— И в ней не будет никакого Фаулера Фоулкса. Вэнс хочет сотню или ничего.
— Вэнс поступил так с тобой? — выдохнул Джо Хендерсон.
— Но, — возразил Мэтт, — я думал, что “Метрополис” передумал и купил твой роман. Вэнс снял претензию.
— Само собой. После того, как я ему пообещал долю от сборов, иначе он повторил бы фокус Хилари с отзывом прав на Дерринджера.
— Боже всемогущий! — вскричал Маршалл. — Столько проблем, и что в итоге? Новый Хилари.
— Пожалуйста! — запротестовала Дженни Грин. — О, я знаю, что делал кузен Хилари. Знаю, что ему нет оправдания. Но он был добр ко мне. Даже в своём завещании. И я не переношу, как вы всё время говорите о нём… — В глазах девушки показались первые слезинки. Джо Хендерсон ненавязчиво взял её за руку.
— Хилари мёртв, — проговорил Остин Картер, — а зло, им совершённое, очень активно и после его смерти.
— Человек умер, — сказал Маршалл, — а закон, позволявший и почти что вынуждавший поступать его неправильно, — в данном случае, произвольное управление авторскими правами со стороны капризной личности…
— Оксфорд, — громко произнесла Леона.
— Ладно. Во всяком случае, закон позволяет и заставляет его преемника действовать так же. Человек умер, но ничто не меняется, пока не умрёт и система. Можно предложить нечто довольно метафорическое…
— Не знаю, — нахмурился Картер. — Я согласен, что в данном случае система работает плохо; но что делать? Когда мы, в конце концов, вступим в эту войну, и флот вернёт меня на активную службу, вдруг я буду убит? Естественно, я хотел бы, чтобы Берни пользовалась тем скромным доходом, который могут приносить мои вещи.
— Спасибо, милый, — улыбнулась Бернис. — Но не спеши оставлять гонорары мне.
— Доход, — проговорил Маршалл. — Конечно, наследники писателя должны пользоваться его доходом, если только кто-либо из них не пожелает атаковать всю проблему наследственных прав. Но должны ли они иметь вольный и полный контроль над его произведениями? Могу представить что-то вроде комитета Лиги американских писателей, который принимал бы все заявки на использование материала и устанавливал разумную плату, отходящую, конечно, наследникам. Я…
— Ты выходишь за пределы своей компетенции, дорогой? — предположила Леона. — Расскажи этим очаровательным людям о своём последнем профессиональном достижении.
— О. — Маршалл засмеялся. — Да, это было для меня одной из главных причин собрать вас здесь. Подумал, что все вы хотите это услышать. Видите ли, я для собственного удовольствия увязывал все хвосты по делу Фоулкса. Мой отчёт готов, и с ним покончено, но кое-что я всё ещё хочу знать. Быть может, это больше не моя профессиональная забота, но знать мне нужно. Я с самого начала ошибся в этом деле. И признаю это. Я был слишком занят деталями, чтобы увидеть закономерность. Сестре Урсуле с самого начала было ясно, что за покушениями стоит Хилари. Я, умный трудолюбивый профессионал, выискиваю мелкие следы отдельных деталей и заканчиваю тем, что чуть не арестовал вас, мистер Картер.
— Чёрт всё время тянул меня подтолкнуть вас на это, лейтенант, — ухмыльнулся Остин Картер.
— Знаю. И всё пытаюсь понять, было ли это признаком злонамеренной невиновности или слишком очевидной вины.
— Что навело вас на Остина, лейтенант? — спросила Бернис Картер. — Костюм Дерринджера?
— Но если бы вы только спросили меня об этом, — сказала Дженни Грин. — Или если бы я только додумалась сказать вам… У Хилари всегда был костюм Дерринджера, задолго до того, как я с ним познакомилась. Он надевал его на семейные маскарады.
— Мистер Маклиш[86] был прав, — вздохнул Маршалл и процитировал: — “Не знаем мы вопросов”. Итак, я прекрасным образом запутался в деталях тех первых покушений и снова потерялся ближе к концу. У меня было достаточно подробных фактов, чтобы выстроить две прекрасные теории об Уимполе и Рансибле, и, соединив их вместе, я решил, что знаю всё. И всё то время, что я напрягал глаза, разглядывая эти детали, достаточно было отступить на пару футов, чтобы увидеть огромную закономерность. Но даже после того, как мы увидели её, некоторые из деталей всё ещё тревожили меня, пока я не понял, что они — фрагменты неполных подзакономерностей. И мне нужно было заполнить остальное.
— Перестань каяться, Теренс, — сказал Мэтт, — и изложи нам эти подзакономерности.
— Возьмём, к примеру, Вэнса Уимпола. Большая часть моих предположений была верна. В ходе своих мнимых странствий он бывал в Лос-Анджелесе, и Фин видел его и стал шантажировать. Но вся затея, включая письма, отправляемые друзьями из отдалённых уголков, была предназначена для обмана детективов не из отдела по расследованию убийств, а из агентства помощи в разводах. Мне удалось узнать достаточно, чтобы самому ввязаться в шантаж, но умолчу о более пикантных подробностях. А другая история слишком горько хороша, чтобы быть правдой. Уильям Рансибл Фоулкс, как я выяснил путём тщательной проверки записей, осиротел в раннем возрасте и воспитывался в приюте. Он выучился на первоклассного токаря, работал на револьверном заводе. И умер в Чикаго естественной смертью в 1938 году.
