У дома Джек сказал:
– Hy-c, Эйнштейн-младший, а как нам теперь поднять все это на крышу?
Мяус поднял с земли мячик и, ловко подкидывая и ловя его, направился за угол дома.
– Эй!
– Он не знает, пап. Ты уж сам придумай.
– Так что ж, по-твоему, он сумел изобрести такой хитрый фокус, чтобы дотащить крышку сюда, а теперь у него мозги отказали?
– Ага, наверно.
Джек Герри посмотрел вслед серебристому человеку и покачал головой. Он уже приготовился получить от Мяуса совет, продиктованный разумением, превосходящим человеческое, хоть и несколько иным. Но Мяус попросту отмахнулся от задачи – это не укладывалось у Джека в голове. Конечно же, такой знающий и находчивый человек, остроумно подсказавший, как притащить сюда тяжёлую крышку, не мог не понимать, что это только половина дела.
Пожав плечами, Джек вернулся в гараж, достал небольшой блок и верёвки. Надо было ещё ввернуть но большому крюку в скат крыши и в будущую крышку люка; немалого труда стоило втянуть груз наверх, ещё больше пришлось попыхтеть, пока удалось перетащить его через карниз и приладить на место. Мяус, видно, потерял к работе Джека всякий интерес. Два часа спустя Джек довернул последний винт, с облегчением разогнулся, и вдруг внизу послышались уже знакомые пронзительные вопли. Джек выронил инструменты, второпях пристроил за плечи “коромысло” и прыгнул с крыши.
– Айрис! Айрис! Что случилось?
– Не знаю… Этот Мяус… Он…
Джек ринулся за угол, к парадному крыльцу. На земле в каком-то судорожном припадке валялся Мяус. Он лежал на спине, выгнувшись дугой, пятки ушли глубоко в дёрн, голова запрокинулась под немыслимым углом, он только и опирался на пятки да на лоб. Здоровой рукой он колотил по земле, но та, что в лубках, лежала спокойно. Губы кривились, испуская пронзительный, прерывистый, поистине ужасающий вой. Мяус, видимо, способен был одинаково громко вопить и на вдохе и на выдохе.
Рядом стояла Молли и не сводила с него зачарованного взгляда. Она улыбалась. Джек опустился на колени и попытался сдержать дёргающееся в конвульсиях тело.
– Молли! Перестань смеяться над беднягой.
– А он не бедняга, пап. Он счастливый.
– Что-о?
– Глупый, ты разве не видишь? Ему очень хорошо. Он смеётся!
– Айрис, что с ним творится, как по-твоему?
– Одно могу сказать: он опять глотал аспирин.
– Четыре штуки съел, – вставила Молли. – Он их очень любит.
– Что делать, Джек?
– Понятия не имею, – озабоченно сказал Джек. – Оставим его в покое, как-нибудь само пройдёт. Дать рвотного или снотворного опасно – не ровен час совсем его отравим.
Приступ слабел и неожиданно прекратился, Мяус обмяк и затих. И опять, положив руку ему на грудь, Джек ощутил странное двойное биение сердца.
– Обморок, – сказал он.
Каким-то не своим, приглушённым голосом Молли возразила:
– Нет, пап. Он смотрит сны.
– Сны?
– Там небо оранжевое, – сказала Молли. Джек вскинул голову. Глаза девочки были закрыты. – Много Мяусов, целые толпы… и они большие. Как мистер Торндайк. (Торндайк, старый знакомый семейства Герри, редактор городской газеты, мог похвастать ростом в шесть футов и семь дюймов.) Дома круглые, и большие самолёты, и… и у них вместо крыльев палки.
– Не говори глупостей, Молли! – тревожно сказала мать. Джек поспешно зашипел на неё, чтобы не перебивала.
– Ну-ну, малышка, что там ещё?
– Какое-то место… комната. Это… тут Мяус, и ещё, их много. Они все линиями… рядами. Один большой, в жёлтой шапке. И он… держит их в рядах. А вот Мяус. Не в ряду. Прыгнул из окна со своей леталкой.
Молли умолкла. Мяус тихонько простонал.
– Ну?
– Ничего не видно, пап… ой, погоди! Все такое… мутное… Теперь какая-то штука, вроде подводной лодки. Только не в воде, а на земле. Дверь открыта. И Мяус… он внутри. Много кнопок и часов. Нажимает на кнопки. Толкнул какую-то… ой… ой! Больно!
Молли прижала к вискам стиснутые кулаки.
– Молли!!!
Девочка открыла глаза.
– Ты не волнуйся, мам, – преспокойно заявила она. – Это все ничего. Просто от той штуки во сне стало больно, только не мне. Был целый веник огня, и… и вроде спать захотелось, только очень-очень сильно. И больно.
– Джек, он погубит ребёнка!
– Сомневаюсь, – сказал Джек.
– И я тоже, – с недоумением произнесла Айрис и прибавила чуть слышно: – А почему я это сказала?
– Мяус спит, – неожиданно объявила Молли.
– А снов больше не видит?
– Нет, не видит. Ух, как это было… чуднeq \o (о;?)!
– Пойдём перекусим чего-нибудь, – сказала Айрис, голос её слегка дрожал.
Она ушла с Молли в дом. Джек посмотрел на Мяуса, тот блаженно улыбался во сне. Может, следовало бы уложить это странное существо в постель? А впрочем, день тёплый, трава густая, лежать ему мягко… Джек покачал головой и тоже вошёл в дом. Огляделся по сторонам.
– Да ты просто волшебница!
