Глава Управления Стратегических Служб США обо всём этом знал – он принимал в разработке «евразийского дуплета» самое активное участие, – но слушал Льюиса Гэллапа с удовольствием, заодно прокручивая в уме и ещё раз оценивая все детали предстоящего.
– Ну что ж, – сказал Донован, подводя итог, – in God we trust[71]. «И может быть, – добавил он мысленно, посмотрев на эмблему Управления, украшавшую стену его кабинета, – наше копьё пробьёт тевтонский панцирь и русскую кольчугу надёжнее, чем атомный меч, который куется в Лос-Аламосе».
Эмблема УСС – предшественника ЦРУ
Вивьен нервничала. В последние годы ей вообще не хватало душевного спокойствия: отношения с мужем, Лоуренсом Оливье, стремительно ухудшались, а Соединённые Штаты Америки, страна, давшая ей приют, видела в ней уже не ослепительных героинь «Унесённых ветром» и «Леди Гамильтон», а всего лишь англичанку, подданную враждебной державы. И это странное приглашение, очень похожее на арест, перелёт из Калифорнии в Вашингтон в сопровождении молчаливых людей с бесстрастными лицами… Зачем? Что нужно этим янки от неё, от красивой тридцатидвухлетней женщины, находящейся на грани нервного срыва? Актриса чувствовала себя очень неуютно в кабинете главы УСС, и её состояние не укрылось от внимательного взгляда генерала Донована.
– Прежде всего, успокойтесь, леди, – произнёс он доверительным тоном. – Вам ничего не угрожает. Наоборот – я хочу предложить вам сыграть роль, которая затмит все ваши предыдущие роли и войдёт в историю.
– О какой роли идёт речь? Вы кинопродюсер?
– Я? О, нет. Я режиссирую и ставлю пьесы на сцене, имя которой – весь мир. И на этой сцене я предлагаю вам роль Елены Прекрасной.
– Елены Прекрасной?
– Да. Только она стала причиной Троянской войны, а ваша героиня прекратит войну, которая столько лет заливает кровью всю нашу планету. Заманчиво, не так ли?
– Я не совсем понимаю…
– Объясню. Некая высокопоставленная персона испытывает к вам нежные чувства и готова на всё, лишь бы вы стали его возлюбленной.
– Я поняла. Вы не продюсер, вы сводник. Вот уж не думала, что разведка США…
– Вы не поняли, – мягко перебил её генерал. – Речь идёт о немецком принце Августе, известном как «Железный Принц».
– И вы предлагаете мне роль библейской Юдифи, поразившей мечом Олоферна…[72]
– Вам не придется никого убивать. Любовь сама по себе имеет свойство приручать хищников и обезоруживать врагов.
– Вы хотите подложить меня в постель к тевтонскому варвару, который растоптал мою страну? А вы спросили меня, готова ли я на это пойти? Я вообще-то замужем.
– Вот и спрашиваю, – невозмутимо сказал Донован. – Мы хотим спасти миллионы жизней, а насчёт вашего мужа – ваши не слишком идиллические с ним отношения для нас не секрет. Подумайте, леди Вивьен Ли. Вы нужны Железному Принцу не как наложница, а как жена – у него относительно вас намерения самые серьёзные, мы в этом уверены. А принц Август, – генерал на миг запнулся, прикидывая, стоит ли приоткрывать карты перед этой непредсказуемой дамой, – является наследником престола германских императоров: как вам нравится роль королевы?
– А если я не соглашусь?
– Мы можете не согласиться, – сухо ответил глава американской разведки, – однако я очень бы не советовал. На карту, повторяю, поставлены миллионы жизней и будущее США – по сравнению с этим судьба одного человека величина ничтожно малая. И времени на долгие размышления у вас нет.
Вивьен Ли
Женщина молчала. «Чёрт бы побрал этих баб! – раздражённо подумал Донован. – Ей предлагают ослепительное будущее, а она ещё кочевряжится! Неужели придется передавать её этому влюблённому немцу силком?».
– Хорошо, генерал, – чуть слышно проговорила Вивьен. – Я согласна…
апрель 1945 года, остров Тринидад
Август Вильгельм Генрих Гюнтер Виктор, более известный как «Железный Принц», расслабленно сидел в кресле, положив руки на подлокотники. Утреннее бритьё давно стало для него ритуалом, своеобразным обрядом, после которого он ощущал себя полным сил и готовым броситься в бой, мечом прокладывая Великогермании дорогу к славе и к власти над миром. И очень важной составляющей процесса бритья был личный парикмахер принца: без этого невзрачного на вид человечка – тщедушного и худосочного, с глазами, наполненными вселенской печалью, – этот ритуал терял свою сакральность, превращаясь в обыкновенную гигиеническую процедуру.
