– А это не опасно?
– Реактор полностью остановлен, облученное ядерное топливо из него выгружено, сейчас там ведутся обычные регламентные работы, – ответил атомщик. – Но сначала я покажу вам центральный щит управления
В просторном зале перед огромным полукруглым пультом с множеством кнопок, индикаторов, переключателей находились операторы. По экранам мониторов змеились непонятные непосвященному схемы и графики.
– Как будто в штаб соединения ПВО попал! – заметил Макс, невольно подыскивая известную ему аналогию. – У нас почти такая же обстановка.
– Точно так, – согласился Федор Дмитриевич.
Остальные офицеры закивали, они тоже подумали нечто в этом роде.
Цифровые приборы здесь обязательно дублировались аналоговыми, стрелочными циферблатами. Как называли их сами операторы дежурной смены АЭС, «будильники».
А над всеми этими сложнейшими приборами царил огромный круглый индикатор, собранный из множества отдельных квадратиков.
– Это мнемосхема активной зоны атомного реактора, сейчас она серая, а это значит, что она не активна. Каждый квадратик на схеме – это отдельный ТВЭЛ. Мы контролируем его температуру… и другие параметры. К общим и самым важным характеристикам работы реактора относятся температура активной зоны, температура и давление теплоносителя в первом и втором контурах, а также величина нейтронного потока. Она показывает, насколько интенсивно происходит цепная реакция деления ядер урана. Нейтронный поток контролируется стержнями-поглотителями из кадмия, чем ниже они погружены в активную зону, тем меньше нейтронов и слабее реакция, – довольно просто и понятно объяснил энергетик.
– А если авария?
– Кадмиевые стержни-поглотители удерживаются мощными электромагнитами. Если происходит нештатная ситуация и системы обесточиваются – электромагниты отключаются, и стержни просто падают на всю глубину шахт активной зоны и «вбирают» в себя все нейтроны. Реакция деления попросту останавливается. Разумеется, это лишь один из уровней АЗ – аварийной защиты.
– А сколько таких уровней?
– Это закрытая информация.
Перед входом в зону радиационного карантина офицерам пришлось переодеться в белые спецовки. Комбинезоны и даже носки были цвета первого снега – только каски оранжевые. Как объяснил инженер-атомщик, на такой униформе любая грязь или пыль особенно заметна и она подлежит дозиметрическому контролю. Также каждому офицеру выдали индивидуальный дозиметр, напоминающий шариковую ручку. После выхода из зоны радиационного карантина дозиметрист вставит этот «карандаш» в гнездо считывающего прибора и определит индивидуальную дозу каждого.
– А какой у вас тут фон? – поинтересовался Федор Дмитриевич.
– На станции и в самом Энергодаре уровень радиации гораздо ниже, чем в любом крупном городе России, например в Москве, Питере или же, например, в Донецке.
Офицеры-зенитчики миновали герметичный тамбур-шлюз и вошли в просторный зал. Мощный электромостовой кран под потолком удерживал над глубокой шахтой в центре помещения массивную и сложную конструкцию. Из нее вверх торчали длинные серые цилиндры.
– Те самые стержни-поглотители?
– Да, именно они и контролируют атомную реакцию, – ответил инженер-атомщик. – Можете подойти к ограждению шахты и полюбоваться на активную зону. Сейчас она без уранового топлива и не опасна.
Макс все же с некоторой опаской подошел и взглянул внутрь. Под слоем воды в массивном стальном цилиндре виднелись какие-то металлоконструкции, только и всего. Признаться, Макс был даже несколько разочарован увиденным. Да, масштабно, да, интересно, но все же почти магический процесс добычи атомной энергии сводился в итоге к пусть и сложным, но вполне осязаемым, так сказать, технологиям. Романтизма нет!..
Офицер обратил внимание на сложную и массивную конструкцию на рельсах возле реакторной шахты.
– Это машина для перегрузки в реактор и из него ядерного топлива, – заметил сопровождающий «экскурсию» энергетик.
Вокруг специалисты-атомщики в таких же белых комбинезонах что-то ремонтировали, проверяли, настраивали… Обстановка как в обычном цехе или даже скорее как на стройплощадке.
После визита в реакторный зал все сдали свои личные дозиметры, переоделись, вымылись под прохладным душем, чтобы даже мельчайшая пыль через распаренные и раскрытые поры кожи не проникла внутрь организма. После чего гостей снова проверили на стационарном дозиметре.
Выйдя из помещения энергоблока, Макс все же не удержался от не дававшего ему покоя вопроса.
– А Чернобыль здесь может повториться?
– Теоретически у нас даже реакторы разные: там был РБМК, а у нас более совершенный ВВЭР, в нем даже физические принципы работы несколько другие, позволяющие практически мгновенно погасить цепную реакцию, – ответил инженер-энергетик. И мрачно пошутил: – Только если украинская сторона нам в этом «поможет» своими ракетными обстрелами!..
– Мы этого не допустим, – спокойно, но твердо произнес русский офицер ПВО.