Аудитория должным образом окаменела, выпучив глаза.
— То есть наш Рансибл?.. — осмелился, наконец, выговорить Остин Картер.
— В этом деле мы никогда не узнаем, кто делал что, кому и благодаря чему, или, используя не столь частотные слова, кто, кого и каким образом надувал. Фальшивый Рансибл сам вышел на Тарбелла, как специалиста по пропавшим претендентам? Рансибл и Тарбелл совместно придумали мошенническую схему? Или это Тарбелл убедил невинного молодого человека, что тот — пропавший наследник Фоулкса, используя его как рычаг давления на Хилари?
— Слушайте нашу программу завтра, и вы узнаете ответ, — пробормотала Леона.
— Хотел бы я, чтобы его знали на радио. Но можно предположить, что верна последняя гипотеза. Тарбелл занимался в Чикаго делом Вейрингхаузена, как раз когда умер настояшщий Рансибл. Он получил чётки и Бог знает что ещё, уничтоженное затем в отеле “Элитный” или в комнате в Западном Адамсе. Предположим, он знал этого молодого человека и планировал использовать его претензии, когда тот внезапно умер. Итак, Тарбелл прибирает доказательства себе и придерживает их на будущее. В конце концов, судьба оказывается к нему благосклонная, и он натыкается на человека, имеющего с Фоулксами заметное физическое сходство, даже способного выполнить трюк с рукой. Если родословная этого молодого человека туманна, то нетрудно было убедить его, что он и есть потомок Фаулера Фоулкса, которому так поклоняется.
— Тогда Хилари… — начала Дженни Грин. — Всё это было зря?
— Зря? — тихо проговорил Джо Хендерсон.
— Вы с Бернис должны быть счастливы, — заметил Мэтт Дункан, когда они с женой шли домой с трамвайной постановки. — Похоже, у Джо таки появилась хорошая девушка.
— Мне она нравится.
— И мне. Но она слишком мягкая для вкусов Джо. Мне казалось, что его тип скорее та сука Фоулкс.
— Думаю, я знаю, что там случилось. Дженни говорит, что они с Джо оказались там, когда миссис Фоулкс с братом обсуждали смерть Хилари, как раз перед нашим приходом. Она говорит, что это было ужасно… как нечто нечеловеческое. Наверное, тогда Джо и понял, насколько злой может быть женщина на самом деле; и злые женщины утратили для него привлекательность. — Конча замерла и вытащила из туфельки камешек. — Если бы у нас была машина… — пробормотала она.
— Не начинай снова! — отрезал Мэтт.
— Но я же брала свои деньги, когда… ну…
— Знаю. Прости, дорогая. Не следовало так орать на тебя. Ты использовала свои деньги, и это значило большее, чем могут, как мне до тех пор казалось, значить деньги. Это значило, что ты любишь меня, нуждаешься во мне и хочешь освободить меня, даже когда меня обвинили в убийстве человека. И всё же я… Чёрт возьми, любовь моя, жизнь так перепутана с гордостью. У Хилари была своя особая гордость. У сестры Урсулы своя. Ну, и у меня есть своя.
— Думаю, — очень тихо промолвила Конча, — я нашла решение.
— Да, дорогая?
— Я могу потратить деньги на что-нибудь своё собственное, не так ли? Предположим, я захотела бы выращивать породистых чау-чау. Я могу же потратить на них, да?
— Думаю, что так. Не стал бы мешать тебе. Но я не понимаю, как чау-чау…
— Глупости. Это просто для примера. Я не имела в виду их. Но я могла бы… о, я знаю, что я была бы в этом не так хороша и совсем не так способна и замечательна, как Леона, но кто с ней сравнится, и каждый раз, когда мы приходим к Маршаллам, я начинаю думать об этом, и… Я могла бы потратить их на воспитание своего ребёнка, не правда ли?
Мэтт Дункан надолго потерял дар речи. Затем, хоть они и оказались в тот момент прямо под ярко горящим фонарём, он подхватил жену на руки.
— Дорогая, — промолвил он чуть позже, — давай вернёмся домой и убедимся в этом.
Тридцать часов спустя, священник в бело-золотой часовне Сестёр Марфы Вифанской только что закончил служить первую из заказанных месячных месс за упокой души Хилари Фоулкса. По часовне медленно шла монахиня. Благоговейно останавливаясь мыслями на каждом этапе Крестного Пути, она касалась странных чёток, коим по праву надлежало храниться в “чёрном” музее Лос-Анджелесского департамента полиции.
Послесловие автора
Я всю жизнь интересовался литературой, но двенадцать лет назад меня схватила за шкирку и продолжает держать неослабевающей со временем хваткой научная фантастика.
Причин было две: прямая, моё знакомство с Литературным обществом Маньяны, существовавшем в действительно точно в таком виде (не считая убийств), как изображено в этой книге; косвенная, тот факт, что научная фантастика в то время только достигала зрелости в области как идей, так и стиля и находилась в положении самом подходящем для принятия новообращённых.