— Может, ты и знаменитый, — буркнул я. — А я больной.
— Где у тебя болит?
— Везде. Живот затвердел, как булыжник — а у булыжника зубы болят.
— Билл, — спросил он серьезно, — тебе вырезали аппендикс?
— Нет.
— Гм-м… Может, надо было его вырезать.
— Да, ты это мне сообщаешь как раз вовремя.
— Не кипятись так!
— Легко сказать — не кипятись, чтоб тебя черти драли!
Я приподнялся на локте, голова у меня дико закружилась:
— Послушай, Хэнк, тебе придется пробраться назад в лагерь и сообщить нашим. Пусть они пошлют за мной грузовик.
— Что ты, Билл, — ответил он нежным голосом, — ты же знаешь, что в лагере нет ничего похожего на грузовик!
Я пытался сражаться с разрешением этой задачи, но это оказалось для меня слишком. В голове у меня помутилось.
— Ну тогда пусть они хотя бы носилки сюда принесут, — сказал я слабым голосом и снова отключился.
Немного спустя я почувствовал, как он возится с моей одеждой. Я попытался отпихнуть его, но ощутил прикосновение чего-то холодного. Я замахнулся наугад, но не попал.
— Спокойно, — приказал он. — Я лед нашел. Не вертись, а то скинешь.
— Не нужен мне этот лед.
— Нужен. Будешь держать компресс со льдом, пока мы отсюда не выберемся, а тогда, может, еще доживешь до того, как тебя повесят.
Я был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Снова улегся и закрыл глаза. Когда я их, наконец, открыл, то действительно почувствовал себя лучше; к своему удивлению, вместо того, чтобы умереть, — я просто себя отвратительно чувствовал. Хэнка рядом не было, я позвал его. Он не ответил, и меня охватила паника. И тут он явился, размахивая фонариком.
— А я думал, ты ушел, — объявил я.
— Нет. По правде говоря, я не могу отсюда выбраться. Не могу дотянуться до выступа, и мне никак не одолеть эти кристаллы. Я пытался.
Он поднял одну ногу в ботинке: ботинок был прорван, и на нем виднелась кровь.
— Ты ранен?
— Переживу.
— Не уверен, — сказал я. — Никто не знает, что мы здесь, и ты говоришь, что нам не выбраться. Похоже, что мы умрем с голоду. Хотя лично я не могу сказать, что так уж хочется есть.
— Кстати, — вспомнил он, — я тебе оставил часть нашего завтрака. Боюсь, что там немного, ты так долго спал.
— Не говори о еде!
Меня чуть не стошнило, и я схватился за бок.
— Извини. Но слушай, я ведь не сказал, что нам отсюда не выбраться.
— Сказал.
— Нет, я сказал, что я не могу выбраться.
— А в чем разница?
— Это неважно. Но я думаю, что мы выберемся. Ты, кажется, говорил, где бы достать грузовик.
— Грузовик? Ты что, рехнулся?
— Ничего подобного, — ответил Хэнк. — Вон там что-то вроде грузовика имеется. Или, скорее, вроде подмостков.
— Ты уж для начала реши, что это такое.
— Назовем это фургоном. Думаю, я смогу его протащить, по крайней мере, через кристаллы. Мы можем его использовать как мост.
— Ну, так прикати его!
— Он не катится — он шагает.
Я попытался встать:
— Такое я должен увидеть!
— Тогда сдвинься немного с дороги к двери.
С помощью Хэнка мне удалось подняться на ноги:
— Я пошел!
— Хочешь переменить компресс со льдом?
— Может быть, позже.
Хэнк отвел меня в заднюю часть пещеры и показал эту штуку. Не знаю, как описать шагающий фургон, — наверно, с тех пор вам приходилось видеть его изображения. Если бы многоножка была динозавром и была сделана из металла, это и был бы шагающий фургон. Корпус был вогнутый, вроде корыта, и его поддерживали тридцать восемь ног, по девятнадцать с каждой стороны.
— Это, — заключил я, — самое безумное и дикое изобретение, которое когда-нибудь попадалось мне на глаза. Ты его никогда не вытолкнешь из пещеры.
— Подожди, пока сам не увидишь, — посоветовал он. — Ты считаешь это безумным изобретением, а ты бы поглядел, что там еще имеется!
— Например?
— Билл, ты знаешь, что, я думаю, здесь такое? Это ангар для космического корабля!
— Да-а? Не валяй дурака: космический корабль в ангар не поставишь.
— А этот поставишь.
— Ты что, хочешь сказать, что видел там космический корабль?
— Ну, не знаю. Он не похож ни на что из того, что я до сих пор видел, но, если это не космический корабль, я просто не знаю, для чего он годится.
Я захотел пойти и посмотреть, но Хэнк возражал:
— В другой раз, Билл, нам нужно возвращаться в лагерь. И так уже поздно.
Я не сопротивлялся. Опять заболел бок — от ходьбы.
— О’кей, что дальше?
— Вот так.
Он подвел меня к самому концу этой штуковины, корыто здесь спускалось почти до самой земли. Хэнк помог мне забраться туда, велел лечь и пошел к другому концу.
— Парень, который это построил, — рассуждал он, — был, наверно, горбатым лилипутом с четырьмя руками. Держись.
— Ты хоть понимаешь, что делаешь? — спросил я.
