Поль был «универсальный специалист» — он держал в уме все сведения и сопоставлял их, ловко управлялся со своей логарифмической линейкой, задумчиво поглядывал в небо и на все выдавал готовый ответ. Итоговым ответом насчет этой долины было: «не пойдет», и мы взгромоздили все грузы на собственные спины и передвинулись в следующую по списку.
Наконец-то я смог хоть немного да осмотреться.
Мы прибыли сюда около пяти часов утра в среду, когда солнце только еще всходило на этой широте, и задача наша была — сделать максимум возможного при светлой фазе. Света Юпитера вполне достаточно для работы на вашем собственном поле, но его не хватит, чтобы изучать неизвестную территорию, а ведь здесь у нас даже и света Юпитера не было, только Каллисто, которая светила нам через одну темную фазу, то есть через каждые двадцать с половиной дней, если выражаться точно. Следовательно, всю светлую фазу мы работали, не переставая, и держались на возбуждающих таблетках.
Так вот, человек, который держится на таблетках, ест вдвое больше того, кто нормально спит в регулярные промежутки. Знаете, у эскимосов есть такая поговорка: «Еда — это сон». Мне нужно было готовить горячую пищу каждые четыре часа. У меня не оставалось времени, чтобы осматривать местность и достопримечательности. Мы перешли в лагерь номер два, разбили палатки, я приготовил поесть на скорую руку, и Поль раздал таблетки снотворного. К тому времени Солнце уже село, и мы совершенно отключились часов на двадцать. Спать было вполне удобно: на топчанах, изготовленных из стеклянных нитей. А над нами была тоже ткань из склеенных стеклянных волокон.
Потом я снова их накормил. Поль раздал еще таблетки снотворного, и мы снова улеглись спать. Поль разбудил меня в понедельник во второй половине дня. На этот раз я приготовил для всех легкий завтрак, а уж потом развернулся, чтобы задать целый пир. К этому времени все хорошенько отдохнули и не были расположены опять отправляться в постель. Так что я их как следует накормил. После обильной еды мы уселись в кружок и несколько часов разговаривали. Я взялся за аккордеон, который по общей просьбе привез с собой, то есть вообще-то Поль это предложил, — и исполнил несколько мелодий. Потом мы опять поговорили немного. Начали спорить о том, где впервые зародилась жизнь, и вспомнили старую теорию, что некогда Солнце светило гораздо ярче — это Джок Монтегью утверждал, химик.
— Помяните мое слово, — повторял он, — когда мы начнем исследовать Плутон, то обнаружим, что жизнь там зародилась раньше, чем у нас. Жизнь постоянна, как масса-энергия.
— Чушь какая-то, — очень вежливо возразил мистер Вилла. — Плутон даже и не настоящая планета[111]: это же бывший спутник Нептуна.
— Ну, значит, на Нептуне, — не сдавался Джок. — Жизнь распространена по всей Вселенной. Помяните мое слово — когда осуществится Юпитерианский проект, жизнь найдут даже на поверхности Юпитера.
— На Юпитере? — взорвался мистер Вилла. — Ну уж, прошу тебя, Джок! Метан, аммиак и холод… Бр!.. Это похоже на поцелуй тещи. Не шути, пожалуйста. Да на поверхности Юпитера нет даже света, там темно, как в желудке у негра!
— Я это сказал и продолжаю утверждать, — настаивал Монтагью. — Жизнь постоянна. Везде, где только имеются масса и энергия и присутствуют условия, которые допускают образование достаточно крупных и устойчивых молекул, вы найдете жизнь. Посмотрите на Марс. Посмотрите на Венеру. Посмотрите на Землю — самую опасную планету из всей кучи. Посмотрите на погибшую планету.
Я спросил:
— А ты что об этом думаешь, Поль?
Начальник мягко улыбнулся:
— А я не думаю. У меня нет достаточных сведений.
— Вот слова мудрого человека! — торжествовал мистер Вилла. — Скажи-ка мне, Джок, каким это образом ты стал так хорошо разбираться в подобных вещах?
— А у меня то преимущество, — гордо ответил Джок, — что я не знаю по данному предмету слишком много. В философском споре факты — всегда помеха.
Тем дебаты и кончились, потому что вмешался мистер Сеймур, старший агроном:
— Меня волнует главным образом, не откуда жизнь пошла, а то, как она теперь будет развиваться — здесь.
— В каком смысле? — заинтересовался я.
— Что мы собираемся сделать из этой планеты? Мы способны создать ее такой, какой хотим. На Марсе и Венере — туземная культура. Мы не осмеливаемся сильно менять их облик и никогда их полностью не заселим. Эти юпитерианские луны — дело другое, тут все зависит от нас. Говорят, что человек приспосабливается до бесконечности. Это абсурд: человек не столько приспосабливается сам, сколько приспосабливает к себе среду. Именно этим мы тут и занимаемся. Только как?
— Я-то думал, это все уже как следует продумано и спланировано, — удивился я. — Мы организуем эти новые центры и, когда прибывают люди, распределяем их здесь, как на Леде.
