Сестра Салим поговорила с водителем «скорой помощи» и велела ему везти пациента обратно в больницу. А потом позвонила в больницу сообщить, что отправила его обратно.
Вскоре явились родственники с собакой Риком. И начали вежливо скандалить с сестрой Салим. Она объяснила, что с радостью примет мистера Годрика, но не раньше, чем ему станет лучше.
– Мы не принимаем пациентов в таком тяжелом состоянии, как ваш дядя. У нас не больница и не хоспис.
– Да, – подтвердила сестра Эйлин. – Пациенты прибывают сюда, чтобы жить, а не чтобы умирать.
– Но как же собака? – воскликнул племянник мистера Годрика, поднимая Рика повыше, чтобы все разглядели.
– Мы и не собачья будка, – отрезала сестра Салим.
Тут встрял Хозяин и сказал, что мы с радостью приняли бы Рика, чтобы он дождался здесь мистера Годрика, но за небольшую плату (чтобы не конфликтовать с сестрой Салим). И Рик поселился в комнатах Хозяина. А мы должны были присматривать за Риком. Выяснилось, что Рик просто невыносимо смердит, как будто вывалялся в дерьме. Хозяин по каким-то причинам был невосприимчив к этой вони, но всепроникающий запах мешал остальным ухаживать за псом, и в конце концов моя сестра выкупала его в пенной ванне «Бадедас» и вычистила ему зубы «Жемчужинами», пока он не стал похож на голливудскую звезду.
Хорошо, когда есть собака. Даже если это крошечный психопат с ментоловым дыханием. Рик вернул Хозяина к жизни. Он совал песика в карман халата и спускался в общую гостиную. Хозяин разговаривал с псом, говорил, какой он милый и какой красавчик. Пес оказался настоящим подарком, особенно для леди Бриггс и мисс Бриксем.
Сестра Салим считала иначе. Она ничего не имела против Рика как такового, но полагала, что держать собаку в доме просто так – это баловство.
– Он что, защитит нас от грабителей? – вопрошала она и, поскольку вопрос был риторическим, сама и отвечала: – Нет, конечно же.
Впрочем, она терпела Рика, потому что тот приносил три фунта в неделю плюс расходы на еду.
Однажды утром наконец-то прибыл мистер Годрик, на этот раз на такси, и Матрона поскорее представилась ему специалистом по собакам, отобрала Рика у Хозяина и сообщила мистеру Годрику, что она будет его кормить и выгуливать (Рика), – полагая, что это кратчайший путь к сердцу мистера Годрика. Может, в нормальных обстоятельствах так оно и есть, но я не была уверена, что мистер Годрик ее слышал.
Сам по себе мистер Годрик оказался некоторым разочарованием. В нем не было вообще никакой жизненной силы. Он лишь периодически отхаркивался и сплевывал в судно, а помимо этого не делал больше ничего, только лежал в постели, на специальной катаральной подушке, уставившись в потолок.
По поводу его состояния шло много споров. Матрона полагала, что он поправляется, и искренне верила, что ему становится легче после ее растираний спины, но сестра Салим начала подозревать, что он гораздо хуже в смысле здоровья, чем рассказали его родственники. И если дело обстоит именно так, то необходимо встретиться с ними и пересмотреть счет, ведь стоимость услуги предполагала сравнительно здорового клиента без специфических медицинских потребностей. Однако же пациент практически одной ногой на том свете – или выглядит таковым, – а мы рассчитывали на оплату как минимум двух месяцев и заставили леди Бриггс освободить комнату. Хотя, как выяснилось, леди Бриггс лишь порадовалась. И еще сестра Салим сказала, что не желает, чтобы Матрона растирала ему или кому бы то ни было еще спину.
На дежурной пятиминутке сестра Салим объявила нам, что мистер Годрик никогда не оправится настолько, чтобы жить самостоятельно.
– Этот человек никогда не сможет сам заботиться о себе и своей собаке, – сказала она. – И, вероятнее всего, останется в «Райском уголке».
Я наблюдала, как эту новость приняла Матрона, убиравшая свою чашку с блюдцем.
– Ему необходима круглосуточная сиделка, – констатировала сестра Салим.
Сестра Салим хотела, чтобы мы выглядели наилучшим образом. Не только в смысле внешности, но и в профессиональном смысле. Она часто спрашивала, удовлетворены ли мы своей работой или как мы считаем, в чем могли бы действовать эффективнее и т. п.
Сестра Салим не боялась касаться самых щекотливых вопросов. Она досадовала, что наши любовные отношения такие незрелые и что мы не строим семейных планов. О ее семейном положении никто не спрашивал, мы считали ее бесполой.
– Вы, девушки, все жирные и отечные из-за своих противозачаточных таблеток и из-за того, что употребляете слишком много алкоголя.
Это правда, все сестры были пухленькими из-за таблеток, кроме Карлы Б, которая принимала уменьшенную дозу, специально рассчитанную, чтобы не набирать вес. Но она никому не признавалась, сколько именно, потому что это давало ей преимущество в смысле фигуры.
– Какие лекарства вы принимаете? – однажды спросила сестра Салим Матрону.
Та помертвела.
– Простите? – переспросила она.
– Мне интересно, что вы принимаете, я заметила, что ваша кожа реагирует на солнечный свет и у вас легкий тик.
– Это не ваше дело, – резко ответила Матрона и вылетела из комнаты.
