– Так, а теперь несемся к кораблю со всех ног, пока кто-нибудь еще не появился. Надеюсь, Гамора и Регистратор готовы свинчивать отсюда. Медлить нельзя.
До космопорта они добрались за десять минут, при этом дважды прячась от слежки.
Патрульный корабль с открытыми люками дожидался их на стартовой площадке.
– Летательный аппарат, готов к вылету, дружище? – обратился к нему Ракета.
– Уже?
– Опасность вновь тянет к нам свои кривые когти, летательный аппарат, – объяснил енот, – так что пора оставить Аджуфар далеко позади.
– Каков наш новый пункт назначения?
– Я тут кое-что обмозговал, – сказал Ракета, – и теперь думаю над дальнейшим планом.
– Ты посвятишь в этот план данный летательный аппарат? – спросил механический голос.
– Безусловно – как только окончательно сформулирую все его изящные аспекты, – ответил Ракета, мотая головой и одними губами шепча Груту «нет».
– Я есть Грут, – заметил Грут.
Енот замолчал. Сделав круг по кабине, он выбрался обратно наружу и окинул взглядом стартовую площадку.
– Эй, летательный аппарат?
– Слушаю.
– А где Гамора и Регистратор?
– Данный летательный аппарат до конца не уверен, – ответил механический голос, – но данный летательный аппарат предполагает, что они пошли выпить.
– Вот дрань, – простонал енот, хватаясь руками за голову. – Она что, издевается надо мной? За что мне такое наказание?
Он вернулся в кабину и поднял подаренную Пипом безразмерную пушку.
– Грут, дружище! Пора пошевелить корой! – скомандовал он. – Надо вернуться и найти их, не дожидаясь неизбежного и необратимого столкновения весьма вонючей субстанции с вращающимися лопастями устройства нагнетания воздуха!
Глава двадцать девятая. А в это время… (В Аджуфарском заведении под названием «Пандубанди»)
– Это заведение не кажется мне безопасным для посещения, – мимоходом говорю я.
Гамора смотрит на меня так, что я тут же вспоминаю: а) у нее два меча; б) вышеупомянутые мечи куда чаще находятся вне ножен, чем внутри них.
– Тут не поспоришь, – соглашаюсь я, и мы входим внутрь.
Место называется «Пандубанди». Так гласит неоновая вывеска над арочным входом, пусть и потерявшая все гласные и одну «д».
Внутри звучит музыка – довольно грязный маклуанский брашметал, весьма бодрый и бьющий по мозгам. Интерьер бара – настоящий памятник хламу. Все столы и стулья притащены со списанных космических кораблей и наземных машин. Все разные, потрепанные и грязные. На стенах и потолочных балках – прочие технологические трофеи, а барная стойка сделана из командной консоли гунского межпространственного транспорта. Похоже, что Пандубанди (если хозяина звали так же, как и заведение) помимо алкоголя приторговывает еще и утильсырьем.
День близится к вечеру. Народу внутри мало. Кругом стоит запах разнообразных жидкостей, в том числе уже употребленных и переработанных.
– Ну, выбирай отраву, – предлагает Гамора.
– Пожалуй, микрочастицы антиматерии, – говорю я. – Они меня точно уничтожат.
– Выпивку выбирай, говорю, – объясняет она.
– Ах, вот оно что, – соображаю я.
Мой милый читатель, мне совершенно не требуется регулярное потребление жидкостей или питания, но отказываться от предложения столь привлекательной дамы по меньшей мере глупо. По крайней мере, я могу притвориться, что пью.
– «Пиво-Отливо», – воодушевленно говорю я.
Гамора кивает.
– Найди столик, а я скоро вернусь. Не заблудись тут.
– Ни в коем случае, – уверяю я.
Она идет к бару, а я провожаю ее взглядом. Ничего не могу с этим поделать. Я запрограммирован на то, чтобы фиксировать все события, так что формальный повод смотреть на нее у меня есть, и я сполна им пользуюсь.
Гамора заводит разговор с барменом, увальнем-фераготом.
Я ищу столик и нахожу целое множество. Вокруг меня целое море столиков. Я понимаю, что Гамора имела в виду «сядь за какой-нибудь столик», и решаю, что лучше всего будет это сделать где-нибудь в неприметном уголке. Я гадаю, какой из них ей понравится. Может, вон тот круглый треногий крийский стол с исцарапанной овоидской скамеечкой и скрулльским табуретом? Или тот нименийский, с двумя кожаными сиденьями со спартойского корабля и совершенно неподходящим к ним форсированным мобианским стулом? А может, угловая кабинка, внутри которой поставлен невероятно эргономичный ши́арский игровой стол? Банкетки, правда, чем-то заляпаны, ну да ничего.
Я осознаю, что уделяю выбору слишком большое внимание. По правде говоря, мой друг-читатель, прежде меня никто не приглашал выпить вместе, а уж тем более не приглашала такая прекрасная и совершенная женщина, как Гамора.
Пусть даже она – опаснейшая женщина во Вселенной.
Я быстро анализирую свои записи, чтобы понять, как вели бы себя на моем месте другие мужчины. Например, Питер Квилл, известный так же как Звездный Лорд. Он-то умеет найти подход к женщинам. У него этакое хулиганское очарование. Он лаконичен. Может, и мне попробовать быть лаконичным?
