Странным было и полное отсутствие жизни: исчезли стада стройных антилоп и высоких жираф, ушли слоны и огромные нелетающие птицы. Удивительный инстинкт вовремя предупредил их об опасности, которой не почувствовали люди. Они не знали, что носорог-мать осталась здесь только потому, что в кустах лежал со сломанной ногой её детёныш.
Орда уже собралась у подножия горы, как вдруг из гущи кустов на склоне раздался детский крик. Все испуганно шарахнулись в сторону, хотя в крике слышался скорее не страх, а удивление. Голос узнали — кричала маленькая Си. Тотчас же в ответ прогремел мощный рёв мужской глотки: расшвыривая стоявших на пути, назад в кусты устремился Руй.
Мужчины поначалу опасливо двинулись за ним, но его новый крик заставил их забыть обо всём, кроме желания обогнать других.
— Есть! Еда! — вот что означал клич Руя, и орда с шумом вломилась в самую гущу кустов. Огромный олень последним усилием попробовал подняться навстречу, но грузно повалился набок: ноги, изломанные в поспешном бегстве с горы, ему не повиновались. Тяжёлое каменное рубило Руя тут же прекратило его страдания. Люди радостными криками сзывали отставших.
Мяса, жирного и горячего, хватило на всех. А когда от оленя остались только кости, матери перестали бояться мужчин и прятать от них детей. Голод был утолён, прошлого никто вспоминать не собирался.
На этот раз сытость не принесла обычной беспечности: гул и грохот, непрерывное содрогание почвы под ногами не давали забыть об опасности. Страх шёл по пятам, горячий ветер кружил головы. Едва покончив с едой, люди поспешили дальше вниз, на широкий простор равнины, прочь от опасностей огненной горы. Никогда ещё они с такой готовностью не слушались Гау, звавшего в дорогу.
На равнине, не сговариваясь, все как один, повернули налево: река, широкая и спокойная, вспомнилась им, она манила золотистыми отмелями, тихими заводями, полными рыбы и ракушек, прохладой и свежим воздухом, не отравленным дыханием страшной горы. Огонь внушал им теперь такой же страх, как животным, которые всегда от него бежали. Всем… кроме Гау, Рама и старого Мука. Но их об этом никто не спрашивал, да они и не сумели бы рассказать, что делается у них в душе.
Как далёк был путь до реки? Этого люди не знали. Их дорога до горы прошла в беззаботности. Полные желудки не располагали к спешке — каждый день был хорош по-своему, и нечего было торопиться менять его на следующий. Но теперь… Всё, что могло бегать и летать, разбежалось и разлетелось с их пути, приветливая прежде равнина опустела. Исчезли не только лёгкие антилопы и грузные слоны. Дети и женщины напрасно шарили в траве, поднимая облака удушливого пепла: юркие зелёные ящерицы, нежные и вкусные, тоже куда-то подевались. От голода спасала только жирная толстобрюхая саранча. Она во множестве облепляла запылённые стебли травы: этой всё годилось.
К концу первого дня пути саранчой заинтересовались и мужчины. Стало ясно: на охоту скоро рассчитывать не придётся, а значит, нечего тут и задерживаться. И люди шли не останавливаясь, на ходу горстями набивали рты жирной саранчой. Хорошо, что у неё ещё не отросли крылья и не на чем было улететь из гиблого места.
Гау шагал впереди. Только он и Руй сохранили во время бегства рубила, выточенные стариком Муком, да Урр подобрал у подошвы горы новый камень, тяжелее прежнего. Остальные мужчины выломали руками крепкие дубинки: кто знает, что ждёт в пути?
Люди шли и слушали, как земля по временам вздрагивает, точно под ней кто-то ворочается, большой и сильный. Так им казалось, и от этого было очень страшно, они оглядывались, вздрагивали, удваивали шаги.
Однако, как орда ни торопилась, проклятая гора точно не хотела с ней расставаться. Когда спускалась ночь, огненный столб по-прежнему близко стоял перед испуганными глазами. Люди всхлипывали от страха, рычали от злости, отворачивались, лёжа на помостах, наспех сделанных на деревьях. Но и отворачиваясь, они чувствовали: столб — вот он — стоит за спиной.
Гау не отворачивался. Уже взобравшись на дерево, он подолгу сидел, обхватив руками колени, и не отводил глаз от сияния наверху горы. Губы его тихо шевелились. Маа, засыпая возле, слышала одно и то же знакомое слово.
— Огонь! — тихо выговаривал Гау. И через малое время повторял опять.
— Спать, — шептала в ответ Маа.
Она тоже говорила тихо, даже тише, чем Гау: не годится женщине указывать, как должен поступать мужчина.
Глава 34
С каждым днём люди уходили всё дальше. Гул и грохот под землёй становились тише, пепла на растениях — меньше. Антилопы не показывались, но появилось множество степных черепах. Крепкие их панцири можно было дробить любым камнем, подобранным на дороге. Люди были сыты и шли веселее. К тому же страшная гора осталась далеко позади. Огненный столб исчез, на его месте поднималась прежняя тоненькая струйка дыма, а вечером и ночью её и вовсе не было видно. Все успокоились. Жизнь опять налаживалась.
Огонь совсем не был нужен, простое упоминание о нём раздражало и злило.
