Следующие полчаса конструктор только и делал, что писал. Мы вспомнили все – и про проблемы с флиппером и резиной – в день по два-три спущенных колеса – и про то, что ход сцеплений ушел, и про злосчастные коромысла, которые надо менять в обязательном порядке…
– Из редуктора масло хлещет.
– Рукоятка переключения – лампочка то горит, то не горит.
– Вилка передняя скрипит ужасно, вибрирует…
– И клюет.
– И клюет.
– Клюет очень сильно – гофру аж всосало до самого низа. И бак еще гремит. Задний тормоз, передний тормоз…
– В дождь вообще не едут.
Я думал, у Петра или паста закончится, или страницы в блокноте, до того много поломок мы ему перечислили. Наверное, если через пару лет мы соберемся где-нибудь в баре и решим посоревноваться в подборе ассоциаций к слову «Урал», игра затянется на пару суток.
– Всё? – в тысячный раз с надеждой спросил Петр.
– Пока да, – за всех ответил Ребе. – Но то ли еще будет…
На этот раз я не выдержал и рассмеялся. Конструктор с прежним невозмутимым лицом сказал:
– Тогда пойдемте в цех, Владимир Николаевич просил, чтобы я вас проводил.
– Пойдемте, – охотно согласился я.
– А что дальше будет с этими замечаниями? – спросил Лама.
Петр нервно дернулся.
– Примем к сведению, – туманно ответил он.
Мы с Ламой обменялись красноречивыми взглядами. После такого ответа у нас отпали последние сомнения: наши комментарии всем здешним бракоделам были до лампочки.
– А что насчет ТО? – спросил я, когда мы под бдительным взором единственного охранника прошли через допотопный турникет к противоположным дверям проходной.
– ТО? – эхом повторил конструктор.
Теперь он выглядел по-настоящему удивленным: похоже, был не готов к подобному вопросу. В принципе, с техобслуживанием мне и так все было понятно – не делают его здесь, здесь совсем другие задачи, а диагностикой пусть какой-нибудь дядя Вася в гаражах занимается, у него свой интерес, а у ирбитских мастеров – свой… Но просто спустить эту ситуацию на тормозах после всех наших злоключений я не мог.
– Ну да, ТО. Техобслуживание, – пояснил я, с трудом сдерживая рвущийся наружу сарказм. – Владимир Николаевич обещал, что мы на правах гарантии сможем загнать к вам наши мотоциклы для диагностики и ремонта. Или он про это не говорил?
– Да нет, почему же, говорил… – неуверенно промямлил Петр. – Просто тут, видите, какое дело… Наш главный механик, который за это, в общем-то, и отвечает… он, короче, на больничном уже третий день. И будет в понедельник, не раньше. Но вы же столько ждать не можете?
Конструктор больше не напоминал ту глыбу, какой он предстал в самом начале – видимо, все-таки дрогнул под нашим ожесточенным давлением. Я хотел его окончательно добить и сказать, что, мол, отчего бы и не подождать, раз механик толковый, но тут меня, скорей всего, не поняли бы парни – четыре лишних дня находиться в Ирбите точно не входило в наши планы. Поэтому я нехотя произнес:
– Не можем… но вообще интересно получается: у вас что, на весь завод один механик, способный сделать гарантийное ТО?
– Так а чего вас удивляет? – неуверенно хмыкнул конструктор. – У нас весь завод – в одном цеху. Из стариков, кто что-то умеет, единицы остались, а молодежь еще не тянет. Нет, я могу, конечно, попросить, чтобы они ваши «эмки» посмотрели, но, поверьте, вы сами этого не захотите.
Чем дольше я его слушал, тем больше укреплялся в мысли, что вылазка на мотоциклетный завод принесет нам только разочарование. Ну, возможно, еще желание поскорей закончить ралли и пересесть на нормальные байки, навсегда забыв про кошмар под названием «мотоцикл «Урал».
Я оглянулся на парней. Иван, явно раздраженный, шумно втягивал воздух ноздрями, Денис со странной улыбкой тихо хмыкал; Ребе с похожей улыбкой рассеянно смотрел куда-то сквозь здание проходной, а Лама пялился в небеса, будто по старой привычке ища в тамошних материях ответы – когда же в России начнут делать нормальные моты?
Но небеса, судя по всему, безмолвствовали.
– А вот и наш цех, – объявил Петр.
Он махнул рукой в сторону длинного одноэтажного здания, похожего на гигантскую старую гусеницу, которая много лет назад уснула мертвым сном и с той поры больше не открывала глаз. Толстые черные кабели, торчащие из ржавых металлических лотков, поросли тополиным пухом и паутиной; в одном из провалов обшарпанной кирпичной стены свила гнездо какая-то птица. В некоторые окна вместо стекол вставили фанеру – чтоб не дуло. Но любопытней всего выглядела дыра в стене – примерно на уровне груди взрослого человека и диаметром в полметра.
– А это что такое? – спросил Денис, мотнув головой в сторону пробоины. – Снаряд попал?
– Да какой там снаряд, – поморщился конструктор. – Это мы станок токарный переставляли, а на тельфере наш… молодой сотрудник стоял… вот и дал маху.
– Так это станком дыру в стене пробило? – вскинув брови, уточнил Ребе.
– Ну… да, получается.
– А чего не заделаете? – спросил я.
