— Отца и сына разлучила серьёзная ссора, заставившая сына найти гибель на поле боя.
— И что может вызвать такую ссору в двадцать лет? Можно ли представить себе что-нибудь более вероятное, чем непродуманный брак, после которого достопочтенная Патриция Сент-Джон в качестве мачехи, несомненно, высказывает своё мнение о непригодности девушки? Стандартный случай. Вне всякого сомнения, отрезанный ломоть и всё такое. И вот он отправляется добровольцем в союзные война, дабы найти смерть или славу на поле брани, мчась на своём метафорическом белом скакуне, не дожидаясь открытия, что его бедная жена беременна.
Сестра Урсула кивнула.
— То есть вы думаете, что ваш Рансибл — сын от непродуманного брака Роджера Фоулкса?
— Я в этом уверен. Я рассуждал так: он может солгать призывной комиссии о своём имени. Но только профессиональный мошенник выдумает ложное место и дату рождения. Девять шансов из десяти, что они верны. Итак, я проверил в наших городских записях 5 августа 1915 года. Никакого Рансибла. Но есть Уильям Фаулер Фоулкс, восемь фунтов десять унций, отец Роджер О'Доннелл Фоулкс, мать Элинор Рансибл Фоулкс. Легко понять, что произошло дальше. Давление со стороны семьи, чтобы она отказалась от своих претензий и вернула себе девичью фамилию в обмен на единовременную выплату. Вы знаете фамильную гордость Хилари. Посмотрите, как он заботится даже о той кузине из Англии. А Фоулкс, работающий продавцом… Это догадки, но, думаю, нет особых сомнений, что Рансибл мягко нажимал на Хилари. Давление не могло быть жёстким, потому что у него не было прав на наследство, которого лишили его отца. Просто своего рода моральное увещевание и призыв к фамильной гордости. И вот здесь появляется Тарбелл.
— Но как?
Маршалл достал телеграмму из Чикаго и протянул монахине. Сестра Урсула прочла:
ПРИНОСИМ ИЗВИНЕНИЯ ЗАДЕРЖКУ ПРЕДПОЛАГАЕМЫЕ ОТПЕЧАТКИ ТАРБЕЛЛА СООТВЕТСТВУЮТ ГЕРМАНУ ДЖАРРЕТТУ ПОДОЗРЕВАЕМОМУ ВЫМОГАТЕЛЬСТВЕ ДЕЛЕ ВЕЙРИНГХАУЗЕНА ОСВОБОЖДЕН НЕДОСТАТКУ УЛИК ИЮНЬ 1939
— Помните дело Вейрингхаузена? — спросил он.
— Одно из дел с пропавшими наследниками, не так ли? Наследство в виде мясоперерабатывающей компании, сын, считающийся утонувшим в море много лет назад, и претендент, утверждающий, что он — этот сын. Дело Тичборна[83] повторяется.
— Верно. А этот Джарретт стоял за спиной претендента. Что, по-видимому, указывает, что он специализировался на поиске наследников. В том деле мошенничество доказать не удалось, и сомневаюсь, что оно было здесь. Слишком мелкая для этого была бы пожива. Но у Тарбелла-Джаррета дела шли не так уж хорошо, судя по месту его проживания, и он, без сомнения, решил сунуть нос и в это дело. Записка, подписанная Дж. Т., найденная мной в комнате Рансибла, подтверждает это. Она гласит: “Х говорит может быть. Надейся, парень”. Или, возможно, после Х. должна стоять точка. Это указывает на то, что Хилари покусывали, а также, что они были способны представить некие материалы. Какие у них были доказательства, сказать сложно. Большая их часть, должно быть, уже уничтожена. Но мы знаем, что у Рансибла были бабушкины чётки, которые Тарбелл использовал как доказательство, он имел заметное внешнее сходство с Хилари и, собственно, старым Фаулером, и выполнял трюк с рукой.
— Бог мой, что это?
Маршалл объяснил и показал рисунок Уоринга.
— Уимпол упоминает его в воспоминаниях; это был, по-видимому, подходящий для догматичной и доминирующей личности Фаулера Фоулкса салонный фокус. Вот что имел в виду Тарбелл, говоря, что это может пригодиться.
— Вы открыли удивительные факты, лейтенант. Но какой же вывод вы из них делаете?
Маршалл замялся с ответом.
— Я листал труды Чарлза Форта, которые так любят цитировать Остин Картер с Мэттом. Кажется, через несколько лет после знаменитого исчезновения Амброза Бирса произошло ещё одно исчезновение — некоего Амброза Смолла[84]. Мистер Форт предполагает, и, честно говоря, думаю, что шутит он лишь наполовину, что некто собирал Амброзов. Ну, а в этом деле некто собирает Фоулксов.
— Тогда почему Тарбелл? — Только потому, что он знал, что Рансибл — Фоулкс. Разве вы не видите: если считать смерть Рансибла ошибкой, то весь замысел оказывается нацеленным на Хилари. И весь вопрос мотива освещается по-иному. Кандидатом становится любой, с кем конфликтовал Хилари; а это широкое поле. Но если смерть Рансибла предумышлена, тогда убийцей должен быть человек, который получает выгоду от трёх смертей Тарбелла, Рансибла и Хилари. Его мотивом может быть лишь одно. И есть только один человек, имеющий этот мотив.
— И ещё одна женщина, — напомнила ему сестра Урсула. — Возможно, даже две.
— Вы можете представить женщину, посещающую отель “Элитный” в роли доктора Дерринджера? Это, очевидно, мужчина.