— Да, но чем это кончится? Теперь у нас есть три корабля, они совершают регулярные рейсы. Скоро сюда будет прибывать по кораблю каждые три недели, потом еженедельно, потом ежедневно. Если мы потеряем бдительность, тут тоже введут нормы на еду, как на Земле. Билл, тебе известно, с какой скоростью растет население Земли?
Я признался, что неизвестно.
— С каждым днем на сто тысяч человек больше, чем накануне. Прикинь-ка.
Я прикинул.
— Это составит… м-м-м… пятнадцать, а может, двадцать кораблей в день. И они, наверно, смогут строить столько кораблей, чтобы увозить всех лишних землян.
— Да, но куда же мы их денем здесь? Если ежедневно у нас высаживается вдвое больше людей, чем нынче живет на всем этом шарике? И не только каждый понедельник, но и по вторникам, средам, четвергам — непрерывно, всю неделю, весь месяц и круглый год — только для того, чтобы население Земли стало стабильным. Говорю вам, ничего не выйдет. Настанет день, когда мы вынуждены будем абсолютно прекратить всякую иммиграцию!
Он агрессивно ощетинился с видом человека, который ждет возражений. И не ошибся. Кто-то сказал:
— Да брось ты, Сеймур! Неужели ты думаешь, что тебе принадлежит это место только потому, что ты первым сюда явился? Ты-то сюда затесался, когда правила еще не были жестокими!
— Нельзя же спорить с математикой, — настаивал Сеймур. — Надо как можно скорее сделать Ганимед автономным и захлопнуть сюда дверь!
Поль покачал головой:
— Не возникнет такой необходимости.
— То есть как? — возмутился Сеймур. — Почему же нет? Вы здесь представитель Комиссии — так что за ответ на этот вопрос имеется у Комиссии?
— Нет никакого ответа, — заявил Поль. — Цифры у вас все правильные, а выводы ошибочные. О, разумеется, Ганимед обязательно должен стать автономным, но десятки кораблей* ежедневно привозящие новых иммигрантов, это ваши фантазии.
— Осмелюсь спросить — почему?
Поль обвел взглядом палатку и извиняюще улыбнулся:
— Можете вы выдержать краткие рассуждения о движении населения? Боюсь, что у меня нет преимущества Джока, и все же я кое-что знаю о нашем предмете.
Кто-то сказал:
— Не наваливайтесь вы на него. Ему уже дышать нечем.
— О'кей, — сказал Поль. — Вы сами начали. Множество людей воображает, что цель колонизации — освободить Землю от перенаселения и голода. Ничто не может быть дальше от истины.
Я удивился:
— Как это?
— Ну сами сообразите. Ведь не только физически невозможно, чтобы маленькая планета выдержала напор большой, как утверждает Сеймур, но есть и другая причина, по которой к нам никогда не будет прибывать по сто тысяч человек в день, причина психологическая. Такое количество желающих эмигрировать людей на Земле никогда в жизни не набрать, хотя рождаться там будет гораздо больше людей, чем захотят уехать. Большинство просто не пожелают расставаться с домом. Большая часть не собирается уезжать даже из собственной деревни, не то что отбыть на далекую планету.
Мистер Вилла кивнул:
— Вот и я придерживаюсь той же точки зрения. Эмигрант-доброволец — белая ворона. Достаточно редко встречается.
— Верно, — согласился Поль. — Но предположим на минутку, что ежедневно сто тысяч человек захотят добровольно эмигрировать на Ганимед и другие колонии смогут их принимать. Облегчит ли это ситуацию у нас на родине, я имею в виду, на Земле? Ответ: «Нет, не облегчит».
Он вроде закончил. И я спросил:
— Извини меня, профана, Поль, но почему?
— Ты изучал когда-нибудь биономику, Билл?
— Чуть-чуть.
— Математическую популяционную биономику?
— М-м-м… нет.
— Но тебе наверно известно, что после самых величайших войн, какие происходили на Земле, населения всегда оказывалось больше, чем до нее, независимо от потерь. Жизнь не только постоянно восстанавливается, как утверждает Джок, жизнь еще и развивается скачкообразно. Основная предпосылка теории популяции, у которой не бывает исключений, это то, что популяция всегда растет не только до крайнего истощения пищевых ресурсов, но и за эти пределы, до самого края, за которым следует голодная смерть. И если мы станем откачивать с Земли по сто тысяч человек в день, население там будет прибавляться по двести тысяч в день, то есть дойдет до биономического максимума для новой экологической динамики Земли.
С минуту длилось молчание — настолько все были ошарашены. Через некоторое время Сергей спросил:
— Вы нарисовали мрачную картину, босс. Каков же выход?
— Его не существует.
Сергей сказал:
— Да я не об этом. Я хотел спросить — что же нас ждет в итоге?
Поль произнес в ответ одно только двусложное слово, и произнес его так тихо, что его бы и не услышали, если бы не воцарилась полная тишина. И вот что он сказал:
— Война.
Все сразу заерзали и зашевелились, это была немыслимая идея. Сеймур сказал:
— Послушайте, мистер Дюморье, может, я и пессимист, но не до такой же степени. Войны теперь уже невозможны.
— Ты так думаешь? — спросил Поль.
Сеймур откликнулся почти агрессивно: