– Отползаем! – прошипел Кузьмичев и повернул к лесу, то и дело оборачиваясь назад.
Себумы выстрелили, но не попали. Однако катер, никем не подталкиваемый, замедлил движение и остановился, почти уткнувшись носом в бункер.
Шипя и пересвистываясь, вескусиане обошли ракетный катер, и один из них выгнул переднюю часть туши вверх, цепляясь хваталищами за крышку люка. Люк резко распахнулся, окатывая себум вязкой жидкостью, а на счет «три» рванула граната…
Слабый отсвет мигнул из кабины, а в следующую секунду катера не стало – огромное облако огня вспухло на его месте, разрывая борта, утопило в жидком пламени ближние штурмовики, развалило бункер и загудело, заревело, огненным валом расходясь в стороны.
Пламя было таким ярким, нагоняло такой жар, что за пляской протуберанчиков не замечались горящие туши себум, пылающие машины.
С визгом выкатывались живые рогатые шары и лопались, мигом сдуваясь и прекращая визжать.
– Так вам и надо, – выцедил Сегаль.
– Свиньи… – бросил Остап.
Грохнул взрыв. Из озера огня кверху восклубился султан светящегося дыма.
– Одним штурмовиком меньше!
– Сегаль! Обработайте гранатами дальний край, цельтесь в дюзы!
– Щас мы!
– Остальные за мной! Патроны беречь!
Кузьмичев, пригибаясь, побежал влево, огибая очаг возгорания. Навстречу выплыл флип, но ополченцы-хомо справились с вескусианином по-своему – руками развернули прозрачную сферу, как давеча ракетный катер, и направили ее в огонь. Себума поспешила выбраться, но не успела – рядом вспух столб огня, разрывая раскаленный истребитель, и флип раскололся, роняя дозорного в пламя. Себума завизжал (или завизжала?), катаясь в огне и распухая в шар, похожий на морскую мину. Переверзев не пожалел пули и пробил рогатую сферу – разогретая жижа ударила изнутри смердящим фонтаном.
Пожар начал затухать, в озере пламени образовывались темные островки гари, но тут Сегаль добавил огоньку – с края аэродрома донесся грохот. Пламя взрыва располовинило штурмовик или истребитель, видно было плохо. Рядом вспух огненный шар, подкидывая кверху еще одну машину, разваливавшуюся на куски.
– Пошли! – гаркнул Кузьмичев и помчался к бункеру.
В груде раскаленных пластконструкций никто уцелеть не мог, но группа себум спаслась-таки – особей десять, с черными пятнами ожогов на коричневой ложнокоже.
С чувством глубокого удовлетворения Кузьмичев нажал на спуск, посылая короткие очереди. Его поддержали из десятка стволов, дырявя ненавистные туши, терзая их горячими кусочками металла.
Себума во флипе попыталась оказать сопротивление, прыснув лучиками из навесных лазеров, резанув Остапа по руке. Ополченец взревел в ярости, подбежал к сфере сбоку и в упор, держа автомат, как пистолет, одной правой, выпустил очередь. Седьмая пуля вошла в тело вескусианина, забрызгав желто-зеленой гадостью половину пузыря-флипа.
Кузьмичев осмотрел поле боя и довольно осклабился – земляне выигрывали этот раунд!
Бабахнули напоследок два штурмовика. Сиреневым шаром вспух орбитальный бомбардировщик – видать, мезонная бомба завалялась.
Рев пламени стихал, зато четче звучали автоматные очереди, убавляя численность войск противника.
Полковник, держа «калаш» в опущенной руке, прошелся вокруг пожарища, морщась от неприятного запаха и отмахиваясь от жирных хлопьев копоти.
В зеленом свете зари дымились руины бункера, что-то дотлевало в разрушенных машинах, потрескивая и шипя. После грохота и рева битвы Георгию казалось, что над полем нависла тишина. Голоса, звучавшие в отдалении, одиночные выстрелы, шарканье подошв – это не в счет.
Из клубов белого дыма вынырнул Виштальский. Закашлялся, сгибаясь в поясе.
– О-ох… – скривился Марк. – Ну и вонь…
– Пустяки, дело житейское. Зато мы их сделали.
– Это – да! – сразу воспрял капитан.
Земляне медленно сходились с разных концов, переглядывались, улыбались друг другу.
– Ну что, ребятки, – усмехнулся Кузьмичев, – поздравляю вас. Мы победили.
– Ур-ра-а-а! – заорали ребятки, вскидывая автоматы.
Кто-то от избытка чувств пустил пару очередей в воздух, но полковник не стал никого распекать за трату патронов. Он и сам устроил небольшой салют.
– Всех прикончили? – спросил он деловито, когда схлынула первая радость.
– Всех! Никого не осталось, только мы!
– Тогда так. Пилоты разбирают уцелевшие аппараты, лучше бомбовозы, в них больше вместится, и – занимаем места согласно купленным билетам. Домой пора!
– Ур-ра-а! – вновь поднялся торжествующий крик, и энтузиазма в него было вложено не меньше.
Кузьмичев подошел к группке своих. Вместе стояли Воронин, Луценко, Сегаль, Саксин, Переверзев.
– Неужто все? – неуверенно улыбнулся Трофим Иваныч.
– Я доктор? Я знаю? – пожал плечами Кузьмичев. – Может, и опять пожалуют. И тогда уж мы все тут ляжем. Или наши с Земли прилетят, и все образуется…
– Машина подана! – закричал Аркадий, дурачась. – Просим пассажиров занять свои места!
