Из-за поворота реки выплыло огромное обугленное дерево. Во время пожара оно, видимо, рухнуло с обрыва: сухие сучья, торчавшие над водой, догорели до самого ствола, упавшие с них головешки целой грудой тлели на его поверхности. Казалось, будто по воде плывёт кем-то сложенный костёр.
Люди отскочили от края отмели к высокому обрыву. Горящее дерево приближалось. Течение несло его по середине реки, но вдруг повернуло и направило прямо к узкой отмели. Цепляясь за выступы скал, за свисающие корни деревьев, люди с воплями карабкались вверх, стремясь спастись от надвигающегося огня. Один Рам не кинулся бежать. Обняв мохнатую шею собаки, он прижался к ней лицом, дрожа и тихо плача.
Течение легко поднесло горящее дерево к берегу и поставило его на мель, точно на якорь. Громкие крики послышались сверху: люди лежали на обрыве, свесив вниз головы и ожидая, что будет дальше. Внизу остались перепуганные мальчик и собака. Некоторое время Рам не решался отнять лицо от пушистой шерсти. Но вот благотворное тепло согрело его спину, охватило дрожащее тело. Минута — и он повернулся, нерешительно вытянул руки и шагнул вперёд. Он вспомнил тёплый лесной костёр, вспомнил, как тащил и кидал в огонь тяжёлые ветки и коряги. Пожар потух в его памяти, а костёр остался. Рам робко сделал ещё шаг, ещё и подошёл совсем близко к воде.
Огонь уже потухал. Огромный, выгоревший в середине ствол дерева, наполненный углями, дымился и почти не давал пламени. Рам поднял голову и посмотрел вверх, на людей, которые с ужасом наблюдали за ним. Вдруг он радостно вскрикнул и, схватив лежащий на отмели сухой сучок, сунул его в груду углей. Треск и яркий язык пламени были ему ответом, но лёгкого толчка оказалось достаточно: плот, еле державшийся берега, дрогнул и повернулся. Вот-вот река поднимет его и снова понесёт вниз по течению.
В то же мгновение тёмное мохнатое тело соскользнуло с обрыва. Гау! Ухватившись за уцелевший сук, он потянул дерево к себе. Минуту река и человек боролись за драгоценный груз. Раздался треск. Ещё и ещё. Ствол развернулся и, послушно шурша по прибрежным камням, прочно въехал на берег. А с обрыва уже прыгали вниз тёмные фигуры. Они тоже вспомнили! Они весело скалились, тянули руки к огню и кричали. От ярко разгоревшегося костра на отмели сделалось почти жарко, хотя ночь была промозглая.
Рам лежал от огня дальше всех. Собака не согласилась приблизиться к людям, а мальчик не захотел с ней расставаться. Он прижался к её мохнатому боку. Собака, положив голову на вытянутые лапы, смотрела на огонь, и пламя плясало в её жёлтых глазах.
На ночь выставили сторожей и спали крепко, в первый раз после страшного бегства от пожара.
Глава 9
К утру заметно похолодало, тяжёлые тучи плотно закрыли небо. От горящего дерева, принесённого водой, остались груда слабо тлеющих углей. Но люди теперь знали, что нужно делать, чтобы огонь не умер от голода: ветки, коряги, целые стволы, выброшенные волнами на берег, пошли в дело. Огонь охотно набросился на них, и люди с завистью наблюдали, как ветки исчезают в его жадной пасти. Однако голод, мучивший самих людей, от этого не уменьшился. Давно была бы убита и съедена собака, но она поняла это и сбежала, даже на жалобные крики Рама не откликалась. А он чувствовал, что она очень нужна ему.
Через какое-то время люди отошли от реки и снова начали карабкаться вверх по крутому обрыву. Мальчик кинулся было за ними, но в кустах, вверх по течению, послышался слабый визг. Там берег был не так крут, с отмели можно было на него подняться. Рам остановился, оглянулся и быстро побежал вверх по реке, навстречу зову, туда, где ждал его завтрак и тёплый бок приёмной матери.
Между тем люди, цепляясь за торчащие корни и выступы обрыва, с трудом поднялись наверх. Здесь была узкая площадка, что-то похожая на первую ступеньку огромной лестницы, с неё берег крутыми скалистыми уступами поднимался ещё выше. Гау вдруг заметил: сбоку, в сплошной каменной стене чернела глубокая дыра — вход в пещеру. Все собрались вокруг вожака. Люди заглядывали в отверстие, отскакивали, удивлённо вскрикивая.
Начался и тут же усилился дождь, пронзительный ветер всё больше холодил промокшие мохнатые спины. И Гау решился: держа палицу и острый камень наготове, он сделал несколько осторожных шагов внутрь пещеры. Ещё, ещё… примолкшая орда настороженно выжидала. Наконец послышался спокойный голос Гау. Значит, опасности нет. Бесшумно, один за другим, люди исчезли в темноте.
Пещера была высокая и шла далеко в глубину — хорошая защита от ветра и дождя. Люди живо почувствовали это. Оживлённо перекликаясь, они обежали пещеру, ощупали и обнюхали стены. Но вдруг все примолкли: женщины прижались друг к другу, а мужчины с тихим ворчаньем крепче ухватили палицы, готовясь к обороне. Враг не показывался. На голом камне не было следов. Однако обоняние говорило: в пещере недавно побывал кто-то, и этот кто-то опасен. Волосы на затылках и мохнатых спинах взъерошились, зубы оскалились, люди ворчали, разозлённые и напуганные.
Время шло, нужно было на что-то решаться. Самое простое — уйти. Но ветер и холод становились сильнее, люди с опаской высовывались наружу и тут же прятались обратно.
