— Ну что ж, твоя инициатива — мой труд. Давай, я согласен, лишь бы польза была... У нас же социалистическое соревнование, а не конкуренция...
— Правильно, Днма. Я так и знал, что человек ты политически зрелый, передовик, а раз так, то помогай другим, все это пойдет в общую копилку... Так уж мы воспитаны.
—- Верно, — согласился Узлов. До этого он хотел отчитать Малко за поведение на сегодняшних занятиях, за нарушение законов учебного полигона. «Падают или не падают бомбы на твою голову, ты обязан действовать так же, как в настоящем бою, а не торчать трубой над окопом». Именно так он и собирался сказать Малко, но сейчас, услышав от него дельное предложение, передумал: «Еще обидится, подумает: поучаю с высоты маяка», — и лишь поддел:
— Бо-оль-шой мыслитель ты, Михаил!
— Дело тут не в том, кто из нас на что способен, важно другое — цель! — воскликнул Малко. — А цель у нас одна — боеготовность части. Если твой взвод выскочит вперед, а мой задержится, тьфу-тьфу, не накаркать бы, это еще не боеготовность, а вот когда мы все вместе разом выполним учебную программу, этот кулачок будет что-то стоить! — потряс он кулаком. — И еще одна просьба. — Он снял сухую былинку с погона Узлова. — Прицепилась вместо третьей звездочки, дуреха, — улыбнулся многозначительно и махнул рукой: — Да нет, не пойдешь ты на это... Знаешь, Дима, о чем я думаю? Силы у нас с тобой не равны. Может быть, подравняемся?
— В чем?
— Если бы ты уступил мне Цыганка. Все будет оформлено приказом, у меня взял бы Гросулова. Солдат примерный, способный и на баяне здорово играет, в музыке хорошо разбирается. Кто его знает, придет время, и мы, может, о нем будем говорить, как о Шестаковиче.
— И об этом ты с замполитом советовался? — спросил Узлов, не понимая, шутит Малко или говорит серьезно.
— Нет, но думаю поговорить.
— А как Цыганок? Может, и с ним толковал?
— Было дело, зондировал...
— Ну и как?
Малко вздохнул:
— То ж Цыганок!.. Вначале аж весь засиял, потом сказал, что подумает, окончательный ответ даст в четверг.
— А-а, — захохотал Узлов, — а ты уверен, что накануне не будет дождя?
— А при чем тут дождь? — удивился Малко.
— При том, что у Цыганка, когда он шутит, все обещания падают на четверг. Понимаешь... после дождичка в четверг!
— Значит, разыграл? — улыбнулся Малко. — А сам-то ты. Дима, как смотришь?
— Ни к чему твоя затея. Михаил. — Подумав, позвал: — Ефрейтор Цыганок, ко мне!.. Костя! — Он сказал это так просто, так естественно, что Малко позавидовал узловской простоте. — Костя, что ты скажешь о рядовом Гросулове: получится из него хороший оператор?
— А как же! Работа идет, товарищ лейтенант, занимаемся, — ответил Цыганок, — в техническом классе, на макетах.
— Хорошо. Свободен... Слышал? — сказал Узлов, когда Цыганок удалился.
— Ничего не понимаю! — пожал плечами Малко.
— Держу пари, что твой оператор через месяц будет укладываться в норматив. — Узлов протянул руку.
«Весь прошедший день перед глазами. Была суббота. В солдатском кафе состязались в решении математических задач. Играл на баяне. Вышел на улицу.
— Виктор! — кто-то окликнул меня.
Оглянулся: подходил старший лейтенант Малко. Пока он подходил, я думал: «Почему же никто не напоминает о проступке? Неужели отец вмешался? Зря это он делает».
— Поиграли? — спросил старший лейтенант, кивая в сторону солдатского кафе. — Кому отдых, а кому работа. Узловцев по тревоге подняли, в ракетном парке вкалывают. Хочешь, пойдем со мной, женсовет будут обновлять. Морока с этими женщинами. Без Елены Васильевны ничего у них не получается. Придется самому возглавить...
— Женсовет? — удивился я.
— А что вы думаете! Приходится вникать во все дела. Оброс общественными поручениями, как старый корабль ракушками. Ничего, сдюжим. Пойдемте.
В душе шевельнулась жалость к старшему лейтенанту: он и член партийного бюро, и редактор стенгазеты «Колючка», и внештатный лектор. Правда, с лекциями он еще не выступал, но говорят, разрабатывает одну важную тему. Слышал как-то от Шахова: «Мишель наш нахватал общественных поручений, теперь к нему не подступишься. Чуть что, ответ: «Сами знаете, как я занят. В такой крутоверти не мудрено допустить и недогляд в службе».
И верно, нагрузили человека поручениями и еще выговаривают: не подступишься!
— Товарищ старший лейтенант, вы откажитесь...
— От общественной работы? Не в моем характере. Поручают — значит, доверяют. А это, товарищ Гросулов, большое дело. А ну-ка завтра мне потребуется характеристика, скажем, на выдвижение или на учебу. Кто таков старший лейтенант Малко? Пожалуйста, вот характеристика. Так что, Виктор... — Он все чаще и чаще называет меня по имени, просто обращается, хотя с виду строг. — Так что, Виктор, соображать надо. Понятно?