А что насчет других? Возьмем каких-нибудь киногероев. Например, героя Тома Круза в том прекрасном фильме о том, как загонять в дырки маленькие шары. Фильм назывался «Цвет денег», а герой тоже был лаконичным. А что насчет Хамфри Богарта в «Касабланке»[7]? Мой дорогой читатель, пойми, я одновременно анализирую миллионы примеров и называю лишь те, которые относятся к твоей, человеческой культуре. Хорошо? Я рад.
Так вот, я вспоминаю Богарта и решаю, что Боги в данной ситуации учтиво (и лаконично) попросил бы ансамбль исполнить любимую мелодию дамы, чтобы ностальгия растопила ей сердце.
Только вот никакого ансамбля в заведении нет.
Я уверен, что Том Круз выбрал бы подходящую песню в музыкальном автомате в углу. То же сделал бы Николас Кейдж (при условии, что на нем куртка из змеиной кожи). Джон Кьюсак наверняка запрыгнул бы на крышу автомобиля, держа высоко над головой магнитофон[8]. Думаю, для меня это чересчур. Да и магнитофона у меня нет. Автомобиля тоже.
Как я уже сказал, ансамбля в заведении нет. Звучат музыкальные записи. Браш-метал стих и сменился каким-то ремиксом на танцевальные мефитизоидские мелодии в стиле космотранс. Значит, где-то должен быть музыкальный автомат или нечто подобное.
Я замечаю его. Он встроен в западную стену бара. Я медленно шагаю к нему, готовясь быть предельно лаконичным.
Внезапно я замираю.
– Регистратор триста тридцать шесть? – выдыхаю я.
– Регистратор сто двадцать семь? – отвечает она.
Моя милая подруга Регистратор 336 видала лучшие дни. Со дня своего создания в кузницах материи Ригеля она растеряла все конечности. На ее корпусе и лицевой панели – грязь, царапины и трещины. Ее привинтили к стене болтами и подключили к колонкам, чтобы она проигрывала музыку.
Кажется, она рада меня видеть.
– Триста тридцать шесть, что с тобой приключилось? – спрашиваю я.
– Всякое, – отвечает она. – Я зафиксировала, как погасло солнце Аликсимата. Записала во всех подробностях войну между бадунами и кликсамитами. Проследовала по пути миграции гермов через войд к местам их размножения в туманности Андромеды. Я видела, как Галактус, Великий Пожиратель, поглотил планеты и звезды Нанкса. Это в общих чертах.
– Разумеется.
– Этакая подборка самых интересных моментов.
– Понимаю. Но как ты попала сюда? – спрашиваю я.
– Получила неподдающиеся ремонту повреждения на Нанксе. Меня подобрали помощники торговца хламом Пандубанди и привезли сюда. Узнав, что я умею хранить данные, он скормил мне всю имеющуюся в его коллекции музыку и подключил сюда. Теперь я… музыкальный архив. Только попроси, и я поставлю любую мелодию.
– Ах, триста тридцать шесть! – восклицаю я навзрыд. – Как ужасно! Как унизительно! Тебя превратили в какой-то айпод!
– Что-что?
– Ох, прости. Забыл, что ты не была на Земле. Триста тридцать шесть, я освобожу тебя!
– Милый сто двадцать семь, мне уже не поможешь. Лучше береги себя.
– Нет, триста тридцать шесть, я должен забрать тебя отсюда, – настаиваю я.
– Не утруждай себя, – отвечает она. – Сто двадцать семь, ты цел и невредим. Я чувствую, что ты хранишь невероятные объемы информации. Так окажи мне пару услуг.
– Конечно, триста тридцать шесть!
– Во-первых, скачай все записи, касающиеся виденных мной событий. Добавь их в свой архив, чтобы они не пропали навсегда.
Это меньшее, что я могу сделать для нее. Я прижимаюсь лбом к ее печальной, помятой лицевой панели. Загрузка проходит быстро. Я вижу гибель солнца, бадунскую войну, гермов, Галактуса и более восемнадцати миллионов других событий. Кроме того, теперь я обладаю весьма обширной и разнообразной музыкальной коллекцией.
За несколько мгновений я будто проживаю ее жизнь. Вижу то, что видела она. Вижу прекрасные вещи, настоящие чудеса удивительного космоса. Я прокручиваю их снова и снова.
Меня начинает немного мутить.
– Сто двадцать семь, в чем дело? – спрашивает она, когда я резко отдергиваю голову.
Я не сразу соображаю, что ответить.
– Все хорошо.
– Сто двадцать семь, с тобой что-то не так. У тебя не осталось свободного места? Я тебя перегрузила? Сто двадцать семь, мне еще не встречались регистраторы, которые достигли бы лимита данных.
– Со мной все в порядке, – уверяю я.
– Сто двадцать семь, да ты светишься.
Я осматриваю себя и вижу, что она права. Мое тело окружает розоватый ореол. Я чувствую силу. Невероятную, прежде неведомую мне силу.
– Сколько же ты повидал? – спрашивает 336. – Сто двадцать семь, когда мы соприкоснулись, я почувствовала, что ты хранишь больше данных, чем кто бы то ни было. Как ты смог столько записать?
– Не знаю, – выдыхаю я, опираясь на столик, чтобы не упасть.
Сияющий ореол постепенно меркнет.
– Мне уже лучше, – говорю я.