— Ко мне, и никаких разговоров! Увидимся через несколько минут. А я пока выберу тельца поупитаннее и зарежу его. Кстати, ты получил мою посылку? — на лице доктора появилось настороженное выражение.
— Посылку? Нет.
Доктор недобрым словом помянул почтовую службу.
Дон сказал:
— Может, она меня еще догонит? Там было что-то важное?
— А, пустяки! Поговорим потом. Ты оставил адрес для пересылки?
— Да, сэр. «Караван-сарай».
— Хорошо. Пришпорь-ка лошадей, и посмотрим, как быстро ты сумеешь сюда добраться. Чистого неба!
— И мягкой посадки, сэр.
Они оба отключились. Дон вышел из будки и осмотрелся в поисках стоянки такси. Вокзал казался запруженным народом больше прежнего. На глаза то и дело попадалась униформа — не только летная или корабельной обслуги, но и мундиры разных родов войск, равно как и форма вездесущей полиции безопасности.
Дон протолкался сквозь толпу вниз по пандусу, по туннелю с движущейся дорожкой и наконец нашёл то, что искал. На стоянке такси выстроилась целая очередь, и Дон пристроился в хвост. Рядом с очередью растянулась здоровенная, похожая на ящерицу, туша венерианского дракона. Продвинувшись в очереди и поравнявшись с ним, Дон вежливо просвистел приветствие. Дракон повернул к Дону дрожащий на стебельке глаз. К груди рептилии между передними ногами и чуть ниже щупалец была пристегнута маленькая коробочка — водер. Пальцы щупалец забегали по клавишам, и венерианец ответил ему механическим голосом водера, предпочтя его родному свисту.
— Я тоже приветствую вас, молодой господин. Воистину приятно, находясь среди чужаков, услышать вдруг звуки, которые ты познал, будучи еще заключен в яичную скорлупу.
Дон с восторгом отметил, что аппарат инопланетянина произносит слова, как настоящий кокни[123]. Дон рассвистелся в благодарностях и выразил надежду, что собеседника ждет легкая смерть.
Венерианец поблагодарил его, опять с помощью водера, и добавил:
— У вас очаровательное произношение, но не окажете ли вы мне любезность перейти на ваш родной язык, чтобы я мог в нем попрактиковаться?
У Дона мелькнуло подозрение, что тон его свиста, должно быть, ужасен и дракон едва его понимает. Он тотчас перешел на человеческую речь.
— Меня зовут Дон Харви, — сказал он и засвистел снова, но лишь для того, чтобы назвать свое венерианское имя — Туман-над-Водами.
Имя это дала Дону мать, и мальчик не видел в нем ничего смешного. Как и дракон. Он засвистел, впервые с начала беседы, и добавил через водер:
— Меня называют Сэр Исаак Ньютон.
Дон понял, что венерианец, назвав себя таким именем, следовал широко распространенному среди драконов обычаю брать для общения с людьми имя какого-нибудь человека, перед которым венерианцы преклонялись.
Дон хотел спросить Сэра Исаака, не знаком ли он случайно с семейством матери Дона, но очередь шла вперед, а дракон как лежал на месте, так и лежал. Дону пришлось продвинуться вперед, чтобы сохранить свое место в очереди. Венерианец поглядел ему вслед дрожащим на стебельке глазом и просвистел пожелание приятной смерти.
В веренице такси образовалась брешь, и к очереди подъехал грузовичок с платформой, управляемый водителем. Опустились сходни. Дракон встал на шесть своих мощных лап и поднялся на платформу. Дон свистом простился с венерианцем и вдруг с неприятным чувством заметил, что полицейский из службы безопасности сосредоточенно смотрит на него. Дон быстро шмыгнул в свое автоматическое такси и захлопнул верх.
Он набрал адрес и откинулся на спинку сиденья. Маленькая машина устремилась вперед, поднялась по пандусу, прошла сквозь грузовой туннель и въехала на подъемник. Сначала Дон пытался следить, куда его везут, но головоломный муравейник, называемый Нью-Чикаго, был способен довести до несварения желудка любого тополога. И Дон бросил это пустое дело. Похоже, робот-автомобиль знал, куда едет, и во всяком случае это знает диспетчерская машина, от которой такси получало направляющие сигналы. Остаток пути Дон с тревогой думал о билете, который ему так пока и не выдали, о слишком уж бдительном работнике полиции безопасности и, наконец, о посылке от доктора Джефферсона. Впрочем, посылка его мало волновала. Почта сплоховала — это раздражало, но не смертельно. Он надеялся, что мистер Ривз догадается отправить следом за ним на Марс всю почту, не переадресованную до сегодняшнего полудня.
Потом он подумал о Сэре Исааке. Приятно было повстречать соотечественника.
Квартира доктора Джефферсона оказалась глубоко под землей в одном из дорогих городских кварталов. Дон едва не сорвал встречу: такси остановилось у дверей квартиры, но, когда он попытался выйти, дверца машины открываться не захотела. Это ему напомнило, что сначала надо заплатить за проезд. И тут Дон спохватился: нанял-то он авторобота нанял, но мелочи-то у него при себе не было, и что ему теперь опускать в приемную щель счетчика — неизвестно. Он был уверен, что этот автомобильчик, каким бы он ни считался умным, на аккредитив даже и не посмотрит. Дон вконец расстроился, решив, что сейчас машина доставит его в ближайший полицейский участок, но от этого его избавило появление доктора Джефферсона.
