Николь дочитала психологическую характеристику Ричарда Уэйкфилда и потерла глаза. Было уже поздно. Когда экипаж внутри Рамы устроился на ночлег, она немедленно принялась за чтение досье. Менее чем через два часа люди впервые проснутся в этом странном мирке. Ее шестичасовое дежурство на связи кончилось уже тридцать минут назад. „Итак, из всей компании лишь трое вне подозрения, — думала Николь. — Эта четверка, заключившая незаконный контракт с прессой, скомпрометировала себя. Яманака и Тургенева — величины неизвестные. Уилсон едва сохраняет душевное равновесие, его устремления понятны. Значит, остаются О'Тул, Такагиси и Уэйкфилд“.
Николь, омыв лицо и руки, снова уселась за терминал. Она вышла из досье Уэйкфилда и вернулась к основному меню. Отыскала сравнительную статистику, выделила два окна по краям экрана. С левой стороны ей были представлены КИ экипажа, справа для сравнения приводились значения КС для всей дюжины космонавтов.
………….. КИ …………… КС
Уэйкфилд … +5,58
.. О'Тул ….. 86
Сабатини … +4,22..
Борзов …. 84
Браун …… +4,17..
Такагиси… 82
Такагиси … +4,02..
Уилсон …. 78
Табори ….. +3,37..
де Жарден. 71
Борзов ….. +3,28..
Хейльман… 68 де Жарден… +3,04..
Табори …. 64
О'Тул …… +2,92..
Яманака … 62
Тургенева… +2,87..
Тургенева. 60
Яманака …. +2,66..
Уэйкфилд… 58
Уилсон ….. +2,48..
Сабатини… 56
Николь уже успела мельком проглядеть досье, но она читала далеко не все. И некоторые цифры видела теперь впервые. Впечатлял высокий уровень интеллекта Франчески Сабатини. „Какая потеря, — немедленно решила Николь, — расходовать подобный потенциал столь банальным образом“.
Общий уровень интеллекта экипажа „Ньютона“ поражал. Все космонавты попадали в один процент самых одаренных людей планеты. Способности Николь можно было охарактеризовать как „одной из тысячи“, и она-то числилась в серединке. Исключительный показатель Уэйкфилда помещал его в категорию „супергениев“. Самой Николь еще никогда не приходилось встречаться с человеком, обладающим настолько высоким показателем.
Хотя познания в области психиатрии заставляли Николь скептически относиться к численному описанию свойств личности, ее заинтриговали и значения КС. Интуитивно она сама поместила бы О'Тула, Борзова и Такагиси во главу столбца. Все трое казались уверенными в себе, уравновешенными и внимательными к остальным. Удивило ее высокое значение КС у Уилсона. „Значит, был совершенно иным человеком, пока не связался с Франческой“. В голове мелькнуло: почему же ее собственный КС только 71; она сообразила, что в молодости была более замкнутой и эгоцентричной.
„Так как насчет Уэйкфилда?“ — спросила она себя, понимая, что только он способен помочь ей разобраться в произошедшем в программном блоке „Рохира“ во время трагической операции. Можно ли верить Ричарду? Можно ли довериться ему, не поделившись хотя бы частью собственных подозрении? Она снова подумала, что неплохо бы и вовсе оставить расследование. „Николь, — осаживала она себя, — а если и это конспиративное чтение окажется лишь пустой тратой времени?“
Но неясных вопросов оставалось столько, что расследование все-таки следовало продолжить. Она решила переговорить с Уэйкфилдом. Оказалось, что с файлами Николь может свободно оперировать, и она сразу же создала в королевском подарке новый, девятнадцатый файл, который назвала просто „НИКОЛЬ“. Обратившись к текстовому процессору, она записала коротенький меморандум:
„3-3-00. Убедилась, что ошибочное функционирование „Рохира“ в ходе операции Борзова вызвано ручной командой, отданной извне уже после загрузки программы и проверки функционирования. Обращаюсь за помощью к Уэйкфилду“.
Николь извлекла чистый кубик из ящичка, где лежало все необходимое для компьютера. Она скопировала на него и свой меморандум, и всю информацию, записанную на кубе, подаренном ей Генри. Переоделась для дежурства в летный костюм, поместив в карман дубликат кубика.
Генерал О'Тул подремывал в командно-контрольном комплексе (ККК) военного космического корабля, когда Николь явилась, чтобы сменить его. Хотя видеотерминалы в меньшем корабле не потрясали своим совершенством, как это было в научном, общая организация ККК в военном корабле была во многом удачнее, в особенности с точки зрения биоинженерии, и со всеми контрольными панелями легко мог справиться один космонавт.
О'Тул извинился за то, что задремал. Показал на три монитора: на них застыло изображение одного и того же объекта с разных сторон — временного лагеря, в котором все члены экипажа почивали у подножия лестницы „Альфа“.
— Последние пять часов бодрости не способствовали, — добавил он.
Николь улыбнулась.
— Вам не в чем извиняться передо мной, генерал. Я знаю, что вы отдежурили почти двадцать четыре часа.
Генерал О'Тул встал.
