Остались черные стволы,
Но в погруженной колоннаде
Цвета неясны и слабы.
Среди колонн, где, как в аллее,
Свет в полдень находил свой путь,
Вода проросшая густеет
И силится себя замкнуть.
Вокруг стволов кольцо сужая,
Сосудами тугих ходов
Пронижет воду жизнь чужая,
Так в дереве, растущем вспять,
Сжимаются круги годов
И можно семя угадать.
Уснет окрестная страна,
Землею зарастет вода,
Она последними глазами
В себя саму обращена.
«Глянцевые листья шелковицы…»
Глянцевые листья шелковицы,
Тополей пирамидальных ряд
И сухой горячий воздух – в лицах
Твой отъезд опять изобразят.
Медленно пройдешь ты по дороге
Вдоль холма, где зрелый виноград
Скачет, как вода через пороги,
Иль шпалеры ягодных солдат
Маршируют дружно на парад.
В мягкой глине утопают ноги,
На закате слабый ветер стих,
Тополя – как стражи у дороги,
Шелковицы – суженые их.
«Вся бесконечная равнина…»
Вся бесконечная равнина
Речной водой иссечена,
И так же медленна и длинна,
Непеременчива она.
Лишь изредка седой ольшаник
Тебя минует вдалеке —
Такой же беспоместный странник,
Скитающийся налегке.
Тугая линия раздела
Земли и неба заросла
Густой травой и кашкой белой,
И дымом ближнего села.
ХОРЕЗМ
Здесь легко уходить —
За собой ничего не оставишь,
Только голый такыр
И песчаных холмов вереница,
И прообраз коней —
Желто-серый песок
Меж барханов,
Дымящих на ветре,
Струится.
Здесь такыр,
Как брусчатка, звенит
И копыта не тонут в траве.
Как туркменов кочующих станы,
Здесь бездомные братья
Зеленых холмов —
От Арала до Каспия
Бродят барханы.
«Проложит колею телега…»
Проложит колею телега.
Впряженный мерин стар и плох,
У умирающего бега
Большие вмятины подков.
Следы колес равны пред Богом,
Мечтаний века в этом суть.
А мерин смертную дорогу
До дома хочет дотянуть.
«Речной залив затянут ряской…»
Речной залив затянут ряской,
Поваленных деревьев мост ведет на дно,
Тела корней земных в горгоньей пляске
Сплелись в клубок и стали заодно,
Упавший верх, он вознесет основу.
Племя всех листьев, всех корней,
Ствола сошло с пути,
Вода недвижима, в ней созревает семя,
В начале августа она начнет цвести.
«Осенняя прозрачность леса…»
Осенняя прозрачность леса
К зиме приобретает смысл,
Деревья – линии отвеса
И плечики от коромысл.
С уходом листьев обнажилась
Идея дерева, оно
Держало воздух и кружилось,
И было с ним сопряжено,
Его отдельные начала
Пронизывая, как каркас,
В деревьях пение звучало
И тут же отзывалось в нас,
И вот оно, еще не явно
Связующее нас в одно,
Как в хоре, истинно и равно
Продлилось, соединено.
«На солнце луг – как мед в вощине…»
На солнце луг – как мед в вощине,
Густеет воздух, запахи впитав,
И медленно сползает по лощине
С холма. В переплетенье трав,
Среди жарой разморенных растений,
Как пятна солнца, чередуясь с тенью,
Мелькают, урожай собрав,
Шмели и пчелы. Старой липы крона
Плывет над лугом медленно и сонно
И кажется всем тучей дождевой.
И на закате не спадает зной;
Тяжелый запах разогретых трав,
В себя всю влагу из земли вобрав,
Пыльцою повисает водяной;
И марево, как насекомых рой,
Всю ночь лежит над преющей землей.
«По осени, до листопада…»
По осени, до листопада,
Когда еще травы густы,
Здесь к яблоням дальнего ряда
Пристали ореха кусты.
Посадки давно одичали
В тени и соседстве лесном,
Осины верхушки качали,
Повиснув над нашим окном.
Из дикого камня ограда,
Лес близко, наш дом на краю.