Вдруг послышалось рычанье. Урр схватил свой огромный камень, но тут же опустил его: у входа появилась маленькая дрожащая фигурка. Рам! Продрогший, он не выдержал и последовал за людьми в пещеру. У входа ему пришлось вынести борьбу с собакой: шерсть на ней встала дыбом, она дрожа обнюхивала камни перед входом, рычала и пробовала оттащить Рама за руку. Молодой Ик кинулся было с дубиной, но собака проворно отскочила и скрылась в кустах.
Рам вошёл, прижимаясь к стене, и забился в глубину пещеры.
Обоняние у людей орды было, конечно, слабее, чем у животных. Если бы они разбирались в запахах так, как собака, то ни минуты бы не остались в пещере, несмотря на дождь и ветер. Но они были обезьянолюдьми. И потому, поволновавшись и поворчав, уселись на холодном каменном полу, решившись переждать непогоду. Однако тревожное настроение не покидало их. Время от времени кто-нибудь вставал, недоверчиво принюхивался, обходил пещеру и снова садился. Рам осторожно подполз сзади к сидевшей в уголке Маа и свернулся в клубочек.
Близился полдень. Ветер то стихал, то снова со свистом врывался в пещеру и ворошил сухие охапки листьев, которые налетели сюда с кустов, когда не было ещё ни дождей, ни туманов. Листья слабо шуршали, точно чьи-то лёгкие шаги. Люди вскидывали головы, осматривались и снова начинали дремать. Время для них не имело значения. Главное, в этом укрытии можно переждать ненастье.
Костёр на отмели, постепенно угасая, всё ещё горел. В течение дня то один, то другой из людей орды спускался к нему погреться. И каждый что-то подбрасывал в огонь, чтобы не дать ему погаснуть, а может, просто для забавы. Просушив и прогрев как следует бока и мохнатую спину, люди возвращались в пещеру — дремать и почёсываться.
Так кончился день. Солнце показалось из-за туч, но тут же спряталось за лесом на другом берегу — уже до утра.
Никто не обратил внимания, когда поднялся Гау. Он постоял, будто что-то обдумывая, и тоже направился к выходу. Однако у костра он не стал греть свои косточки, прыгая и покряхтывая от удовольствия, как другие. Он стоял на отмели неподвижно, вздыхал, морщился, то поглядывая на пещеру, то всматриваясь в огоньки, перебегавшие по веткам. Мелкие сучья, брошенные в огонь, прогорели и рассыпались угольками. Ярко горело только небольшое раскидистое дерево, которое недавно притащил к костру молодой Ик. Гау долго смотрел на него, потом, покосившись на вход в пещеру, осторожно приподнял дерево за конец, к которому ещё не успел подобраться огонь…
Громкий рёв всполошил дремлющих людей орды. Они бестолково заметались в темноте, сталкивались, ударяясь о стены, отчего приходили в ещё больший ужас. Наконец все столпились у входа, но тут же снова попятились назад с воплями испуга. Огонь, сыплющий искры, слепящий золотыми языками, рычал, выл и сам лез к ним в пещеру по обрыву! Выше! Выше!
С воплем люди метнулись назад, в глубину. А огонь уже появился у входа, с победным рёвом ворвался в пещеру, остановился. И тут все поняли: это Гау! Ревел и рычал от радости тоже Гау. Огонь — пылающее молодое деревцо — держал в руках тоже Гау.
Кормить огонь люди уже умели, но перенести его в другое место, заставить светить и греть там, где это удобно орде… до этого додумался только Гау. Бросив горящее дерево на холодный каменный пол, он всё ещё не мог успокоиться, рёв торжества рвался из его широкой груди.
— Есть! — огонь хочет есть, вот что значил на языке орды крик, с которым Гау показывал людям на дерево. Наконец они поняли. Несколько крепких толчков могучей волосатой руки вождя надоумили их окончательно: с весёлыми возгласами люди стали выскакивать из пещеры. Возвращаясь, они совали в огонь ветки, сучья, хворост — всё, что удавалось отыскать поблизости.
Но радоваться пришлось недолго. Под открытым небом, чем ярче горит костёр, тем лучше. Но здесь, в тесноте пещеры, дым и жар разгоревшегося пламени быстро выгнали орду наружу.
С изумлением и страхом наблюдали люди за делом рук своих, стоя на уступе перед своим укрытием. В этом месте обрыв спускался прямо к воде, белая пена била по чёрным камням и крутилась в страшном водовороте.
Первый урок обращения с огнём в пещере люди заучили. Зато какое тепло охватило их, когда они опять опасливо пробрались внутрь и уселись перед ослабевшим огнём. Дым уничтожил все беспокоившие их запахи, треск погасающего костра заглушил тихий испуганный визг собаки, раздававшийся где-то неподалёку, и чьи-то крадущиеся шаги.
Уже в следующую минуту орда застыла от ужаса и неожиданности. Вход в пещеру заслонили широкие плечи и мохнатая грудь страшного зверя. Огромная пасть раскрылась, показав блеснувшие на свету клыки, а от мощного рычанья, казалось, дрогнули каменные своды!
Это был пещерный медведь ростом с большого быка. Он не успел ещё хорошо обжиться в своём новом приюте, но побывал здесь утром и вернулся, собираясь переждать непогоду. К его неудовольствию, манящий запах человека мешался здесь с неприятным запахом дыма. Однако костёр уже основательно прогорел, а медведь был голоден. Он ещё раз зарычал и, косясь на остывающий огонь, медленно двинулся внутрь.