Вокруг все преобразилось. Мусора, щепок, обвалившейся штукатурки как не бывало, на столике, на спинках дивана и кресел победоносно сверкали салфетки и накидки – рукоделие Айрис. Она сделала реверанс:
– Вы очень любезны, милорд.
Они подсели к круглому столику и принялись уничтожать сандвичи с языком. Джек подал ему аппарат.
– Джек!
– М-м?
– Что это было? Телепатия?
– Да, наверно. Что-то в этом роде. Ого, вот я скажу Зинсеру! У него глаза на лоб полезут!
– Ты прямо сегодня поедешь на аэродром?
– Ясно! Пожалуй, и Мяуса прихвачу.
– Перепугаешь там всех. Уж очень у него вид… такое не каждый день встретишь.
– Ни черта! Посидит с Молли на заднем сиденье.
– Джек… а не опасно Молли общаться с этим… с этим существом?
– Нет, конечно! Ты беспокоишься?
– Я… да, Джек. И не из-за Мяуса. Из-за себя. Беспокоюсь потому, что как-то слишком мало беспокоюсь… понимаешь?
Джек наклонился и поцеловал её.
– Вот что значит материнское сердце, – усмехнулся он. – Мяус – существо чужое, непривычное, значит, надо его опасаться. А при этом он несчастный и безобидный, и где-то в глубине души ты готова его опекать и нянчить.
– М-может быть… – задумчиво протянула Айрис. – Он такой же огромный и безобразный, как ты, и, вне всякого сомнения, гораздо умней тебя. Но тебя мне вовсе не хочется нянчить.
– Ещё чего! – усмехнулся Джек, залпом проглотил кофе и встал из-за стола. – Ешь скорей, Молли, и поди вымой лицо и руки. А я погляжу, как там Мяус.
– Значит, едешь в аэропорт? – спросила Айрис.
– Если Мяус пришёл в себя. Я очень много всякого хочу выяснить, и многого мне просто не понять, не хватит мозгов. Зинсер вряд ли на все сумеет ответить. Но вдвоём мы хотя бы сообразим, как с этим быть дальше. Айрис, это же грандиозно!
Полный самых смелых предположений и дерзких замыслов, он вышел на лужайку перед домом. Мяус сидел в траве и самозабвенно созерцал гусеницу.
– Мяус!
– Баб?
– Как насчёт того, чтобы прокатиться?
– Хоррршо, шшалуста, Шек!
– Боюсь, что ты меня не совсем понял. Пошли.
И Джек махнул рукой в сторону гаража. Очень бережно и нежно Мяус опустил гусеницу на травинку, поднялся и пошёл следом, и тут в гараже раздался дикий грохот и треск. На миг все застыли, потом завизжала Молли – опять и опять, да так, что волосы у Джека стали дыбом. Он сам не заметил, как домчался к гаражу.
– Молли! Что случилось?
При звуке его голоса девочка сразу замолчала, будто повернули выключатель.
– Молли!
– Я здесь, пап, – голос её прозвучал на удивление тихо и смиренно. Она стояла возле отцовского автомобиля, и в эту минуту выражением всего её существа была выпяченная дрожащая нижняя губа. Машина застряла носом в дыре, пробитой в задней стенке гаража.
– Пап, я не хотела… я только хотела помочь тебе вывести машину. Ты меня отшлёпаешь? Пап, ну, пожалуйста, я ведь не…
– Что на тебя нашло? Почему ты это сделала? Ты же прекрасно знаешь, что я не велю трогать стартер!
– Пап, я понарошку… будто это подводная лодка, только она умеет летать… Ну, как Мяус улетел.
С некоторым усилием Джек сообразил, о чём речь.
– Поди сюда, – сказал он сурово.
Молли подошла крохотными шажками, еле передвигая ноги, прижав руки к тому месту, где, как она догадывалась, они ей сейчас больше всего пригодятся.
– Надо бы тебя выдрать, – сказал Джек.
– Ага… – дрожащим голосом согласилась Молли. – Наверно, надо. Только разочка два – и хватит, а, пап?
Джек закусил изнутри щеки, но не выдержал и ухмыльнулся. “Ах ты хитрюга!” – подумал он.
– Вот что я тебе скажу, – проворчал он, оглядывая машину. По счастью, гаражик был отнюдь не капитальной постройки, несколько новых вмятин на капоте и крыльях будут недурно гармонировать со старыми. – Тебе причитается три увесистых раза. Я их приплюсую к следующему деру.
– Хорошо, пап.
Она взобралась на заднее сиденье, подальше от отца, и села там прямо и чинно, как пай-девочка. Джек как мог расчистил щепки и обломки, сел за руль и осторожно, задом вывел свой старый тарантас из продырявленного сарая.
Мяус стоял в почтительном отдалении, серебряные глаза со страхом уставились на рычащий автомобиль.
– Прошу, – сказал ему Джек и поманил пальцем. Мяус попятился.
– Мяус! – окликнула Молли, выглянув из машины.
– Йоук! – отозвался Мяус и тотчас подошёл.
Молли отворила заднюю дверцу, он забрался внутрь и… скорчился на полу. Хохоча во всё горло, Молли заставила его сесть как следует. Джек вошёл в дом, остановился, подобрал ракетное коромысло Мяуса, послал в окно воздушный поцелуй Айрис – и они покатили.
До аэродрома ехали сорок минут, и все сорок минут не утихали восторги: Молли трещала как пулемёт, подмечая и разъясняя все чудеса проносящихся мимо земных ландшафтов. Мяус её слушал как зачарованный, с круглыми глазами и раскрытым ртом, порой тихонько взвизгивал, изумлённо мяукал и вопросительно попискивал… в иные минуты Джек готов был поклясться, что серебряный человек понимает каждое слово девочки.