Всё началось во Франции, в сороковом году. Шальной французский снаряд, упавший возле штаба главнокомандующего германской армией вторжения, слегка контузил Августа. Железный Принц счёл ниже своего достоинства обращаться к медикам, хотя испытывал лёгкое головокружение. И вот тут-то ему и подвернулся некий Леон Кауфман, парикмахер из числа персонала, обслуживавшего тевтонский генералитет. Что именно он сделал, Август так до конца и не понял – острожные прикосновения к вискам, едва ощутимые поглаживания, – но неприятные последствия взрыва исчезли без следа. Заинтересованный Август приблизил к себе Кауфмана, и очень скоро тот стал для него чем-то средним между личным брадобреем, персональным лекарем (как выяснилось, скромный парикмахер неплохо владел кое-какими экзотическими восточными методиками врачевания) и шутом при дворе средневекового герцога. И советником – шут оказался умён, и его мысли, высказанные в завуалированной форме, не раз использовались Августом при принятии ответственейших решений. Высшее прусское офицерство неприязненно поглядывало на безродного еврея, втёршегося в доверие ко второму человеку в кайзеррейхе, но помалкивало – Железный Принц славился своими причудами, а Леон ни в коем случае не афишировал свою значимость и держался в густой тени, отбрасываемой мощной фигурой «покорителя и завоевателя полумира».
Леон вылизывал опасной бритвой щёки Августа, сопровождая это занятие монологом в своей обычной манере (это когда не понять, шутит человек или говорит серьёзно). Принц слушал, полузакрыв глаза, – воркотня брадобрея была для него привычным фоном, – как вдруг одна из фраз Кауфмана кольнула сознание главнокомандующего южноамериканской группировки вооружённых сил кайзеррейха.
– Вы бы хотели, ваше высочество, чтобы женщина вашей мечты появилась рядом с вами? – прошелестел Леон с той же интонацией, с которой только что рассказывал об акуле, перевернувшей на рейде Порт-оф-Спейна лодку с рыбаками.
– Что?
– …и воссела бы рядом с вами на троне Великой Тевтонской Империи? – продолжал парикмахер, словно не услышав изумленного восклицания Августа.
– Это не самая удачная твоя шутка, Леон.
– А это вовсе не шутка, – голос Кауфмана напоминал шуршание змеи в сухой траве, – это истина, только ещё не ставшая правдой. А станет ли она правдой, зависит от желания вашего высочества: есть люди, готовые помочь великому воителю осуществить его мечты.
– И кто же эти чародеи? – спросил принц с иронией.
– Те, кого Железный Принц считает сегодня врагами, но которые станут его верными друзьями, как только тевтонский меч начнёт разить не запад, а восток, – ответил шут, – если они перед этим не будут опрометчиво и безрассудно повергнуты в прах мощью германского оружия. Времена меняются – глупец наслаждается прошлым и живёт настоящим, а мудрец смотрит в будущее. Возьми то, чего ты желаешь, возьми здесь и сейчас, и не отвергай руку дарящую, и возблагодари её ответно, и воздастся тебе сторицей.
Август Вильгельм понял. Он обладал острым умом, а намёк был таким прозрачным, что не понять его мог только полный идиот.
– Какая казнь тебе больше по вкусу, Леон? – в голосе принца лязгнул боевой металл. – Медленное расчленение или сожжение заживо? Учитывая твои передо мной заслуги, я для тебя выберу любую.
– Самая страшная казнь, ваше высочество, – это долгая-долгая жизнь, наполненная несбывшимися мечтами и неосуществленными желаниями, когда человек сам себе палач. Не упусти миг – не будешь жалеть, а упустишь – не возропщи напрасно.
Лезвие опасной бритвы скользнуло по подбородку Августа, и он отчётливо понял, что этот плюгавенький человечек, которого Железный Принц считал забавной игрушкой, легко и просто перережет горло тому, чьим именем матери по обоим берегам Атлантического океана пугали детей. Августу стало не по себе, однако он был воином и справился с мгновенным замешательством.
– Продолжай, – спокойно сказал он. – И брить, и рассказывать.
Второй человек кайзеррейха, мечтавший стать первым и проходивший в оперативных разработках американской разведки под кодовым именем «Шевалье», и представить себе не мог, что его шут-парикмахер-лекарь числится в досье УСС под кличкой «Монстр».
конец июля 1945 года, Бермудские острова
«Либерейтор» с опознавательными знаками канадских ВВС заходил на посадку. Он вынырнул из серой предрассветной дымки, затянувшей всю западную часть горизонта, и снижался уверенно, словно садился на родной аэродром. Собственно говоря, почти так оно и было: мировая война катилась к своему финалу, чем она кончится, многим было уже ясно, и кое-кто из этих многих спешил перебраться из обречённого Нового Света в Старый Свет, под крыло победителей. Однако выбраться из осаждённой крепости, в которую превратился североамериканский континент, было не просто: вдоль всего побережья голодными акулами сновали субмарины континенталов, не особо разбиравшиеся, кто встретился на их пути – ясно, что враг, – а в воздух поднимались только боевые самолёты. Но часть этих самолётов – из тех, которые числились в составе канадских военно-воздушных сил, – контролировалась бойцами канадского движения Сопротивления, и по ночам эти машины, якобы вылетавшие на противолодочное патрулирование, уходили далеко на юг, к Бермудам (где их уже ждали), унося людей, для которых дальнейшее пребывание в Америке стало опасным для жизни или попросту неуютным. Бермудские острова, в районе которых военных действий не велось с августа сорок пер