Конечно, когда услышала свой диагноз, я порыдала: как так, я могу не увидеть, как вырастут мои дети. Потом я сказала себе: «Что значит – не увижу, ведь наша медицина не стоит на месте». Конечно, я сразу «пошла» в интернет: для меня было важно понять, есть ли выжившие после рака молочной железы. А живых оказалось много, я бы даже сказала, почти все, и причем даже те, кто давно заболел. Это придало мне сил, и я решила, что умирать не буду. А вступила в бой с этим заболеванием вместе с врачами.
Я никогда не задавала себе вопрос, за что. Зачем оглядываться назад, если это уже случилось? И никогда не задумывалась, для чего. Ну это кажется мне странным. Лично я считаю, что болезни не имеют причин. И болезнь не для того, чтобы над чем-то задуматься. Одна моя приятельница начала мне перечислять, за что мне это. И теперь ее нет в моей жизни. За время болезни мой круг общения изменился. Сейчас со мной лишь те люди, которые всегда готовы поддержать меня.
Пока у меня было обследование, я никому не говорила о подозрении на рак молочной железы. Но как только я узнала свой диагноз, сразу же позвонила своим родителям. Мама была удивлена, что я так долго молчала. Затем я связалась со своими близкими подругами. Одна из них сразу же предложила мне помощь, в то время как другая немного засмущалась. Я не скрывала свою болезнь от них. Единственное, я не хотела делать это достоянием общественности.
Восьмого июля у меня началась лечебная химиотерапия, которую делают до операции. Мне повезло встретить замечательного врача, которая была для меня как родная. Она помогала мне справиться со всеми трудностями первых курсов лечения. Несмотря на то, что начало было довольно тяжелым, я смогла все преодолеть благодаря ее поддержке и заботе. Но я не ожидала, что окажусь такой эмоциональной. Когда я впервые приехала в больницу, я была полна энтузиазма и уверенности. Когда мне медсестра ставила первую капельницу, то сказала, что теперь я здорова. И я действительно ощущала, как внутри меня происходят изменения. Ночью я чувствовала, как что-то бурлит, и мне казалось, что я вижу, как это нечто уменьшается. И после первой капельницы я проболела всего один день вместо двух, как предполагалось.
Я пыталась отвлечься от болезни, занимаясь с детьми и наслаждаясь летом. Но вот к четвертой красной химии мой муж привез меня в больницу, и я, открывая дверь, почувствовала, как нарастает волна истерики. Я всегда считала себя сильной и способной справиться с любой проблемой. Однако в тот момент я поняла, что мои силы иссякли. Я даже подошла к врачу и сказала, что когда захожу в отделение, то не могу дышать, мне становится очень плохо.
Мое лечение проходило для меня непросто. Я знаю, есть те, кто спокойно после капельниц продолжали жить своей жизнью. Но моя голова буквально пылала, словно кипящий котел. Я обкладывала ее льдом, но это мало помогало, ведь на дворе стояло жаркое лето. Вся моя жизнь теперь была подчинена этому периоду – от капельницы до капельницы. Я точно знала, где буду, например, 25 октября, и даже могла предсказать, где окажусь через неделю.
Мой муж в этот период поддерживал меня на каждом шагу. Он сопровождал меня везде, куда бы я ни отправилась, говорил, что мы сделаем все возможное, чтобы помочь мне. И до сих пор моя семья продолжает поддерживать меня, как и прежде.
К счастью, мои подруги всегда были рядом. Они развлекали меня, хотя я не нуждалась в этом. Я старалась сама себя развлечь, притворяясь, что уже практически здорова.
К тому, что у меня будет алопеция*, я морально была готова заранее, поэтому закупила несколько симпатичных шапочек. Парики я даже не рассматривала, поскольку ни один из них не выглядел естественно. Они напоминали мне искусственные волосы. К тому же я заметила, что большинство женщин в париках выглядели нездорово.
Уже на четырнадцатый день после первой капельницы у меня начали выпадать волосы, причем это началось на улице. Сестра, которая была со мной на прогулке, предложила мне собрать волосы в хвост, но это было бесполезно – все локоны оставались в моих руках. Уже дома я попросила сына сбрить машинкой все, что осталось. Он очень расстроился. Видимо, пока я была с волосами, было не так страшно и не так понятно, что я лечусь от рака. Как-то я приехала к родным, стало жарко, и я сняла шапку. И тут же услышала от мамы: «Надень обратно! Я не могу на тебя такую смотреть!» Разумеется, моей семье было непросто наблюдать за лысой, несчастной, зеленой женой, матерью и дочерью.
После окончания химиотерапии мне назначили госпитализацию в хирургическое отделение. Это было после Нового года. Когда мне впервые сообщили о необходимости операции, я ожидала, что это будет мастэктомия*. Я поделилась этой новостью со своими близкими, и моя сестра сказала, что на мой сорокапятилетний юбилей они подарят мне новую грудь. Мы посмеялись над этим, а мой хирург сказал, что можно сделать органосохранную* операцию. Я, конечно, обрадовалась, потому что для меня было очень важно сохранить грудь.
