Еще до постановки своего диагноза я стала чувствовать себя постоянно изможденной, хотя я спала восемь или девять часов, а в выходные даже десять. Просыпалась разбитая, все валилось из рук и часто хотелось плакать по пустякам. У меня не было сил работать. А работала я достаточно напряженно – с тех пор, как в 2011 году мы переехали жить в Ниццу из Кишинева, где я работала преподавателем в лицее. Мой диплом во Франции был недействителен, по-французски я знала только «мерси» и «бонжур», но так как я люблю учиться, уже через полгода заговорила на французском.
Я пять лет зарабатывала тяжелым и грязным трудом на уборках. Это потом я устроилась работать в бутик вечерних платьев.
Помню, что говорила своему, теперь уже бывшему, мужу: «Давай немножко притормозим, всех денег не заработаешь, давай вместе поедем отдохнем, потому что я очень устала. Ведь может так случиться, что кто-то из нас заболеет и эти деньги и квартира на Лазурном берегу будут не нужны». Но муж бредил этим. И в финале заболела я.
Я все же решила лечиться. Во время первых капельниц укрывалась платком с головой и рыдала, не переставая. Когда я уже прошла половину таксанов*, начала успокаиваться, потому что физически я все переносила очень хорошо, абсолютно без побочек.
Больше всего боялась алопеции, но мои волосы хоть и поредели, но не выпали все. И я удачно делала себе прически. В любом случае я днем никуда не выходила и только поздно вечером шла на берег моря и сидела там на лавочке.
О диагнозе знали только самые близкие. Я тогда ни с кем не общалась, потому что раздражали их жалостливые взгляды, их вопросы о моем самочувствии. Я не люблю, когда меня жалеют. Даже с родителями общалась очень мало, выходила на связь раз в неделю. Папа все понимал, он просто садился перед компьютером, просто на меня смотрел, и мы молчали. Нам этого было достаточно.
Я очень ждала окончания химиотерапии, потому что хотела поехать в Москву на обучение в кондитерской школе. У меня появилась цель – благодаря моему психологу в клинике. Это потрясающая женщина. Она была моим третьим психологом, а с первыми двумя у меня контакт не получился. Я уже купила билеты и даже поехала в аэропорт, но меня не выпустили, потому что началась пандемия.
И уже на просторах интернета нашла форум с очень позитивным девизом «Рак молочной железы излечим!». Это была невероятная поддержка тех, кто тоже столкнулся с этим диагнозом. Там не было дежурных фраз, что все будет хорошо, иди помолись и что у каждого свой крест. Эти фразы делают еще больней. Форум был как глоток свежего воздуха, читая его, хотелось жить.
Если вспомнить лучевую терапию, то был такой момент, когда просто хотелось плюнуть на все, поскольку это были изматывающие каждодневные поездки в течение полутора месяцев. К счастью, никаких побочных эффектов тоже не было.
Потом я вышла на работу и мне стало намного легче, потому что я общалась со своими любимыми постоянными клиентами, с коллегами, которые ко мне относились как к абсолютно здоровому человеку.
А впереди был целый год таргетной терапии* трастузумабом*. И в это время от ковида ушел папа. Я снова погрузилась в депрессию.
Когда я последний раз разговаривала с папой, он спросил: «Как ты, моя девочка?» Я была всегда папиной дочкой. Помню, что сказала ему, что долечусь до апреля, уйду от мужа и все будет хорошо.
За неделю до смерти папы у меня был очередной конфликт с мужем. И я сказала ему, что если выживу, то уйду от него, потому что именно он источник стресса, который спровоцировал мой диагноз. Поэтому моя иммунная система дала сбой.
И когда папы не стало, я сказала мужу, что наша семейная жизнь закончилась и я подаю на развод.
Я много раз обсуждала со своим психологом свое нежелание лечиться. Я ей говорила: «Если я вылечусь, то буду дальше служанкой – и зачем мне такая жизнь?» А когда приняла решение подать на развод, мне стало намного легче. Она спрашивала меня, как я справлюсь финансово без мужа, но я почему-то совсем не боялась этого.
И я ушла от мужа с очень спокойной душой, просто собрала чемоданы и ушла вместе со своим ребенком. Мне стало очень легко дышать.
До мая 2025 года у меня эндокринотерапия* тамоксифеном*. Мой врач сказал: «Потом решим, продолжать прием в течение семи или десяти лет».
Один раз в год прохожу обследования, которые для меня большой стресс. Когда получаю результат, выдыхаю и иду жить дальше.
Как-то я спросила своего онколога, надо ли мне менять свой образ жизни. Он посмотрел на меня и сказал: «Иди ешь свои тортики, а если хочется выпить полбокала красного вина, то выпей».
Через полтора года после окончания лечения я получила французский диплом кондитера. После продажи нашей совместной квартиры и раздела имущества у меня было желание на эти деньги открыть свой чайный салон. Из-за экономической ситуации в стране пока эти планы отложила на будущее. И примерно в это время я встретила своего мужчину, с которым у меня теперь новые отношения. Мы думаем переехать в другой регион Франции, в Пиренеи. Это горный хребет, протянувшийся вдоль границы с Испанией.
