Дон замялся. Лейтенант продолжал:
— Ну, да это неважно. Дело в том, что требовать адвоката имело смысл лет двести назад, но не теперь. Словесные формы отстают от жизненных фактов. Тем не менее ты получишь адвоката или леденец на палочке — это уж что ты предпочитаешь. Но только после того, как я тебя допрошу. На твоем месте я выбрал бы леденец. Леденец питательнее.
— Без адвоката я разговаривать не буду, — твердо ответил Дон.
— Не будешь? Жаль. Дон, планируя беседу с тобой, я отвел на бесполезную болтовню ровно одиннадцать минут. Из них ты уже четыре потратил, нет, пять. Когда пройдет одиннадцать минут и ты начнешь выплевывать зубы, не забудь, что я не желал тебе зла. Теперь по поводу того, будешь ты говорить или нет. Есть несколько способов развязать человеку язык, и каждый из них имеет своих приверженцев. Наркотики, например веселящий газ, скополамин, пентотал натрия, не говоря уж о некоторых новых, более изысканных и относительно нетоксичных препаратах. Опытный оперативник может использовать даже обычный алкоголь, и при этом весьма успешно. У меня к наркотикам душа не лежит: они разрушают мозг, а в показаниях полно абсолютно бесполезных сведений. Ты бы удивился, узнав, какие груды хлама могут накапливаться в мозгу человека. Слышал бы ты все, что довелось выслушать мне. Есть еще гипноз со множеством разновидностей. Есть искусственная стимуляция неодолимых потребностей, подобных привыканию к морфию. Наконец, есть старомодное средство — боль. Кстати, я знаю одного мастера своего дела — полагаю, он сейчас находится здесь, — который успешно допрашивает самых несговорчивых, тратя минимум времени и действуя только голыми руками. Разумеется, к той же категории относится старый как мир способ, когда насилие или болевое воздействие применяется не к допрашиваемому, а к человеку, страдания которого для него невыносимы. Например, жена, сын, дочь. Ну, к тебе этот способ так вот сразу применить трудно: вся твоя родня находится на другой планете, — офицер взглянул на часы и добавил: — На треп осталось всего тридцать секунд, Дон. Может, начнем?
— Что? Минутку! Вы сами потратили это время, я почти ни слова не сказал.
— Мне некогда играть в справедливость. Извини. Но, — продолжал он, — кажущегося препятствия, не дающего применить к тебе самый последний способ, о котором я говорил, не существует. За то короткое время, что ты проспал в квартире доктора Джефферсона, мы сумели установить, что на самом-то деле такой объект раздобыть очень даже возможно. И он отвечает всем требованиям. А ты… ты выболтаешь все, лишь бы этому существу не сделали больно.
— Ну и…
— Это некая лошадка по кличке Лодырь.
Дон был застигнут врасплох и ошеломлен.
Офицер продолжал:
— Если ты настаиваешь, мы отложим разговор часа на три, и я распоряжусь доставить сюда твою лошаденку. Это может оказаться любопытным — по-моему, подобная методика к лошадям пока что не применялась. Насколько я понимаю, у них очень чувствительные уши. Кроме того, должен тебе сказать, что если мы возьмем такой труд доставить Лодыря к нам, назад мы его не повезем.
Отправим на бойню, и дело с концом. Не кажется ли тебе, что лошади в Нью-Чикаго — это анахронизм?
У Дона слишком кружилась голова, чтобы он мог дать хоть какой-то связный ответ или даже осознать все эти ужасные намеки. Наконец, он выпалил:
— Вы не посмеете! Вы этого не сделаете!
— Время вышло, Дон.
Дон был сломлен. Он глубоко вздохнул и тупо пробормотал:
— Валяйте, спрашивайте.
Лейтенант взял со стола катушку с пленкой и вставил ее в проектор, экран которого был обращен к нему.
— Назови свое имя, пожалуйста.
— Дональд Джеймс Харви.
— Твое венерианское имя?
Дон просвистел:
— Туман-над-Водами.
— Где ты родился?
— Корабль «Внешняя граница», между Луной и Ганимедом.
Вопросам конца не было. Похоже, все ответы уже были заранее перед глазами следователя на экране; раз или два он просил Дона кое-что дополнить или уточнить какую-нибудь деталь. Пройдясь по всей прошлой жизни Дона, офицер потребовал во всех подробностях рассказать о событиях, происшедших с момента получения радиограммы от родителей, в которой ему предписывалось взять билет на «Валькирию» и лететь на Марс. Единственное, о чем умолчал Дон, — это слова доктора Джефферсона о посылке. Он с тревогой ждал, что его вот-вот спросят об этом, но даже если офицер и знал о посылке, виду он не подал.
— Кажется, доктор Джефферсон полагал, что этот так называемый агент службы безопасности следил за тобой? Или, может, за ним самим?
— Понятия не имею. Не думаю, чтобы он знал об этом.
— «Нечестивый бежит, когда никто не гонится за ним»[127], — изрек лейтенант. — Расскажи-ка мне, что именно вы делали, покинув «Заднюю комнату»?
— А что, этот человек и правда за мной следил? — спросил Дон. — Нет, вы не думайте, я этого дракона никогда раньше не видел; скучно было в очереди стоять, вот я и решил чуток с ним полюбезничать.
— Я уверен, что так и было. Но вопросы задаю я. Продолжай.
