— Ты хочешь сказать, что школа не связана с городом пневмопочтой?
— Нет, сэр, повар привозит утреннюю почту, когда ездит за покупками, а дневную сбрасывают на парашюте с рейсового вертолета из Розуэлла.
— Необитаемый остров! Ну ладно, ближе к полуночи проверим. Если посылка не пришла — ничего страшного.
Тем не менее доктор казался встревоженным и почти всю дорогу до ресторана молчал.
Ресторан непонятно почему назывался «Задняя комната», и никакой вывески снаружи не оказалось. Обыкновенная дверь в стене туннеля, такая же, как и все остальные. Несмотря на это, множество людей, похоже, знало, что там такое, и горело желанием туда попасть. Попытки их пресекал исполненный достоинства, сурового вида мужчина, который охранял вход, прегражденный обтянутой в бархат веревкой. Он узнал доктора Джефферсона и послал за метрдотелем. Доктор сделал рукой жест, понятный во все времена всем метрдотелям на свете, барьер убрали, и гостей с королевскими почестями провели к столику возле танцевальной площадки. Заметив, какие доктор дал громадные чаевые, Дон вытаращил глаза. И ему даже не пришлось менять выражение лица, когда он увидел подошедшую к их столику официантку.
Не мудрствуя лукаво, он решил, что девушка — прекраснейшее из всех созданий, которых он когда-либо видел. И по фигуре и по тому, как она одета. Джефферсон заметил, с каким видом тот смотрит на официантку, и усмехнулся.
— Сынок, не трать попусту свой энтузиазм. Те, на которых стоит посмотреть — за что, собственно, и деньги заплачены, — будут там, — он махнул рукой в сторону сцены. — Начнем с коктейля?
Дон ответил, что поверить в такое не может, а коктейля ему не надо.
— Ну, как хочешь. Ты уже настоящий мужчина, и один кусочек от запретного плода — исключительно ради пробы — вряд ли тебе повредит. Но обед-то, надеюсь, ты мне заказать позволишь?
На это Дон согласился. Пока доктор обсуждал с плененной принцессой меню, Дон огляделся. Интерьер имитировал улицу поздним вечером; над головой загорались звезды. Помещение опоясывала высокая кирпичная стена, скрывавшая несуществующий средний план и заполнявшая пространство между полом и искусственным небом. Легкий ветерок покачивал кроны нависших над стеной яблонь. У дальней стены зала располагался старинный колодец с журавлем. Дон увидел, как к колодцу подошла еще одна из «принцесс», подняла журавль и достала серебряное ведерко с обернутой салфеткой бутылкой.
Напротив, тоже около танцплощадки, убрали столик, чтобы освободить место для большой прозрачной пластмассовой капсулы на колесах. Дон ни разу таких не видел, но знал ее назначение. Это была марсианская «детская коляска» — передвижной кондиционер, обеспечивающий необходимым прохладным разреженным воздухом уроженца Марса. Сквозь стенки смутно виднелся ее обитатель: хилое тело поддерживал суставчатый сервокорсет, призванный помочь марсианину справиться с силой тяжести третьей планеты. Его псевдокрылья уныло повисли, марсианин не шевелился. Дону стало беднягу жаль.
В детстве он встречал марсиан на Луне, но тамошнее тяготение было меньше, чем на Марсе; оно не превращало их в инвалидов, обездвиженных гравитационным полем, чрезвычайно болезненным для существ с подобной эволюционной структурой.
Марсианам было и тяжело, и опасно прилетать на Землю, и Дону стало интересно, что привело сюда этого пришельца. Может быть, дипломатическая миссия?
Доктор Джефферсон отпустил официантку, поднял взгляд и увидел, что Дон во все глаза таращится на марсианина.
— Интересно, зачем он сюда пришел? — проговорил Дон. — Уж наверняка не для того, чтобы поесть.
— А может, он хочет посмотреть, как кормят животных. Я тут тоже отчасти ради этого, Дон. Оглянись вокруг повнимательнее. Такого ты не увидишь нигде.
— Наверное, не увижу… На Марсе уж точно.
— Я не об этом, парень. Содом и Гоморра, которые прогнили насквозь и катятся в яму. «Актерами, сказал я, были духи… и в воздухе прозрачном… растаяли они…», ну и так далее. Вероятно, даже «весь шар земной». Что-то я сегодня разговорился. Ты давай, развлекайся. Скоро это кончится.
Дон растерялся.
— Доктор Джефферсон, вам нравится здесь жить?
— У меня такая же декадентская натура, как и у города, в котором я обретаюсь. Тут моя естественная стихия. Но это не мешает мне отличать кукушку от ястреба.
Доносившаяся непонятно откуда приглушенная музыка оркестра вдруг смолкла, из громкоговорителя раздалось:
— Сводка новостей!
В тот же миг сумеречное небо над головой почернело, и по нему побежали светящиеся буквы, а голос в громкоговорителе принялся вслух читать слова, появлявшиеся на потолке:
«БЕРМУДЫ. ОФИЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ. МИНИСТЕРСТВО КОЛОНИЙ ТОЛЬКО ЧТО ЗАЯВИЛО, ЧТО ВРЕМЕННЫЙ КОМИТЕТ ПОСЕЛЕНИЙ НА ВЕНЕРЕ ОТКЛОНИЛ НАШУ НОТУ. ИЗ ИСТОЧНИКОВ, БЛИЗКИХ К ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ФЕДЕРАЦИИ, ИЗВЕСТНО, ЧТО ТАКОЕ РАЗВИТИЕ СОБЫТИЙ НЕ ЯВИЛОСЬ НЕОЖИДАННОСТЬЮ, И ПРИЧИН ДЛЯ ТРЕВОГИ НЕТ».