Сейчас у меня новая работа, потому что бутик, в котором я работала, закрылся. Я работаю в магазине беспошлинной торговли консультантом по алкоголю. Я никогда не думала, что открою для себя совершенно новый мир, что это так интересно, даже с точки зрения технологий (несмотря на то, что я из Молдавии, где мы производим много вина). Мне предложили стать экспертом – я буду ездить в шато – загородные усадьбы с винодельческим хозяйством – и смотреть, как производится вино. У меня сейчас есть возможность развивать свою карьеру.
А еще я планирую получить водительские права. Теорию уже сдала. Я выбрала механическую коробку передач, а это, конечно, сложнее, чем автоматическая. У меня не получается идти легкими путями.
Если бы у меня была возможность вернуться в прошлое, я бы никогда не делала того, чего не хочу, и всегда бы доверяла своей интуиции. Я бы уже тогда научилась говорить нет, как я это делаю сейчас. И сразу же удалила бы из своей жизни людей, которые меня не ценят и не уважают.
А источник моей силы – это мой ребенок, несмотря на то, что тогда я не хотела жить даже ради него. Я не думаю, что болезнь нам дана как испытание. Когда я заболела, я подумала о несправедливости. Болезнь заставила меня задуматься о том, что я у себя одна. Я стала по-другому смотреть на многие вещи. И пройдя через этот путь от постановки диагноза до ремиссии, я поняла, что самое главное – это здоровье. Что все остальное – мелочи, потому что мы справимся абсолютно со всем, если будем здоровы.
Пройдя этот путь, я понимаю, что очень важно сохранять желание жить и запастись терпением, чтобы день за днем проходить лечение. Часто в таких ситуациях мы слышим, что должны бороться ради кого-то или чего-то. Я же считаю, что бороться надо ради себя, надо любить себя. Каждый проживает свою боль по-своему. Я в такие моменты закрываюсь в свою раковину, как жемчужина, хочу переживать свою боль одна, не хочу ни с кем делиться. Мы все разные.
Глава 13История Натальи Олейник
Наталья Олейник: «Рак – это такой экзамен, который мы должны сдать!» На момент постановки диагноза в ноябре 2022 года ей было 36 лет, гормонозависимый HER2NEU-позитивный* рак молочной железы, стадия 2А, Тверь – Санкт-Петербург.
Проводя рутинное самообследование, я обнаружила у себя небольшой шарик в груди – и сразу поняла, что это рак. Мне повезло, ведь у меня есть брат-двойняшка, врач-онколог. Я много слышала от него о важности регулярного самообследования и своевременной сдачи анализов крови.
Мой брат сразу отправил меня на УЗИ, которое показало, что образование похоже на рак. На следующий день в своем областном диспансере мне сделали трепан-биопсию и через неделю, как сейчас помню, это был четверг, я работала в своей мастерской, мне позвонили и подтвердили, что это рак. Я не плакала, потому что понимала, что меня ожидает. Конечно же, я была взволнована этой ситуацией. Но больше переживала за родителей.
Я взяла направление на дообследование в Санкт-Петербурге, где мне еще раз сделала трепан-биопсию. Там я узнала, что у меня гормонозависимый HER-позитивный рак. И уже 8 декабря у меня была первая капельница.
Мне был поставлен диагноз – рак второй стадии. Моя мама долгое время полагала, что я скрываю от нее истинное положение дел, поскольку боюсь ее расстроить. Однако в конце концов она осознала, что ситуация не настолько критична, как ей казалось.
Помню, что, когда поехала в Питер, было воскресенье. К слову, с самого детства у меня каждый день недели ассоциируется с определенным цветом. Я полагала, что это свойственно всем людям. Воскресенье для меня всегда голубое.
За день до отъезда я ощутила первые симптомы простуды: заложенный нос и больное горло. На приеме у доктора в Питере я удивилась и говорю ему: «Вообще странно, где я могла простудиться?» Врач сказал, что моя болезнь вызвана стрессом. Однако я не чувствовала сильного напряжения. Тем не менее, возможно, в моем подсознании присутствовала тревога, особенно до момента установления стадии.
Сегодня я осознаю, насколько важно для всех понимать, что обследование – это неотъемлемая часть здорового образа жизни. Когда боль становится постоянным спутником, уже может быть слишком поздно. У меня ничего не болело. Единственным симптомом была невероятная усталость после работы. Я приходила домой и не могла найти в себе силы даже на то, чтобы приготовить ужин. Я думала, что здоровый человек не может так уставать, и у меня мелькнула мысль о том, что, возможно, я чем-то болею.
Ещё одним важным шагом для меня стала консультация у репродуктолога перед началом химиотерапии. 6 декабря я заморозила свои ооциты (незрелые яйцеклетки), а уже на следующий день начала курс лечения.
Мне горько сознавать, что я так и не стала матерью. Когда я заболела, эта мысль причиняла мне глубокие душевные страдания. К счастью, в наши дни существуют передовые технологии, и я смогла сохранить свои яйцеклетки.