Доктор дал ему мелочь для оплаты проезда и проводил в свою квартиру.
— Не огорчайся, мой мальчик, — сказал он. — Со мной это случается примерно раз за неделю. Дежурный сержант местного отделения держит у себя в столе специальный ящик с монетами на тот случай, если придется выкупать меня у наших механических хозяев. Раз в квартал я рассчитываюсь с ним, да еще на чай добавляю. Садись. Херес?
— Э-э… нет, спасибо, сэр.
— Тогда кофе. Сливки и сахар у тебя под рукой. Что слышно от родителей?
— Ну, как обычно. Оба чувствуют себя хорошо, работы хватает, и все такое.
Рассказывая, Дон озирался по сторонам. Комната была большая, удобная, даже слишком. Хотя книги, расставленные по полкам и разложенные на столах и по стульям, отвлекали внимание от дорогой обстановки. В углу, похоже, горел настоящий камин. Через открытую дверь Дон заметил еще несколько комнат. Он прикинул в уме (и здорово при этом ошибся), как дорого могут стоить подобные хоромы в Нью-Чикаго.
Перед ним было обзорное окно, которое по идее должно было бы выходить в городские недра: вместо этого в нем виднелись поднимающиеся над горным ручьем ели. Пока Дон рассматривал эту картину, из воды выпрыгнула форель.
— Я не сомневаюсь, что работы хватает, — ответил хозяин. — У них всегда так. Твой отец пытается за одну короткую жизнь раскрыть тайны, копившиеся миллионы лет. Занятие невозможное — но у него что-то даже получается. Понимаешь, сынок, когда твой отец начинал свой жизненный путь, мы даже не помышляли о том, что первая империя в Системе существовала на самом деле. Если, конечно, она была первой, — задумчиво добавил он. — Сейчас мы нащупали развалины на дне двух океанов и по летописям и архивным данным установили их связь с четырьмя другими планетами. Понятно, не все эти открытия — заслуга твоего отца, но без его работы ничего этого не было бы. Твой отец, Дональд, — великий человек, и твоя мать — тоже. Говоря о ком-нибудь из них, я, разумеется, имею в виду их обоих. Угощайся бутербродами.
— Спасибо, — Дон взял сэндвич, и это помогло ему уйти от прямого ответа.
Похвала в адрес родителей была, конечно, приятна, но с такими словами не принято соглашаться вслух.
Но доктор умел поддерживать разговор и без участия собеседника.
— Конечно, мы никогда не получим ответы на все вопросы. Каким образом развалилась на куски и превратилась в космический мусор благороднейшая из планет, колыбель империи? Твой отец провел четыре года в поясе астероидов — ты был там с ним, не так ли? — и не нашел вразумительного ответа. Была ли это планета со спутником — вроде системы «Земля — Луна», — разрушенная приливными силами? Или ее взорвали?
— Взорвали? Но ведь это теоретически невозможно, — заспорил Дон.
Доктор Джефферсон взмахом руки отмел его возражение.
— Все теоретически невозможно до тех пор, пока не происходит на самом деле. Можно написать историю науки наоборот, собрав туда торжественные заверения самых авторитетных ученых насчет того, чего нельзя сделать и что не может случиться. Ты хоть немного изучал математическую философию, Дон? Знаком ли ты с теорией множественных вселенных и с открытыми системами аксиом?
— Э… Боюсь, что нет, сэр.
— Простая идея и очень заманчивая. Возможно все. Именно все. И все происходило. В одной вселенной ты согласился выпить этого хереса и нализался как свинья. В другой вселенной пятая планета никогда не разрушалась. В третьей энергия атома и ядерное оружие — вещи совершенно невозможные, каковыми и считали их наши предки. Эта последняя не лишена привлекательности, во всяком случае для неженок вроде меня.
Он поднялся.
— Не увлекайся бутербродами. Я собираюсь повести тебя в ресторан, а там, кроме всего прочего, будет наверняка и еда… да такая, которую сам Зевс посулил богам, да так и не подал.
— Я не хочу отнимать у вас слишком много времени, сэр, — Дон все еще надеялся побродить по городу в одиночестве.
Он впал в отчаяние, представив себе ужин в каком-нибудь чопорном клубе для толстосумов, после чего последует длинная беседа о высоких материях. А ведь сегодня последний его день на Земле.
— Время? Что такое время? Каждый следующий час жизни столь же нов и свеж, как тот, что мы только что прожили. Ты уже снял номер в «Караван-сарае»?
— Нет, сэр. Я только сдал на вокзале свои сумки.
— Хорошо. Переночуешь здесь. Потом мы пошлем за твоими пожитками.
В поведении доктора произошла едва заметная перемена.
— Но твою почту должны были переслать в гостиницу?
— Да, в гостиницу.
Дон с удивлением заметил, что доктор Джефферсон явно встревожен.
— Хорошо, займемся этим позднее. Тот пакет, который я тебе послал… его быстро переправят?
— Я не знаю, сэр. Обычно почта приходит два раза в день. Если она прибыла после моего отъезда, то пролежит до утра, как обычно. Но если директор вспомнит, то пошлет ее в город со специальным курьером, чтобы я получил все завтра утром до отлета.