— Ещё гречневые оладьи! — закукарекал Терри.
— Доброе утро, лейтенант, — дружелюбно приветствовала Маршалла Дженни Грин.
— И вам, мисс Грин.
— Вероника в больнице, — пояснила она.
Маршалл подавил вздох облегчения.
— В любом случае, я хотел видеть вас. Вас и ту комнату.
— Меня? Как я могу помочь вам? Но буду рада, если смогу.
— Вы были секретаршей мистера Фоулкса, не так ли?
— Пожалуйста, не говорите в прошедшем времени, лейтенант, — вздрогнула девушка. — Это звучит, как будто — как будто тот, кто это был, преуспел.
— Простите. Это, должно быть, профессиональное. Ситуация с живым трупом несколько необычна. Итак, вы?..
— Да.
— Тогда могу я просить вас просмотреть ваши папки и составить для меня список всех, с кем у мистера Фоулкса когда-либо были серьёзные финансовые или литературные разногласия?
— Боюсь, это займёт немало времени, — слегка улыбнулась она.
— Не удивлён. А я, тем временем, попробую вытянуть какие-нибудь тайны из этого дьявольского кабинета.
Маршаллу, по мере созерцания не дававших ответа стен, подумалось, что есть проверенное временем изречение: чем сложнее ситуация, тем проще её решить. Просто задуманное преступление — головоломка. И это, вне всякого сомнения, вполне верно. Большинство сложностей распутываются мгновенно, как только потянешь за нужную ниточку. Но когда ниточек нет…
Для любой запертой комнаты должна быть причина. Преступники не создают запертых комнат по чистой прихоти. Простейшая причина — сделать смерть похожей на самоубийство; но, будь так, Хилари был бы заколот спереди или сбоку. Не годится. Не подходит и постановка несчастного случая.
Причина может состоять в том, чтобы создать преступнику алиби. Как в тот деле Харригана. Но до сих пор у всех возможных подозреваемых были алиби столь безупречные, что в них и усомниться нельзя. Быть может, в папках мисс Грин…
Кроме того, бывают беспричинные запертые комнаты. Созданные по случайности, вовсе не запланированные преступником. Какая-то мелочь могла почему-то пойти не так, вызвав эффект мнимой невозможности.
“…если не останется ничего, какая-то часть “невозможного” должна быть возможной…”
Маршалл раздражённо заклохтал, вышел из кабинета и проследовал на звук пишущей машинки. Он обнаружил, что Дженни Грин методично рылась в бумагах и выписывала имена, оставляя строку-две, чтобы в каждом случае указать причину проблемы. Подняв глаза, она спросила:
— Да, лейтенант?
— Вы когда-нибудь, мисс Грин, хватали палку не за тот конец, чтобы потом обнаружить, что конца там и нет?
— Я должна ответить?
— Вопрос риторический. Именно это я и сделал. Хватаюсь за факты и ничего не знаю о самих людях. Не поможете ли в этом?
Дженни махнула рукой в сторону пишушей машинки.
— Но я ничего не знаю об этих людях. Для меня это просто имена, которые надо печатать с заглавной буквы.
— Я не имею в виду именно этих людей. Я имею в виду мистера Фоулкса, его жену, его шурина… вас.
— Лейтенант, неужели вы…
— Я пока никого не подозреваю. И никого не освобождаю от подозрений. Но всё дело фокусируется на Хилари Фоулксе, и мне надо представлять этот… этот фокус на Фоулкса. Фоулкслор, с вашего позволения.
— Попробую. В смысле, попробую рассказать вам; не думаю, что я могу такое вам позволить. Но садитесь. И можете курить трубку, если хотите.
Единственная мебель помимо стула у стола для печати состояла из кровати и низкого будуарного кресла, обитого ситцем в светочек. Маршалл выбрал последнее и не чувствовал себя столь неуместно, как ожидал; оно было почти идентичным креслу, в котором он кормил из бутылочки Урсулу.
— Я смогла представить, — медленно начала Дженни Грин, — что люди испытывают к кузену Хилари. Порой я их даже немного понимаю. Мой отец погиб на войне ещё до моего рождения. Мать вернулась к деду, и я выросла в доме священника. Мать после случившегося чувствовала себя нехорошо, а когда дед умер… О, я не буду рассказывать вам всё в подробностях, но, прежде чем Хилари приехал в Англию и решил разыскать своих заокеанских родственников, бывали дни, когда мы не ели. Так что я испытываю должную благодарностью, но не только её. Хилари… ну, он мне симпатичен. Помимо того, что он был добр ко мне, если вы понимаете, о чём я.
— Думаю, что да.
— Но помочь вам представить его… Вам придётся вернуться в прошлое. Встретить Фаулера Фоулкса. Да, и Даррела Уимпола тоже. Я их никогда не знала, но из их книг и из услышанных в детстве разговоров… Вам стоит прочесть эти книги, лейтенант. Автобиографию Фоулкса и воспоминания Уимпола. Они могут помочь.
— Постараюсь. Но если вы пока что?..
— Фаулер Фоулкс… ну, он был очень похож на доктора Дерринджера, не считая внешнего вида. В этом Хилари его копия; но, полагаю, вы помните его фотографии?
— Да.
— И он вёл себя так, словно у него действительно были бычья грудь, чёрная широкая борода и трость с серебряным набалдашником. Он гремел, доминровал и поражал людей остротой ума. Это была не поза. Он и был таким — крупной личностью. А Даррел Уимпол…
— Это отец миссис Фоулкс?