Глава 37Тайный полет и жесткое приземление…
Пилот неторопливо, с помощью нескольких ассистентов, облачился в скафандр, который в НАСА использовался в миссиях корабля «Джемини». Но все же в космос он лететь сейчас не собирался. Проверили подачу кислорода. Дыхательная смесь зашипела в шланге. На пилота надели белую сферу гермошлема с выпуклым стеклом и темным светофильтром сверху. Проверили связь. Пилот неуклюже вышел из ангара в сопровождении ассистентов, которые несли за ним чемоданчик дыхательного аппарата и шлейф проводов радиосвязи.
На взлетно-посадочной полосе его уже ждал самолет. Сразу бросались в глаза очень длинные и узкие крылья, которые несли такой же узкий фюзеляж, над которым находился массивный каплевидный обтекатель радиолокационной станции.
Матово-черный цвет аппарата и отсутствие каких-либо опознавательных знаков наводили на мысль о том, что он предназначен для тайных полетов там, где его, мягко говоря, не хотят видеть.
Самолет-легенда! Творение легендарного американского конструктора Кларенса (Келли) Джонсона, которое на многие годы пережило не только своего создателя, но и многие, не менее легендарные самолеты. Ушли на покой серебристые «Сейбры», сражавшиеся в 1953–1956 годах в небе Корейской войны с краснозвездными МиГ-15. Мрачные «Фантомы» горели в небе Вьетнама в 1968–1973 годах от ракет и пушек юрких краснозвездных МиГ-21. Над Сербией в 1999 году МиГ-29 сбил угловатый бомбардировщик «Стелс» F-117 Nighthawk. И все это время крылатый шпион «Локхид» U-2 продолжал тайные полеты практически по всему миру! Более того, и «Сейбры», и «Фантомы», и «Найтхоки» уже давно сняты с вооружения, а самолеты-шпионы U-2S Dragon Lady и по сей день летают и ведут воздушную разведку.
Пилот устроился в довольно тесной из-за высотного скафандра кабине, подключился к бортовой сети жизнеобеспечения. Техник закрыл и загерметизировал фонарь кабины над его головой.
Черный самолет с тонким фюзеляжем и огромными крыльями, как у планера, начал долгий разбег по полосе Эйрфорда в графстве Глостершир на юге Англии. В конструкции машины все было подчинено идее дальнего и высотного полета: один двигатель, огромные, с большим удлинением крылья. И даже велосипедное двухколесное шасси с дополнительными опорами шасси под крыльями, которые сбрасывались после взлета.
Старт прошел успешно, и высотный самолет-планер стал понемногу набирать высоту. Воздушные потоки били в длинные тонкие крылья, заставляя плоскости изгибаться. Управлять высотным разведчиком было совсем непросто: здесь отсутствовали современные компьютеризированные системы, все оставалось на механике с тросовой проводкой, как и в 50‑х годах XX века. И при этом на большой высоте, в разреженном воздухе стратосферы, самолет становился исключительно инертным, длинные узкие крылья с трудом находили опору. К тому же «реактивный высотный планер» оказался подвержен малейшим воздействиям атмосферы. При пилотировании приходилось скрупулезно учитывать скорость и направление восходящих и нисходящих потоков. Пилоту на всем протяжении маршрута – иногда больше десяти часов подряд – приходилось орудовать штурвалом и педалями в тесной кабине и в громоздком скафандре. Не получалось просто добавить обороты двигателю, иначе тонкие и длинные и при этом очень хрупкие крылья могли попросту сломаться. Ситуацию усугубляло еще и то, что полетная скорость на большой высоте была близка к скорости сваливания. За ней могла последовать короткая тряска и смертельный штопор, из которого уже нет выхода. В общем «Леди-дракон» оказалась капризна, как любая дама, и так же опасна, как мифический огнедышащий ящер.
Маршрут конкретно этой разведывательной миссии лежал на юг. Взлетев с территории Англии, черный длиннокрылый самолет с обтекателем радара над фюзеляжем и мощными фотокамерами в брюхе миновал пролив Ла-Манш. Оставив за левым крылом Па-де-Кале, воздушный шпион прошел над Антверпеном. Над столицей Евросоюза Брюсселем, с его либеральным пафосом и знаменитыми «писающими фонтанами» (если кто не знал, то для равенства полов кроме Писающего мальчика установили еще и Писающую девочку, в совершенно свободной позе, а еще есть и Писающая собачка, но из этой скульптуры хоть вода не течет), пилот выполнил левый разворот. Осторожно повернув штурвал, он лег на новый курс.
Под крылом все также проплывали едва заметные с огромной высоты созвездия огней больших городов. Парадокс заключался в том, что настоящие звезды отсюда – из стратосферы – казались гораздо ближе. Казалось, вытяни ладонь, и одна из них уютно ляжет в герметичную перчатку скафандра…
Проблемы доставило встречное воздушное течение, замедлившее полет. Ветер высоты ощутимо бил в длинные тонкие крылья U-2S Dragon Lady. Штурвал буквально вырывало из рук, и пилоту стоило больших трудов сохранить управление. Мощные турбулентные потоки били в фюзеляж и крылья, грозя и вовсе сломать их. Кроме того, особенно внимательно приходилось следить за скоростью «высотного реактивного планера»: она вплотную приблизилась к тому пределу, за которым следовало неминуемое сваливание в смертельный штопор. Набрав еще пару тысяч метров высоты, пилот судорожно выдохнул: вроде бы опасность миновала.