— Но у него несколько самых впечатляющих алиби.
— Которые рушатся от щелчка пальцем.
— А запертая комната?
— Она пока остаётся. Бог её знает. Остальное проясняется. Например, бомба. Я не представлял, как кто-то в этом кругу может знать о Луи Шалке; но, очевидно, Тарбелл должен был знать и легко мог упомянуть живописную профессию своего соседа посетителю — посетителю, с которым он имел некую деловую связь и который потом убил его. Но это… — Маршалл замолчал, и глаза его загорелись.
— Да, лейтенант?
— Это значит, что шантажировали не Хилари. Посетителем Тарбелла, согласно клерку, был доктор Дерринджер — то есть убийца. Такой мутный делец, как Тарбелл, не возражал бы, чтобы человек с именем и положением маскировался, посещая “Элитный”. А тот номер телефона связывает Тарбелла не лично с Хилари, а с квартирой Фоулксов. Скажем, Тарбелл обманывал Рансибла, сливая информацию двум людям, больше всего заинтересованным в сохранении положения Хилари…
— Но вы сказали, что это не был настоящий шантаж. Просто мягкое давление, взывающее к фамильной гордости Хилари.
— Ладно. Пропустим. Это боковая линия. Всё наладится, абсолютно всё наладится, когда мы объясним ту чёртову запертую комнату. И именно здесь мне больше всего нужна ваша помощь, сестра. Вы однажды взломали такую комнату. Не могли бы вы сделать это вновь? Если я проясню этот момент, то смогу сегодня же произвести арест по обвинению в предумышленном убийстве, принудить Келло отозвать обвинение против Мэтта и передать ему настоящего убийцу. Но как, во имя всех слов, которые никогда не должны нарушать покой этого дворика, была устроена эта запертая комната?
Сестра Урсула крепко сжала руки вокруг креста своих чёток.
— Я уже намекала вам, какова, мне кажется, природа разгадки.
— Человек-невидимка? Да уж, помогло это, не считая блестящей теории Леоны, что это могла быть сестра Фелицитас.
Монахиня рассмеялась. Но смех был нервным, натужным, далёким от её обычных вольных и полных раскатов хохота.
— Сестра Фелицитас была бы в восторге от этой шутки, если бы я смогла добиться, чтобы она её услышала. Но теперь я могу пойти дальше того намёка. В ходе этого визита вы рассказали мне, как именно можно открыть эту комнату.
— Я?
— И вспомните изречение доктора Дерринджера. “Исключите невозможное, и если не останется ничего”…
— Сестра! — резко проговорил Маршалл. — Мы играем? Разве вы не понимаете, что может произойти третье убийство, пока мы…
— Нет. Не будет и не может быть третьего убийства. Поскольку, видите ли, вы забыли упомянуть ещё одного человека, который получит выгоду от смерти Фоулкса.
Маршалл выбил трубку и медленно набил её вновь. Гнев покинул его лицо, уступив место сомнению, а затем изумлению.
— Сестра, — произнёс он, наконец, — вы имеете в виду, что?..
В патио вошла другая монахиня.
— Лейтенант Маршалл? — спросила она. — Звонок для вас.
Вернулся Маршалл с чёрным лицом.
— Ну? — проскрипел он. — Это был Рэгленд. Он обзванивал весь город, пытаясь меня разыскать. Так ещё одного убийства не может быть?
— Лейтенант… — Голос сестры Урсулы слегка дрожал.
— Ваше последнее предположение было блестящим. Но, думаю, теперь он чист. И, — добавил Маршалл, не обращая внимания на тишину патио, — это вновь та же чёртова запертая комната.
Вероника Фоулкс с любопытством посмотрела на брата.
— Так это всё-таки случилось. — Она закрыла за собой дверь в кабинет.
Бледный Вэнс Уимпол кивнул.
— Это всё-таки случилось. Они добрались до Хилари.
— И всё так же, как в тот раз?
— Точно так же. На двери в холл цепочка. Мы с Дженни были в этой комнате с того момента, как Хилари вошёл в кабинет. Никто не входил и не выходил.
— Ты очень умён, Вэнс, — ровным голосом произнесла Вероника.
— С учётом одного из продемонстрированных тобой талантов, дорогая, это впечатляющий комплимент.
— Но, пожалуй, в этот раз не столь умён. В тот раз у тебя были беспристрастные свидетели. Две монахини. Никто не мог их заподозрить. Но кто уделит внимание показаниям твоей невесты? И лишь она может подтвердить, что ты не входил в ту комнату.
— Так вот что намечается, Рон? На сей раз я назначен на роль козла отпущения? Ну, это едва ли справедливо. Или необходимо. Ты знаешь, что тебе нечего страшиться моего управления наследством. Тебе лучше держать меня поблизости.
— Не знаю, как ты проделал это в тот раз. Это было безупречно. Но на сей раз всё слишком нагло, Вэнс. Не то чтобы я хочу сдать тебя. Но они никогда не поверят в твою историю.
— Маршалл поверит. Он приучен к запертым комнатам. Ведь это, наверное, натолкнуло тебя на мысль, а?
Эти двое, стоявшие и хладнокровно обсуждавшие вероятность вины друг друга, оказались в центре тесного кружка. Весёлая пышность Вэнса улетучилась вместе с беспричинным стремлением Вероники быть эффектной. Теперь они обнажили себя. Остальные, Дженни Грин брата и новоприобретённый сестрой Джо Хендерсон, молча, беспомощно находились в тысяче миль от них.