Вновь вспыхнул свет и опять зазвучала музыка. Губы доктора Джефферсона растянулись в веселой усмешке.
— Как кстати! — заметил он. — Как своевременно! Эти письмена на стене.
Дон принялся было торопливо комментировать сообщение, но тут началось представление, и он отвлекся. Пока передавали новости, сцена рядом со столиком незаметно ушла в пол, и из образовавшегося углубления поднялось дрожащее в токах воздуха облако, испускавшее лиловое, багровое и розовое сияние. Облако рассеялось, и Дон увидел, что сцена снова вернулась на место, теперь уже с танцовщицами. На заднем плане появилась декорация с изображением горы. Доктор Джефферсон был прав: девушки, на которых стоило поглазеть, выступали на сцене, а не обслуживали столики. Дон так увлекся, что даже не заметил, как принесли заказ. Доктор тронул его за локоть.
— Поешь чего-нибудь, пока не лишился чувств.
— Что? Да-да, сэр. — Дон с аппетитом принялся за еду, но глаза его не отрывались от сцены. В труппе был один мужчина, изображавший Тангейзера[124], но Дон не знал и знать не хотел, кого этот артист играет; он замечал его, лишь когда тот заслонял собой остальных. Так и с ужином: Дон увидел, что именно ест, успев уже на две трети опустошить тарелку.
— Тебе нравится? — спросил доктор.
Дон внимательно посмотрел на сцену, но вдруг понял, что Джефферсон спрашивает о еде.
— Конечно! Ужасно вкусно! — он с интересом принялся изучать содержимое тарелки. — А что это?
— Неужели не узнаешь? Запеченный детеныш грегариана.
Дону потребовалась пара секунд, чтобы уразуметь, что такое грегариан. В раннем детстве он видел сотни маленьких сатироподобных двуногих существ — faunas gregarious veneris Smythii[125]-но сначала не мог увязать общепринятое в обиходе название с дружелюбными, глупыми существами, которых он и его товарищи по играм, впрочем, как и все остальные колонисты Венеры, всегда называли «толкунами» из-за их неистребимой привычки толпиться, толкаться, тыкаться рыльцами, садиться людям на ноги и вообще всячески выказывать неутомимую жажду физического контакта.
Но съесть детеныша этих самых толкунов? Дон почувствовал себя каннибалом и во второй раз за день чуть не уподобился земному кроту, попавшему в космос. Подавившись, он сумел пропихнуть в себя этот кусок, но больше — нет, с него хватит.
Он вновь повернулся к сцене. Венерианская «гора» исчезла, а вместо нее появился мужчина с усталыми глазами, который без умолку выпаливал шутки, жонглируя при этом горящими факелами. Дона этот номер не заинтересовал, и он принялся разглядывать зал. Мужчина, сидевший от них через три столика, встретился с ним глазами и, будто бы не заметив, сразу же отвернулся. Дон призадумался, затем внимательно оглядел мужчину и, кажется, его узнал.
— Доктор Джефферсон?
— Да, Дон?
— Вы случайно не знаете венерианского дракона, который называет себя Сэр Исаак Ньютон? — спросил он и на всякий случай просвистел настоящее имя венерианца.
— Не делай этого! — резко остановил его доктор.
— Чего не делать?
— Не выпячивай не по делу свое происхождение, во всяком случае сейчас. Почему ты спрашиваешь об этом э-э… Сэре Исааке? — доктор говорил очень тихо, едва шевеля губами.
Дональд рассказал ему о случайной встрече на вокзале.
— Когда я оттуда уезжал, то был совершенно уверен, что полицейский за мной следил. И теперь тот же самый человек сидит вон там, только теперь он в штатском.
— Ты уверен?
— Кажется, да.
— М-м… ты можешь и ошибаться. Или он просто пришел сюда после службы, хотя полицейскому тут делать нечего, с его-то жалованьем! Слушай, не обращай на него внимания и давай больше о нем ни слова. И о драконе тоже. И обо всем остальном, что хоть как-то касается Венеры. Сделай вид, будто ты просто веселишься, но очень внимательно прислушивайся ко всему, что я тебе буду говорить.
Дон попробовал так и сделать, но теперь ему было трудно сосредоточиться на веселье. Даже когда вновь появились танцовщицы, он почувствовал, что его так и тянет обернуться и посмотреть на человека, испортившего им вечеринку. Тарелку с запеченным грегарианом убрали, и доктор заказал для Дона блюдо под названием «Гора Этна». Кушанье и вправду напоминало вулкан — над верхушкой даже тянулась вверх струйка пара. Дон зачерпнул немного и понял — а ведь действительно лед с огнем. Блюдо то остужало, то обжигало небо, и он с удивленьем подумал: «Как можно такое есть?» — но из вежливости и с опаской попробовал еще ложечку. Вскоре он обнаружил, что все съедено, и даже пожалел, когда больше ничего не осталось.
В перерыве представления Дон попытался порасспросить доктора Джефферсона, что тот на самом деле думает о военном психозе, но доктор решительно перевел разговор на занятия его родителей и принялся рассуждать о прошлом и будущем Системы.
— Сынок, пусть тебя не волнует день сегодняшний. Все это просто мелкие неприятности, которые неизбежно предшествуют объединению Системы. Через пять сотен лет историки вряд ли их даже отметят. Будет Вторая империя — к тому времени уже шесть планет.