Однажды, когда разговор зашел о чертах лица и сестра Салим сказала, что у меня красивые глаза, я взволновалась. Красивые глаза, сказала она, это очень важно, они могут скрыть самые ужасные дефекты.
– Если у вас красивые глаза, вам простятся и плоская задница, и волосатые руки, и даже прыщи. Но без красивых глаз вас проклянут.
Мы обсудили этот тезис и согласились, что самые отвратительные глаза – это мертвенные, застывшие, в которых ничего не блеснет. Самые ледяные глаза, что я видела, у сестры Хилари, они у нее совсем рыбьи, и у мисс Питт, которая смотрит так, будто отравила вас, но вы еще об этом не знаете. Самые красивые глаза – миндалевидные, но не как у сестры Салим, которые, конечно, миндалевидные, но с лиловой каемкой по краям – цвета поникших мужских гениталий, как сказала моя сестра, но не ей в лицо, конечно же.
В общем, даже посредственные глаза можно исправить тщательным уходом, капелькой макияжа и если опустить голову, советовала сестра Салим, и не смотреть искоса.
Сестра Салим говорила, что самый обольстительный взгляд для любого типа глаз – «чуть не плача», но речь не про слезы, а про выражение лица. Улыбка тоже ничего, но может сбивать с толку, а порой и выглядеть немножко безумно.
Я поклялась себе не улыбаться беспрестанно Майку Ю. Я не хотела, чтобы он счел меня чокнутой, но мне все же не совсем понравилась идея изображать «чуть не плачу», я и так вечно с трудом сдерживаю слезы, глядя на него, и запросто могу сорваться.
Вообще-то не в моих привычках приставать, искать повод завязать беседу или напрашиваться, чтоб подвезли, или как-то подкатываться или кокетничать. Но не стану отрицать, я действительно чересчур часто заглядывалась на Майка Ю и долго многозначительно смотрела ему в глаза, и я понимала, что он понимает. И думала, что он тоже немножко слишком пристально смотрит на меня. Хотя всегда трудно, когда вы думаете, что кто-то смотрит на вас и вынуждает вас посмотреть на него, а потом считает, что это вы начали. С людьми в основном всегда так. Поэтому в следующий раз я решила попробовать изобразить нужный плачущий взгляд, когда он подъедет на своем «датсуне», чтобы забрать Миранду. Найду повод выйти во двор и скажу: «О, привет, Майк, как дела?» – и посмотрю на него так, словно вот-вот расплачусь, и прослежу за выражением его лица, когда он ответит: «Привет, Лиззи, как поживаешь?»
Миранда поругалась с леди Бриггс. Перебравшись вниз, леди Бриггс стала очень разговорчива и еще раз объявила Миранде, что та не влюблена в Майка Ю и вообще ни в кого не влюблена – это видно по ее глазам (она, как и все, буквально помешана на глазах). Миранда разозлилась, что леди Бриггс сует нос не в свои дела, и обозвала ее безмозглой старой дурындой.
Позже Миранда объяснила мне, что она так сильно расстроилась, потому что это правда. Она действительно охладела к Майку Ю, начала избегать его едва-заметных поцелуев и не находит уже такими эротическими их держания за руку и переплетения пальцев – точнее, считает их теперь вовсе не эротическими, а просто мерзко-извращенными.
– Ты собираешься его бросить? – спросила я.
– Конечно, нет. Но намерена вытащить из своих запасов другого парня, и я понимаю, что это будет изменой Майку Ю.
– Какого еще парня? – рассвирепела я.
– Просто другого парня. Просто для секса, раз Майк Ю не хочет.
И Миранда по секрету поведала мне, что начала встречаться со своим бывшим, Большим Cмигом, парнем из Маркет-Харбороу, который очень нравился ее родителям. Большой Смиг – это прозвище. Настоящее имя – что-то типа Руперт Смит-Браун. В Маркет-Харбороу был еще и Маленький Смиг, и Миранда изо всех сил напирала на то, что ее-то Смиг – Большой. Большой Смиг ездил на «Кавасаки ZiB 900», и хотя мотоцикл был не такой удобный, как автомобиль Майка Ю, особенно в дождь, однако в глазах Миранды «кавасаки» выглядел гораздо более сексуально. Большой Смиг вынул заглушки из глушителя, чтобы мотор ревел еще громче и все оборачивались, когда он пролетал мимо, но вообще-то все и так оборачивались, едва он заводил мотоцикл. Миранда объяснила, что ревущий «Кавасаки» – это мужской эквивалент соблазнительной одежды, типа блузки с глубоким вырезом или мини-юбки, почти открывающей задницу. Или как яркое разноцветное оперение у птицы или призывные трели. Миранду это заводит. Смиг – полная противоположность Майку Ю, скромному и благородному и вовсе не стремящемуся к тому, чтобы на него все оборачивались, а желающему жить счастливой наполненной жизнью, не причинять зла, и открыть бизнес по производству пищевых контейнеров, и нанять больше сотни работников, и разводить борзых.
Тогда я поняла, что больше всего ценю в мужчинах достоинство – и еще любовь к собакам. Меня слегка тревожило, что Майк Ю, возможно, планирует готовить и есть собак, которых надеется разводить, но это была из тех отвратительных расистских мыслей, что тогда возникали у всех. Даже у приличных людей, и мне стыдно, что я такое думала.