В день операции, пока я ждала своей очереди, я неожиданно для себя уснула. То есть у меня не было страха, я просто спала. А в операционной, пока меня готовили к операции, я заснула опять. Когда ко мне подошел анестезиолог, он удивленно спросил: «Вы спите?» И потрогав мои руки, которые были теплыми, удивился, что я не волнуюсь. Операция прошла по плану, и, что для меня было удивительно, сразу после операции у меня прошли отеки на руках – мои запястья стали тонкими.
После хирургического лечения у меня еще было 28 сеансов лучевой терапии, и весну я встретила практически полностью излеченной.
Могу сказать, что жизнь моя после болезни практически не изменилась: единственное, я каждый день принимаю таблетку для профилактики рецидива. Это эндокринотерапия*. Да, есть побочные действия этой терапии, но я это воспринимаю как плату за здоровье.
И, конечно, теперь приходится проходить необходимые обследования, чтобы исключить возврат болезни. Несмотря на внешнее спокойствие, этот период для меня очень непростой. Большие надежды возлагаю на то, что все останется по-прежнему. Однако страх узнать о каких-либо изменениях очень велик. Например, недавно я прошла компьютерную томографию – и результаты должны были прийти через три дня. Но когда я вернулась домой, мне уже их прислали, и я несколько дней не могла решиться их посмотреть. Честно говоря, я не знаю ни одного человека, которому бы не было страшно в такие моменты. Да, болезнь может вернуться, но я боюсь рецидива исключительно по одной причине – опять придется лечиться.
На самом деле во время болезни я в себе открыла некоторые вещи. Мое окружение значительно расширилось, и теперь я общаюсь с бо́льшим количеством людей, чем раньше. Несмотря на то, что я была довольно замкнута и имела всего двух подруг, сейчас у меня много новых знакомых, с которыми я поддерживаю постоянное общение. Я не впала в истерику и не прекратила лечение, хотя это было очень сложно. Я знала, что мне нужно пройти через это, и поэтому продолжала двигаться вперед.
Моя мама часто рассказывала мне историю о молоке и двух лягушках, когда я была маленькой: одна лягушка, угодив в кувшин с молоком, решила, что не сможет выбраться, и утонула, а другая продолжала барахтаться, потому что она решила, что умереть всегда успеет. И молоко превратилось в масло. Я часто вспоминала эту притчу, когда сталкивалась с трудностями в своей жизни, потому всегда за жизнь стоит бороться до конца.
Я во всем стремлюсь находить положительные стороны. Теперь у меня есть множество подруг, которые знают, что я могу им помочь и дать совет. Я также осознала, что умею успокаивать людей. Если кто-то из них делится своими проблемами или переживаниями, я могу подобрать для них подходящие слова и найти правильный подход. Я, как оказалось, могу помочь другим справиться со стрессом.
И сейчас я понимаю, что важно интересоваться историей болезни своей семьи. Я даже не подозревала, что у нас в роду есть семейный рак. Оказывается, моя родная бабушка страдала от этого заболевания. Но я не знала об этом. Все вокруг знали, а я – нет. Видимо, я просто не люблю, когда люди начинают жаловаться на свои боли и недомогания. Однако в семье необходимо знать о болезнях своих родственников, чтобы быть более внимательным к своему здоровью. Если бы я знала об этом раньше, возможно, я бы была более бдительной. Сейчас для своей семьи я сделала генетический тест – и выяснилось, что моя болезнь не наследственная, а семейная. И я очень надеюсь, что моя дочь в безопасности.
У меня никогда не было онкофобии. Все было так: рак где-то там, а я здесь. То есть те, больные, люди где-то там. Я всегда помогала, когда были денежные сборы онкологическим пациентам, но я не думала, что это может коснуться меня. Слава богу, рак молочной железы у нас лечится по обязательному медицинскому страхованию (ОМС). Для меня все было бесплатно.
Источник моей силы – это моя семья: дети, муж, родители, сестра, племянники, которых я не имею права оставить. Когда я услышала диагноз, я с ним не то чтобы примирилась, я себе сказала: «Дорогу осилит идущий», – вот и всё. И самое главное, я знаю тех, кто давно в ремиссии. То есть рак молочной железы излечим! И это огромный стимул.
Мое пожелание тем, кто сейчас лечится от рака, – собраться с силами и не падать духом. Я знаю случаи, когда семьи распадались из-за болезни женщины. Поэтому надо знать, что есть женские сообщества, где есть те, кто уже победил болезнь и может их поддержать. Да, когда у тебя есть кто-то рядом, это действительно облегчает жизнь. Семья – это прекрасно, но иногда нужна поддержка извне. Я считаю, что важно иметь людей, которые тебя поддерживают и верят в тебя. Не всегда получается найти эту поддержку внутри семьи – тогда нужно искать ее где-то еще. Есть люди, которые могут самостоятельно справиться со всем, но мне кажется, что вместе гораздо проще. Когда ты не один, а можешь делиться своими мыслями и чувствами, это помогает чувствовать себя лучше.