Шутит он или серьезно говорит, не пойму. Лейтенант Узлов в этом отношении более понятен, перед солдатами он как на ладони, накричит иногда, потом скажет: «Ладно, мазила, поведу в городской тир, натаскаю, каждую пулю будешь в пятачок класть». Узлов стреляет из личного оружия бесподобно. А ефрейтор Цыганок — такой же стрелок. Меня все больше и больше тянет к этому балагуру. Чем-то он похож на Ваню Оглоблина.
Мы зашли в небольшую комнату, гримерная, что ли: на полке парики, костюмы, музыкальные инструменты. Женщин было немного. Я их никого не знаю. Они сразу набросились на старшего лейтенанта:
— Товарищ Малко, так нельзя опаздывать, целый час ждем вас.
— Рикимендую не нервничать. Спокойно, товарищи. — Он вытер платком розовое лицо. — Вы же знаете, сколько у меня дел. Лекцию готовлю, план работы партбюро на очередной месяц составил...
— Михаил Савельевич, — вдруг поднялась женщина с высокой прической, — что вы говорите! Вчера мой Захарыч составлял этот план. Там даже о женсовете пункт есть.
— Критика — это хорошее дело, товарищ Савчук. — сказал старший лейтенант, — но когда она объективна. Петр Захарович только сделал наброски... Начальство, так сказать, предначертало, а мне пришлось ломать голову, кто и как будет выполнять... Понятно?
Разгорелся спор о составе жеисовета. Ольга Семеновна Савчук, вспоминая добрыми словами свою подружку Елену Васильевну Бородину, жену замполита, подморгнув, сказала:
— Товарищи, может, нам ввести в состав женсовета Михаила Савельевича?
— А что, это хорошая идея! — серьезно воскликнул старший лейтенант Малко. — Мне не привыкать к общественным поручениям.
— Тю-тю! — удивилась самая молодая из присутствующих. — Разве может такое быть! Или вы, Михаил Савельевич, только с виду мужчина?
Все рассмеялись. А Ольга Семеновна сказала:
— Аннета, подтверди...
И опять раздался хохот. Старший лейтенант Малко, почему-то посмотрев на меня, крикнул:
— Тихо!.. Я предлагаю выбрать председателем женсовета нашей части Ольгу Семеновну. Она член партии, потянет...
— Сначала состав, потом председателя, — подсказала та, которую Савчук назвала Аннетой.
— Что ж, давайте так, — согласился Малко.
Начали называть кандидатуры.
Я тихонько поднялся и вышел за дверь. «Изберут или нет?» — подумал я о своем командире. Женсовет для меня — темное дело. Для чего он существует и чем занимается — мне пока неизвестно. Но поскольку это совет, то почему бы и не избрать в него старшего лейтенанта Малко?
Воспоминания чередуются в строгой последовательности. Потом я оказался неподалеку от ракетного парка. Услышал голос лейтенанта Узлова. По его командам понял, что в парке закругляются, готовят установку, как моряки говорят, на «товьсь». Но я ошибся.
Вдруг из ворот на приличной скорости выскочила ракетная установка и помчалась по тренировочному маршруту. В кабине сидел Цыганок. Я помахал Косте, он сделал знак рукой: велел подождать его. На обратном пути он, открыв дверцу, сказал: «Садись, смотри, как мы тревожимся. Учись, Витяга».
Под навесом стояли подполковник Громов и майор Савчук. Они наблюдали, как солдаты зачехляли ракетную установку. Я помогал Цыганку, он хвалил меня за расторопность и все приговаривал: «У нас, брат, так: попотеешь — считай, ты солдат».
Громов посмотрел на часы, сказал:
— Молодцы, торопитесь не спеша, отбой!
Узлов построил взвод. И уже хотел было вести его к навесу, как вдруг заметил меня. Он подал команду «вольно», подошел ко мне.
— Рядовой Гросулов? Вы как сюда попали? Кто пропустил в парк?
Цыганок повел в сторону виноватыми глазами. Потом вскинул голову, сказал:
— Мы его в кабине провезли. Пусть ума набирается. Он мечтает перейти в наш взвод, — нашелся Цыганок, хотя об этом я никому не говорил.
Вход в ракетный парк только по специальному расписанию и разрешению. Узлова аж всего передернуло:
— Ефрейтор Цыганок, делаю вам замечание... Смирно! На-право!
— Садитесь, товарищи, — сказал Громов, когда взвод оказался под навесом.
Подполковник подошел к бачку, наполнил кружку водой, выпил не отрываясь.
— Устали? — сказал он, возвращаясь к столу.
Цыганок взглянул на Волошина, Волошин — на сержанта... и промолчали. Командир, видно, понял, что солдаты устали, потому что сам он тоже устал.
— Говорят: суббота — не работа. — Подполковник улыбнулся белозубым ртом, заулыбались и солдаты. — Нам приходится работать, да еще, как говорится, на полную катушку. Сейчас там, на западе нашей страны, поют первые петухи... Поют! Может, оттого они и поют, что мы тут у ракетных установок тревожимся. — сказал подполковник негромко, как бы про себя. Но его услышали и поняли: я это определил по взглядам солдат, по тому, как они, когда он умолк на минуту, начали перешептываться, а Цыганок дохнул мне на ухо: «Соображаешь, когда петухи поют? Когда у нас мокро под мышками».
Командир части объявил благодарность взводу и в это время заметил меня. Цыганок хотел загородить спиной, но я сам поднялся.
— Вы как попали сюда? — спросил Громов и почему-то посмотрел на Савчука.