– А зачем? – пожал плечами наш провожатый. – У нас же тут не выставка… а работягам в цеху не мешает, наоборот даже – летом получается такая себе дополнительная вентиляция…
Мы снова переглянулись.
– Ладно, я потом вас тут еще проведу, если хотите, с народом пообщаетесь, – глянув на часы, засуетился Петр. – А пока давайте к Владимиру Николаевичу, а то он уедет скоро, по делам…
Формулировка мне не понравилась. Если директор куда-то торопится, то и слушать будет невнимательно, вполуха. Впрочем, рассчитывать на то, что ради нас Владимир Николаевич изменит свои планы, тоже не приходилось – хотя, казалось бы, все было заранее согласовано и по электронке, и по телефону, причем неоднократно.
У входа в цех находилась беседка-курилка с шиферной крышей, внутри толпились рабочие. Завидев нас, они, прежде поникшие и усталые, заметно оживились и стали о чем-то негромко переговариваться.
– Байкеры, походу… – услышал я чей-то хриплый голос.
Провожаемые десятком любопытных взглядов, мы вошли в цех. Тут пахло эмульсией, потом и сваркой – совершенно типичные ароматы для подобных мест. На стенах висели плафоны с мощными лампами, освещающими стоящее внизу оборудование. Приятно удивило, что вокруг станков и конвейерных линий царят относительные чистота и порядок – вот только жаль, что на качестве конечного продукта этот «внешний лоск» никак не сказывался.
Тут тоже были люди; большинство сидели на рабочих местах и смотрели в телефоны.
– А чего они сидят? – спросил Денис.
– Перекур. Видели, народу сколько на улице? Сейчас попрут… – Петр посмотрел на часы. – Минут через десять.
Конструктор провел нас через цех к плохо выкрашенным коричневым дверям, и мы снова оказались снаружи. Теперь перед нами было двухэтажное здание.
– Администрация, – коротко пояснил Петр.
«А размером – с цех. Такое ощущение, что тут на каждого рабочего – по два административных нахлебника… или даже больше».
Петр первым нырнул внутрь и сразу же устремился к обшарпанной лестнице. Опираясь на покосившиеся перила, мы поднялись наверх и пошли по узкому коридору в направлении единственного окна. У предпоследней двери Петр остановился и сказал:
– Я первым зайду, скажу, что вы прибыли, потом вас позову. Подождите немного.
Мы уже знали, что значит «подождите немного» на местном, ирбитском, диалекте, а потому сразу приготовились к худшему. Однако на этот раз все действительно произошло довольно быстро: Петр провел в кабинете директора минуты три, не больше. Единственное, что нас сразу насторожило – это его недоуменное лицо, словно он должен был сообщить нам что-то не очень приятное.
«Например, что нам случайно продали мотоциклы из бракованной серии. Вот будет неожиданность!..»
– В общем, Владимир Николаевич вас ждет, – медленно сказал конструктор, глядя на меня. – Рад будет обсудить все… недочеты.
– И мы тоже очень рады, – с легкой ноткой сарказма произнес я, – что он согласился нас принять. Пойдемте, парни?
– Вот тут как раз небольшая загвоздка, Максим… – сказал Петр, отведя взгляд в сторону. – Владимир Николаевич сказал, что хотел бы переговорить с вами лично. На всех у него просто не хватит времени.
– Ничего себе! – хмыкнул Денис. – А чем мы больше времени отнимем? Вопросы-то у нас общие на всех!
Петр только пожал плечами. Лицо у него было такое, словно он съел самый кислый лимон на свете. Все эти ужимки я мог истолковать только одним образом: «Босс сказал, а я лишь передаю его слова, хоть и сам ни фига не понимаю».
– Камеру с собой можно? – спросил я.
– Камеру? Зачем камеру? – тут же до смерти перепугался Петр. – Не надо ничего у директора снимать! Мы же не для публики с вами встречаемся… мы… мы для улучшения работы производства, для… устранения дефектов… в дружеской, так сказать, атмосфере…
– Ладно, как скажете. – Я оглянулся на Дениса, и тот пожал плечами: мол, ну нельзя так нельзя, если уперлись, все равно не переубедим. – Один я и без камеры… Ну пусть так…
Если честно, поначалу я не до конца понимал, чем вызвана такая осторожность. Но стоило войти и взглянуть на директора завода, как тут же все встало на свои места: Владимир Николаевич оказался пожилым мужчиной с прической «а-ля Горбачев» (только без родимого пятна) и маленькими черными глазами, которые пристально смотрели на тебя и, кажется, просвечивали насквозь, как рентген. Такие люди обыкновенно подозревают всех и вся, крепко держатся за свое место и стремятся любыми способами избежать потенциальных угроз для их карьеры – просто потому, что, как правило, ничего толком не умеют. Я старался избегать подобных «товарищей», но иногда – как вот сейчас – судьба сама сводила меня с ними.
«Увы и ах».
– Здравствуйте, Владимир Николаевич, – вежливо поприветствовал я директора.
– Здравствуй, Максим, – проронил хозяин кабинета.
Он продолжал сверлить меня взглядом, пытаясь понять, чего от меня ждать. Закачу ли я скандал или попробую в мирной обстановке обсудить недостатки «М-72»? Звоня, чтобы рассказать о новых поломках, я ни разу не позволил себе грубых слов, но, возможно, в личной беседе я не буду так сдержан? Вероятно, эти вопросы крутились в голове у Владимира Николаевича, пока он хмуро рассматривал меня, стоящего перед ним.