— Ну, мы раза два или три меняли такси. Я не знаю точно, куда мы ехали. Город мне незнаком, и я почти сразу запутался. В конце концов мы вернулись в квартиру доктора.
Он не упомянул о звонке в «Караван-сарай». И вновь следователь, если, конечно, он знал об этом пробеле в показаниях, и ухом не повел. Лейтенант сказал:
— Хорошо. Кажется, мы к чему-то пришли.
Он выключил проектор, сел и несколько минут смотрел в никуда.
— Сынок, я ни капли не сомневаюсь в том, что ты потенциально нелоялен.
— Почему вы так говорите?
— Это я так, не обращай внимания. Тебе просто не с чего быть нам преданным: не то воспитание. Но не стоит волноваться. В моем положении человек должен исходить из соображений целесообразности. Ты собирался завтра утром лететь на Мар>с.
— Разумеется!
— Хорошо. Не думаю, что в твоем возрасте, да еще сидя на отшибе на ранчо, ты наделал бы много дел. Но ты попал в дурную компанию. Не опоздай на корабль. Если завтра ты еще будешь здесь, я, возможно, изменю свое мнение.
Лейтенант встал. Дон тоже.
— Я обязательно попаду на корабль! — согласился Дон и осекся: — Разве только…
— Разве только — что? — резко спросил лейтенант.
— Они не отдадут мой билет, пока в нем не будет визы службы безопасности, — выпалил Дон.
— Вот как? Это в порядке вещей. Я обо всем позабочусь. А сейчас можешь идти. Чистого неба!
Дон не ответил, и лейтенант добавил:
— Не сердись. Было бы проще сначала хорюшенько дать тебе в глаз, а потом допрашивать. Но я этого не сделал. У меня самого сын примерно твоего возраста. И лошадку твою я тоже не хотел обижать; так уж получилось, что я люблю лошадей. Я ведь родом из деревни. Ну как, не держишь на меня зла?
— Э… нет, наверное.
Лейтенант протянул руку, и Дон, сам того не желая, пожал ее. Он даже почувствовал симпатию к этому офицеру. И решился задать еще один вопрос:
— Могу я проститься с доктором Джефферсоном?
Выражение лица мужчины изменилось.
— Боюсь, что нет.
— Почему? Вы же будете следить. Разве нет?
Офицер помялся.
— Не вижу причин скрывать от тебя: у доктора Джефферсона были сильные нелады со здоровьем. И нынче вечером у него был приступ, он скончался от паралича сердца.
Дон вытаращил глаза.
— Возьми себя в руки! — отрывисто сказал следователь. — Все там будем.
Он нажал кнопку и приказал вошедшему охраннику проводить Дона. Обратно его выводили другим путем, но он был слишком погружен в свои мысли, чтобы заметить это. Доктор Джефферсон мертв — это казалось невероятным. Такой энергичный, такой жизнерадостный человек… Дон все еще раздумывал об этом, когда его втолкнули в главный пешеходный туннель.
Внезапно ему припомнились слова, сказанные в классе учителем биологии: «В конечном счете любая смерть происходит от остановки сердца».
Дон поднял правую руку и пристально посмотрел на нее. Надо бы вымыть руку, и как можно скорее.
4. «ДОРОГА СЛАВЫ»
У Дона еще были дела, и он не мог торчать тут всю ночь.
Во-первых, наверное, лучше вернуться на вокзал и забрать свои вещи. Дон покопался в своей сумочке-визитке, отыскивая багажную квитанцию и с тревогой думая о том, как будет добираться до космопорта. У него по-прежнему не было мелочи, чтобы расплатиться за роботакси.
Багажную квитанцию Дон не нашел, хотя и вытряхнул из бумажника все, что там лежало. Остальное было на месте: аккредитив, удостоверение личности, депеши от родителей, поблекшая фотография Лодыря, свидетельство о рождении, всякая всячина. Не было только квитанции. А ведь он помнил, что положил ее именно туда.
Дон подумал о том, чтобы снова вернуться в «муравейник» Бюро расследований. Теперь он был точно уверен, что квитанцию вытащили, и, скорей всего, вытащили, когда он спал. Проклятье, нашел тоже время спать! Может, легавые накачали его лекарствами? Дон решил не возвращаться. Не только потому, что не смог бы найти того офицера (он даже и фамилии-то его не знал), но и — и это было куда важнее — потому, что не хотел вновь там оказаться, даже если бы ему посулили весь багаж, хранящийся на вокзале «Гэри». Ладно, черт с ними, с сумками. До отлета он успеет обзавестись новыми рубахами и штанами.
Дон решил, что лучше отправиться в «Караван-сарай». Но первым делом нужно было выяснить, где он находится. Дон медленно двинулся вперед, высматривая какого-нибудь прохожего, не слишком спешащего и не слишком важного, к которому можно было бы обратиться с вопросом. Подходящий человек попался на следующем перекрестке, он торговал лотерейными билетами.
Продавец оглядел Дона.
— Зачем тебе тащиться туда, дорогуша? — он подмигнул. — Я сам могу подыскать тебе что-нибудь хорошенькое.
— Я лучше знаю, чего мне надо, — упрямо ответил Дон.
Мужчина пожал плечами:
— Как хочешь, дурик. В общем так — топай прямо, пока не дойдешь до площади с электрическим фонтаном, там вставай на тротуар, что ползет к югу. Спросишь кого-нибудь, где тебе сойти. В каком месяце ты родился?