— Огонь! — сказал раз тихонько Рам и, потянув Мука за руку, показал на далёкую дымную струйку. И тут же получил от Руя такую затрещину, что еле удержался на ногах. Сердитый Руй не желал и слышать этого слова, самый звук его напоминал о перенесённых страданиях.
Мук грустно посмотрел на Рама, но вступиться не решился.
Чем дальше орда отходила от страшной горы, тем сильнее Мук тосковал по ярким языкам огня, по его громкому властному голосу. Вечером, если дневной переход не очень утомлял старика, он вытаскивал из сетки несколько грубых камней и принимался за работу. Искры золотыми мухами разлетались в стороны. Две пары глаз, забыв про сон и отдых, жадно следили за ними. Глаза Рама и Гау. Часто, увлечённый игрой золотых мух, старик неловким ударом портил уже заострённое каменное ребро.
Они шли всё дальше. Наконец гул и грохот превратились в тихие вздохи где-то глубоко под землёй. Пепел не покрывал уже свежей зелени растений, и между деревьями замелькали стада быстрых антилоп. Люди орды, изленившиеся на ловле медлительных черепах, снова сделались ловкими и осторожными охотниками. Они уже не подсмеивались над старым Муком, не дразнили его, а сами приносили ему нежную оленью печёнку в обмен на отточенные рубила.
Повеяло свежестью близкой реки. Люди останавливались, принюхивались, стараясь захватить как можно больше чудесного влажного воздуха. Как хорошо! Они прыгали, били себя в грудь кулаками, падали и с радостным визгом катались по земле. Гора, огненная река — всё было забыто.
На золотистой полосе заката зачернела линия раскидистых деревьев: берег! Лесистый берег долгожданной реки! Не сговариваясь, люди орды кинулись бежать. Они мчались, опережая друг друга и не думая об опасностях, которые могли таиться в прибрежных кустах.
Ближе, ближе… Узкая полоса леса, тянувшаяся по берегу, не задерживала их бега. Они остановились, задыхаясь, только на крутом обрыве над самой рекой. Но это было не то место, откуда орда когда-то направилась к горе, в поход за огнём. Скалистый берег здесь оказался высок и крут, с обрыва извивалась по уступам тропинка, протоптанная зверями, ходившими на водопой. Она петляла и спускалась к широкой золотистой отмели, где можно было погреться.
Едва передохнув, люди с радостными криками бросились по тропинке вниз, к чистой речной воде, не отравленной пеплом. Запылённые, со спутанными волосами, они припадали к воде. Она обмывала тёмные лица, смывала грязь с рук, на которые люди опирались.
На опустевшем обрыве остались три человеческие фигуры, чётко видные на фоне закатного неба. Эти трое смотрели не на реку, наоборот, повернувшись к ней спиной, не отводили глаз от оставшейся далеко позади горной гряды.
— Огонь! — проговорил Гау.
— Огонь! — отозвался старый Мук.
— Огонь! — повторил юный голос.
Чуть видная издали тонкая струйка дыма стояла на горизонте.
Через минуту все трое повернулись и спустились вниз, к коричневым телам, припавшим к воде на золотистой отмели. Там они пили и веселились, как все.
Рам смеялся, глядя, как кувыркается на песке, точно забавная обезьянка, маленькая Кама, но тут же вскипел и наградил тумаком Вака: тот больно ущипнул девчушку, чтобы позлить его, Рама, и получил по заслугам.
Когда прошли первые минуты радости, люди орды устремились наверх, к деревьям. Карабкаясь по обрыву, они наткнулись на великолепную пещеру, очень похожую на ту, из которой их выгнали когда-то коварные рыжеволосые. Воспоминания о рыжеволосых заставили женщин вскрикивать и оборачиваться, точно ожидая: вот-вот из кустов раздастся страшный вражеский клич. Но клич не раздавался, а пещера была просторная и тёплая, пол у входа покрывали сухие листья, занесённые ветром с соседних кустов.
Обмениваясь возгласами и пересмеиваясь, постепенно все забрались в пещеру. Густые кусты, разросшиеся у входа, отлично закрывали её от ветра. В желудках ощущалась приятная сытость от съеденной днём жирной молодой антилопы. Люди подгребали под себя листья, садились и, опустив головы на колени, постепенно затихали. Это было удобнее и проще, чем строить на деревьях помосты.
Глава 35
В конце концов говор и шум стихли окончательно. Не успокоился, не заснул лишь старый Мук. Присев на ворох листьев, опять вытащил из травяной сетки куски камня. Он перебирал, обнюхивал их, даже пробовал на зуб и, довольный, покачивал лохматой головой. Иногда он ударял одним камнем о другой, наклонял голову и прислушивался к звуку удара. Лучше этого человека никто не умел обтесать камень.
Мужчины перестали дремать. С напряжённым вниманием они следили за тощими мохнатыми руками. Свои рубила многие потеряли в страшном бегстве от огня, и Мук ещё не успел для всех изготовить новые. Поэтому никто на этот раз не сердился, что он мешает спать.
Урр тоже лениво повернул голову и поглядел на Мука. Приподняв свой огромный камень, настоящую глыбу, он легонько покачал его в страшных лапах, зевнул и, привалившись к стене, опять задремал. Ему лёгкие игрушки не нужны.