— Я уже провел ее футов шесть, а потом надоело. Абракадабра! Придерживай свою шляпу!
Он ткнул палец в какое-то отверстие.
Эта штука начала двигаться — в полной тишине, мягко, без суеты. Когда мы выехали на солнце, Хэнк вытащил палец из отверстия. Я сел. Штука уже на две трети выползла из пещеры, и передняя часть ее обогнула кристаллы. Я вздохнул:
— Ты справился, Хэнк. Если бы мне еще немного льда на бок, думаю, я смог бы идти.
— Погоди секунду, — попросил он. — Попробую что-нибудь сделать. Тут еще какие-то дырки, в которые я не просовывал палец.
— Ну и оставь их в покое.
Вместо ответа он попытался сунуть палец в следующее отверстие. Тележка вдруг двинулась задним ходом.
— Ой! — завопил он и выдернул палец.
Потом запустил его обратно туда, куда засовывал раньше. Там Хэнк его и оставил, пока не наверстал то, что мы потеряли. Остальные отверстия он попробовал осторожнее. Наконец, он нашел ту дырку, которая заставляла машину приподнять переднюю часть на дыбы и повернуть ее налево — нечто подобное проделывают гусеницы.
— Вот так-то! — сказал он счастливо. — Теперь я могу ею управлять.
Мы поехали вниз по каньону.
Хэнк был не совсем прав, считая, будто может ею управлять. Тут больше было похоже, что управляешь лошадью, а не машиной, — или, скорее, одним из этих новых наземных автомобилей с полуавтоматикой. Шагающий фургон подошел к естественному ледяному мостку, по которому проходили кристаллы, и сам по себе остановился. Хэнк пытался заставить фургон пройти сквозь отверстие входа, оно было достаточно широкое, но ничего не получалось. Передний конец дергался, точно фыркающая собака, а потом легко пошел по холму и по нагромождению льда.
Он оставался все время в горизонтальном положении: очевидно, он умел регулировать длину ног.
Когда Хэнк выехал к тому леднику, который мы проходили по пути к ущелью, он остановил фургон и сделал мне свежий ледяной компресс. Очевидно, фургон не возражал против самого льда, он просто отказывался проходить через отверстия в скалах, потому что, когда мы опять поехали вверх, он пересек маленький ледник, медленно и осторожно, но целеустремленно.
Мы направились к лагерю.
— Это, — сказал счастливый Хэнк, — величайший экипаж для пересечения самой непроходимой местности, какой когда-либо был построен. Хотел бы я знать, что заставляет его двигаться. Вот бы мне взять патент на эту штуку! Я бы сразу разбогател!
— Экипаж твой: ты ведь его нашел.
— На самом-то деле он мне вовсе не принадлежит.
— Хэнк, — предположил я, — ты ведь не думаешь, что владелец этого фургона вернется сюда, чтобы его найти, а?
Он посмотрел на меня странным взглядом.
— Нет, я так не думаю, Билл. Слушай, Билл, а давно, по-твоему, эту штуку поставили?
— Даже и гадать не хочется.
На месте лагеря стояла только одна палатка. Когда мы к ней приблизились, кто-то вышел и стал нас ждать. Это был Сергей.
— Где вас, ребята, носило? — спросил он. — И где, Христос спаси и помилуй, вы угнали это? И что это такое?
Мы постарались все ему объяснить, как только могли, а после этого объяснять принялся уже он. Оказывается, нас искали до последней минуты, а потом Полю пришлось вернуться в лагерь номер один, чтобы выполнить договоренность с «Джиттербагом». Он поручил Сергею отвести нас туда, если мы объявимся.
— Он записку вам оставил, — добавил Сергей, порывшись в карманах.
Мы прочли:
Дорогие друзья!
Очень жаль, что мне приходится уехать и оставить вас, двух раззяв ненормальных, но вы не хуже моего знаете, что нас поджидает расписание. Я бы сам тут остался, чтобы доставить вас домой, но ваш товарищ Сергей настаивает, что это его преимущественное право. Всякий раз, когда я пытаюсь воздействовать на его рассудок, он заползает еще дальше в нору, скалит зубы и рычит. Как только получите эту записку, немедленно берите ноги в руки и двигайте к лагерю номер один. Бегом, не шагом. Мы задержим «Джиттербаг», но вы ведь знаете, как наша милая старая тетушка Хэтти не любит, чтобы нарушали ее расписание. Если вы опоздаете, ей это вовсе не понравится.
Когда увидимся, я вам так вытяну уши, что они свесятся до самых плеч.
Удачи вам!
P.S. Доктор Похлебкин, я захватил твой аккордеон.
Когда мы прочитали записку, Сергей сказал:
— Очень хочется еще послушать, что вы там нашли — и гораздо больше. Но сейчас надо торопиться в лагерь номер один. Хэнк, думаешь, Билл идти не может?
Я сам за себя ответил, энергично выкрикнув:
— Нет!
Возбуждение спадало, и я опять начал чувствовать себя скверно.
— Гм-м… Хэнк, а этот ходячий склад металлолома нас свезет?
— Да он куда угодно может отвезти. — Хэнк похлопал по нему рукой.
— Как быстро? «Джиттербаг» уже сел.
— Ты уверен? — спросил Хэнк.
— Я видел его след в небе по крайней мере еще три часа назад.
— Тогда поехали.