Георгий бросил: «Пошли!» и повернул к орбитальному бомбардировщику, двадцатиметровому аппарату, похожему на толстое веретено, сплющенное по продольной оси. В бомбовом отсеке было темно, и Кузьмичев, пользуясь чином координатора в личных целях, устроился рядом с Аркадием. Хоть на экраны поглядеть.
– Летим, голуби войны!
В небо медленно поднимались штурмовики и космоистребители с опаленными огнем бортами. Взлетел и бомбовоз.
– Семь бомбардировщиков, – гордо считал Луценко, – пять штурмовиков, три истребителя. Недурные трофеи, понима-ашь…
Понизу заскользили леса, сменяясь лаковым сверканьем желтых пустошей. Потом равнина вздыбилась горами. Необъятные склоны задирались и задирались кверху, пока не сменились искристыми снежниками. И вот острия вершин скользнули под днище.
Эскадрилья понеслась вниз, как на салазках с горки.
Кузьмичев поначалу ничего не узнавал с высоты птичьего полета, но потом показалась плешь Серых Болот, выступило нагромождение скал Базовой горы, заскользил внизу Южный лес. И вот он, холм-полушарие над базой лонгструмпов!
Машины пошли на снижение и сели, как попало. Зачмокали мембраны люков, ополченцы повалили наружу.
Не скоро, но все же выглянули знакомые лица, пошло узнавание, и радостная весть разнеслась, как огонь по бикфордову шнуру.
Первой вынеслась Алла Миньковская, раскидывая руки, и Кузьмичев пошагал ей навстречу, отмякая и сбрасывая тяжкие вериги ответственности, тревог и забот. Он был дома.
Глава 9Звездная война
Прошел месяц, потом другой и третий. Лето покатилось к осени. Начались дожди, короткие, но бурные – небеса, черные от набухших туч, казались сизыми из-за подсветки бесчисленными молниями. Гром грохотал так, будто за облаками прокатывались тысячи железнодорожных составов, а вода была повсюду – падала сверху тяжелыми струями, почти без просвета, месила почву, растекалась мутными ручьями, затапливая низины и свергаясь с возвышенностей.
Проходит пять минут – и небо проясняется, вода утекает, начинается парилка.
Зверье вело себя беспокойно – близилось время миграций. Орнитозавры дрались, схватываясь прямо в воздухе, и падали вниз вопившими клубками. Мрачные годзиллоиды бродили по зарослям и будто сами искали приключений, набрасываясь на стаи арахнозавров. Даже тихие обычно трахеодонты ревели по берегам рек, угрожающе качая головами.
У людей с базы лонгструмпов были свои проблемы. Ксенологи быстро «подобрали ключики» к тайным ходам, и оказалось, что база представляет собой огромное сооружение, уходящее под землю на одиннадцать горизонтов, с рабочей гидросистемой и термоэлементами, скрытыми под облицовкой стен. На минус-втором горизонте расположили школу, ниже – детсад и ясли. Оборудовали госпиталь. Появились жилые отсеки – общие, на десять койко-мест, и семейные. Ночью люди отсыпались, днем усердно трудились, а по вечерам собирались в залах отдыха. Так что места хватало.
Зимой на базе будет тепло и довольно светло, воды – хоть залейся. А вот продукты питания были в дефиците – каждый день охотничьи экспедиции отправлялись на сафари, добывая трахеодонтов и даже годзиллоидов, заваливая гигантов с помощью лучеметов себумской системы.
Женщины рыли корнеплоды картоплянии, собирали болотные ягоды, отжимали и сушили питательные водоросли с озер, снимали кору с псевдобураков и срезали вкусную зернистую подкорку. А на базе вместе с мужчинами разделывали туши убиенных бестий, коптили мясо, сушили, перемалывая вместе с жиром в порошок-пеммикан. Заготовками занимались все, никто без дела не сидел, и это было лучшим лечением посттравматического синдрома.
Недавние смерти и мучения, убийства и уничтожения врага – все это отходило в прошлое, затушевывалось, размазывалось памятью. Люди все чаще забывали поглядывать на небо, ожидая прибытия себумского крейсера, нарушали режим тишины, вовсю пользовались фонарями по ночам.
Координатора Кузьмичева это не злило, а даже радовало. Люди двадцатого и двадцать третьего веков перемешались окончательно, перезнакомились, пере-дружились, перелюбились даже.
Марк Виштальский жил с Сарой, родившейся в 2200 году. Переверзев сначала встречался с изящной Моникой, потом девушка ушла к Джафару Раджабову, но бравый десантник недолго холостяковал – Алла сказала по секрету, что Шурик целовался с Машей Пивоваровой.
Даже профессор Воронин переехал к пышногрудой Малин Мелькерсен, которую он влюбленно звал «моей маленькой валькирией»…
Люди – враждовавшие, ненавидевшие друг друга, испытывавшие страхи и непонимания, стали просто землянами, когда пришел общий враг. Потому как, воюя вместе против чужих, выходцы из разных времен сделались своими.
Не стало СССР, не стало Российской Федерации, а потом и Евразийского союза. И что? Земля-то осталась! Как крутилась, так и крутится вокруг Солнца, подставляя бока с Африкой, грея Тихий океан, прозябая Антарктидой.
Те же елки-березки растут под Москвой, те же кафе привечают завсегдатаев на парижских бульварах, те же чопорные джентльмены с «жесткой верхней губой» сверяют часы по Биг-Бену.