— После того как вы ушли, — он начал отчитываться, подводя итоги на одном из шести экранов перед собой, — они закончили обед и принялись собирать первый вездеход. Автоматическая программа навигации не прошла автотеста, но Уэйкфилд быстро выудил причину (сбой произошел в одной из подпрограмм) и все исправил. Табори сделал короткую пробную поездку на вездеходе, пока остальные готовились ко сну. Франческа завершила рабочий день коротким отчетом, переданным на Землю. — Он умолк на мгновение. — Не желаете ли посмотреть?
Николь кивнула. О'Тул включил крайний правый телемонитор, на котором немедленно крупным планом появилась Франческа на фоне лагеря. На кадре был виден подъемник и самый нижний участок тросов.
— Время спать настает, — нараспев начала она и поглядела вокруг. — Свет в этом удивительном мире включился вдруг, около девяти часов назад, и осветил перед нами во всем великолепии искусную работу наших звездных кузенов. — После краткого выступления шел монтаж фотоснимков и коротких видеосюжетов, снятых зондами или самой Франческой, смонтированных ею, так сказать, по маршруту, следуя которому экипаж намеревался исследовать „искусственный мирок“. Потом камера вновь обратилась к самой Франческе.
— Никому не известно, почему уже второй раз менее чем за столетие эти космические корабли вторгаются в наш крохотный уголок Галактики. Быть может, назначение этого великолепного сооружения не имеет объяснения, хотя бы отчасти понятного нам, примитивным человеческим существам. Но в таком просторном и целиком металлическом мире, возможно, где-то спрятан ключ к тайне, окутавшей создателей этого корабля. — Она улыбнулась и театрально вздохнула. — Ну а если это случится, тогда все мы, хотя бы на шаг, приблизимся к пониманию собственной сути… нашей сущности и нашего Бога.
Николь видела, что О'Тул явно был тронут речами Франчески. Невзирая на личную неприязнь, Николь не могла не понимать, насколько талантлива Франческа.
— Даже мне самому интересно, — восхищался О'Тул. — Ах, если бы у меня был ее дар слова.
Николь уселась за пульт и ввела свой код. В соответствии со всеми инструкциями, принимая вахту, она проверила оборудование.
— Хорошо, генерал, — проговорила она, поворачиваясь вместе с креслом. — Теперь, кажется, справлюсь.
О'Тул переминался сзади. Ему явно хотелось поговорить.
— Знаете, мы с синьорой Сабатини три ночи подряд беседовали о религии. Она говорила, что долго считала себя агностиком и наконец вновь обратилась к церкви. Она даже сказала, что это Рама снова сделал ее католичкой.
Последовало долгое молчание. По неизвестной причине Николь вспомнилась церковь XV века в старинной деревне Сент-Этьен-де-Шиньи в восьмистах метрах от Бовуа. Она вспомнила, как стояла рядом с отцом в церкви, был прекрасный весенний день и яркие цветные витражи завораживали ее.
— Это Бог создал цвета? — спросила Николь у отца.
— Некоторые так считают, — коротко ответил он.
— А что ты сам об этом думаешь, папа? — не отступала она…
— Должен признать, — басил генерал О'Тул, и Николь вынуждена была вернуться к настоящему, — что все наше путешествие духовно возвысило меня. Я чувствую, что стал ближе к Богу, чем прежде. Должно быть, безграничные просторы Вселенной уничижают тебя и делают… — он умолк. — Извините, — начал он, — я не задел…
— Нет, — ответила Николь, — ни в коей мере. Ваша религиозная уверенность укрепляет меня.
— Тем не менее надеюсь, что ничем не задел вас. Вера — вопрос весьма личный. — Он улыбнулся. — Но иногда трудно сдержать чувства: все-таки вы и синьора Сабатини тоже католики.
Когда О'Тул отправился из командно-контрольного комплекса, Николь пожелала ему крепкого сна. А потом достала из кармана дубликат кубика и вставила его в читающее устройство ККК. „Ну, — похвалила она себя, — теперь я по крайней мере сдублировала источники своей информации“. Ей представилась Франческа Сабатини, внемлющая философствованиям генерала О'Тула о религиозном значении Рамы. „Удивительная женщина, — думала Николь. — Что хочет, то и делает. И как это в ней уживаются полная аморальность и ханжество“.
В трепетном молчании доктор Сигеру Такагиси взирал на башни и сферы Нью-Йорка, находившиеся в четырех километрах от него. Чтобы повнимательнее рассмотреть очередную деталь примечательного комплекса этого чуждого сооружения, он то и дело подходил к телескопу, который сам же и установил над обрывом, спускающимся к Цилиндрическому морю.
— Понимаете, — наконец признался он космонавтам Уэйкфилду и Сабатини, — или отчеты первого экипажа о Нью-Йорке неточны, или перед нами совершенно другой корабль. — Ни Ричард, ни Франческа не отреагировали. Все внимание Уэйкфилда было уделено сборке ледомобиля, а Франческа, как водится, увлеченно снимала его труды.
— Похоже, город разделен на три одинаковых района, — продолжал доктор Такагиси, в основном обращаясь к себе самому. — Каждый из них в свой черед подразделяется на три части. Но все девять частей не совсем идентичны — в чем-то различаются.
— Вот так, — проговорил Ричард Уэйкфилд, вставая. — Готово. На целый день раньше срока. А сейчас я быстро проверю функционирование основных систем.