— Да. Он был… он был таким же, но что-то пошло не так. Крупной личностью, которая не задалась. Он начал с безумных успехов в создании какой-то странной математической теории, великолепно выглядевшей и позднее опровергнутой. Немного писал и всё время ходил по грани успеха. Умел господствовать в салонах, пока не появлялся кто-то поинтереснее. А встретив Фоулкса, он всё поменял и стал его спутником босуэллианского типа. Понимаете? Поскольку ему не удалось стать тем, кем он хотел, он описывал совершенство Фоулкса, сам будучи просто неудачной его версией. Не знаю, есть ли какой-то смысл в моих словах.
— Думаю, что да. А их дети?
— Видите ли, там было столько жизненной энергии, столько совершенство; отец и сын обычно их делят. Отец Хилари, так сказать, всё забрал себе.
— Итак, Хилари живёт лишь энергией своего отца и ничего из себя не представляет?
— Я не собиралась выражаться так жёстко, лейтенант; но именно это и имела в виду.
— А сын Уимпола? Как его зовут… Вэнс?
— Вэнс… — Дженни Грин откинулась назад и обхватила руками колени. Её взгляд утратил обычную настороженность. — Да, Вэнс…
В этот момент раздался звонок в дверь.
— А Алиса ещё не вернулась с рынка. — Она вскочила на ноги. — Закончим позже, лейтенант.
Маршалл посмотрел на лист в пишущей машинке. Куча имён, многие из них незнакомы. Уэбб Марлоу, Клив Картмилл[54]… Остин Картер, но это он и так знает… И, конечно, Мэтт.
Прислушавшись, Маршалл различил неуверенное “Да?” мисс Грин, обращённое, очевидно, к совершенно незнакомому ей человеку. Затем голос, слегка ему знакомый, проговорил:
— Я хотел бы поговорить с управляющим делами мистера Фоулкса.
— Боюсь, мистер Фоулкс занимается этим сам.
“И, Бог свидетель, это правда”, — подумал Маршалл, пытаясь узнать этот не совсем незнакомый голос. И тут тот раскрылся сам.
— Меня зовут Фин. М. Хэлстед Фин.
Девушка, судя по тому, как изменился её голос, улыбнулась.
— О да. Вспоминаю, что печатала письма к вам. Собственно говоря, я как раз занималась той папкой.
Так и у маленького агента, выходит, были свои неприятности с Хилари. Неудивительно. Но, пожалуй, стоит этим заняться.
Маршалл вернулся в гостиную. В дверях стояли двое мужчин. Вторым был тот обманчиво молодой и незрелый на вид индивидуум, что непревзойдён, по сообщению Мэтта, как в халтуре, так и в творческой фантазии. Хендерсон, так его звали.
Фин выразил удивление.
— Мистер Маршалл! — воскликнул он.
— Боюсь, мы виделись под ложным предлогом, Фин. Я лейтенант. Из отдела убийств. Мисс Грин, вы не возражаете, если я попрошу этих джентльменов войти?
— Естественно, лейтенант. Закончу для вас тот список.
— Спасибо. Прошу вас, входите, джентльмены.
Фин беспокойно протиснулся внутрь. Хендерсон, по-видимому, никак не встревоженный статусом лейтенанта, всё же выражал своим видом некоторое благоговение перед квартирой.
— Мне бы хотелось, — пояснил Маршалл, — задать вам, ребята, несколько вопросов. Для начала разберёмся с именами. Что кроме Фина?
— М. Хэлстед. И пишется через “Ph”.
— А “М.” значит?..
Фин заколебался, и Хендерсон лаконично добавил:
— Майкл.
— И, уверен, Фин писался через “F” и с двумя “n” на конце. Не осуждаю вас за переделку. Микки Финн — не слишком подходящее имя для человека на доверии, например, агента.
— А кто-нибудь доверяет агенту? — печально спросил Фин.
— Не могу сказать. Но я готов попробовать это сделать. Расскажите, зачем вы избрали это ясное утро для визита на место преступления?
Фин мудро решил не отвечать на подтекст.
— Не знаю, насколько вы разбираетесь в литературном бизнесе, лейтенант…
— Одно вымогательство, — сказал Джо Хендерсон.
— Немного, Фин. А к тому времени, когда покончу с этим делом, надеюсь стать авторитетом в этой области. Но что именно я должен знать, чтобы понимать ваш визит?
— Вы, по крайней мере, знаете о положении дел с книгами о докторе Дерринджере? Вот. И, видите ли…
В этот момент Вероника Фоулкс, распахнув дверь холла, радостно пропела:
— Посмотрите, кто пришёл!
Увидев лейтенанта, она понизила голос и повторила совсем другим тоном:
— Только посмотрите, кто пришёл…
Но её реакция запоздала. Над происходящим взял власть бледный и жилистый мужчина, стоявший позади неё. Дженни Грин бросила машинку и явилась на зов Вероники. А теперь она нетерпеливо бросилась в объятия худощавого мужчины и очень просто и радостно промолвила: “Вэнс”. А Д. Вэнс Уимпол целовал её, приветствовал Фина и Хендерсона, знакомился с Маршаллом и требовал неограниченного количества выпивки немедленно.
Следующие полчаса стали для Маршалла кошмаром. Он хотел поговорить с этим шурином, как минимум, по двум причинам: во-первых, потому что он мог знать, будучи у них в деле, о взаимоотношениях Хилари с фантастами, а будучи членом семьи, о взаимоотношениях Хилари с женой и кузиной (рассказ мисс Грин о семейных делах, ясный и наводящий на размышления, всё-таки стоит проверить по другому источнику); а во-вторых, потому что Маршалла чрезвычайно интересовало, где, чёрт возьми, пропадал все последние недели сам Уимпол.