрости в отношении деликатной темы (от насвистывания «Быть пилигримом» до коротких пофыркиваний). Она сможет сделать ручкой на прощанье старому креслу-туалету и познакомиться с выдающимся фаянсовым изделием Томаса Твайфорда, заново открыть для себя очарование изысканной викторианской канализации – старые смывные цепочки, каскады воды из вознесенных наверх смывных бачков и восхитительная кафельная плитка на стенах, которая, если верить Хозяину, не уступает кафелю Центрального вокзала. Здесь я намеревалась дать ей мой собственный туалетный совет, которым она сможет поделиться с новыми подружками и соседями, – как предупредить слишком скорые новые позывы. Туалетный совет такой: как только вы закончили мочиться, повернитесь как можно дальше в одну сторону, а потом в другую, а потом дважды сильно кашляните.
Ну а если все это не сработает, я собиралась высказать предположение, что ее постоянные позывы на горшок связаны, вероятно, с психологическими причинами, потому что ей на самом деле необходима компания, чтобы развеять тоску от сидения в одиночестве и разглядывания костяшек собственных пальцев. Прямо так я не скажу, конечно. Я не хотела унижать ее – но вообще-то именно этим она и занималась последние семь лет. Буквально. Я просто собиралась предположить, что ей, может, и не нужно в туалет по-настоящему и потому-то у нее так трудно с этим делом, а в действительности ей нужно взаимодействие с людьми. Про «взаимодействие с людьми» придумала мама, которая сама по нему тосковала несколько раз, еще до встречи с мистером Холтом.
Мы все обговорили и отрепетировали вполне достаточно, чтобы я смогла выманить отшельницу из пещеры.
Пришло время брать быка за рога, и на следующем дежурстве я прямиком отправилась в комнату номер 9 и, усадив леди Бриггс на кресло-туалет, начала.
– На следующей неделе прибывает новый пациент, капризный дядька с маленькой собачкой, поправляться после операции, но, будем надеяться, останется насовсем, – сообщила я.
– Хорошая новость, – отозвалась леди Бриггс, она, похоже, искренне обрадовалась. – Это хорошо для бизнеса.
– Да, но ему нужна отдельная комната с собственными удобствами, и сестра Салим пытается отыскать такую.