Деревья из старого сада
Листву с ним мешают свою.
«Дождем примятая трава…»
Дождем примятая трава,
В нее упрятана равнина,
И озеро, и острова —
Как будто неба половина,
И вся страна, как облака,
И непроточною водою
Холмов покатые бока
Перетекают надо мною.
То примется, то стихнет дождь,
Штрихами мелкими наметил
Он силуэты дальних рощ,
Похожих на рыбачьи сети.
И облачная пелена —
Дожди весь месяц моросили —
Однообразна и грустна,
И бесконечна, как Россия.
«Стволы поваленных деревьев…»
Стволы поваленных деревьев
покрыты мхом,
Их корневища сгнили, и ямы
заросли землей,
Кору и мох повторят снега зимой.
Во время мора скот пал
и брошен пастухом.
Кто был хозяин здесь, предвидел
большой падёж,
В начале осени балтийский ветер гнилой
Несет дожди и с ними отсюда
уходит дух живой.
Кто ходит за тобой? Пастух твой знает,
когда ты упадешь.
В земле вода проложит корни свои,
И укрепясь, где дерево стояло,
начнет ручей.
Ствол дерева, покрытый мхами, —
он неизвестно чей,
Он здесь лежит всю осень, он дышит
от земли.
«С реки уходит накипь снега…»
С реки уходит накипь снега
И отступает к берегам,
И как предчувствие побега,
Вода чернеет тут и там.
Она соседствует с низиной,
Где все еще белым-бело,
И только серые осины
Уже почуяли тепло.
Но дальше берег весь в откосах,
И стиснутая там вода
Переплелась в тугие косы
И тонкорунные стада,
А за откосами, с которых
Весною раньше сходит снег,
В провалы узкие, как норы,
Он укрывается от всех,
Всего позднее он в лощине —
Здесь средь густого сосняка,
Как свежее белье в корзине,
До мая пролежат снега.
«Угольев горсть среди травы…»
Угольев горсть среди травы,
Костер уже почти потух,
Гниющей с осени листвы
Я снова различаю дух,
Повсюду мох – лес стар и гол,
Как грустный дряхлый зверь лесной,
Я свой участок обошел
И медленно иду домой.
Лес пуст, ни ягод, ни грибов,
Ручей, сосна на полпути,
Среди безлиственных стволов
Мне легче по лесу идти.
«Все позже свет встает над нашим домом…»
Все позже свет встает над нашим домом,
Он озеро в тумане застает,
За смутным и неверным окоемом
Почти невнятен осенью восход.
Все медленней расходятся туманы,
До вечера не высохнет трава,
И вдалеке, как кочевые станы,
Из дымки выплывают острова.
«С деревьев облетают листья…»
С деревьев облетают листья,
Их много, как овечьих следов
В низине у водопоя.
С середины августа деревья ходят по лесу,
По вечерам я хорошо слышу их шаги,
Они трогают листьями остывающую землю,
Ладонь листа, как человеческая рука,
согревает ее.
Иногда легкие, как Христос, они ходят
и по воде,
Ветер и волны сгоняют их следы к камышам,
Которые тоже уже пожелтели,
И кажется, что это их листья.
«Почему деревья все лето ходили по небу,
А теперь спустились на землю?» —
Спрашивает меня сын.
Я не знаю.
Холодная вода с каждым днем
становится темнее,
Лес прозрачен и гол,
И только, когда идет снег,
Кажется, что деревья снова ходят по небу.
Болота прекрасны, деревья мертвы
Болота прекрасны, деревья мертвы, сухи, листья и иглы уже не смягчают их. Они обобщены и стоят как памятник самим себе. Почва мягка, как живот любимой. Любимая дрожит. Она ждет меня тысячью разверстых бочаг. Вряд ли я сумею удовлетворить ее всю. Целуя ее, я ловлю губами красную клюкву. Любовь горька. На краю болота стоит заброшенная деревня. Еще год назад здесь гнали самогон, а теперь все вымерло. Старик, который гнал самогон из ячменя, повесился. Две бабки, которые гнали самогон из сахара, заблудились и замерзли в поле. Как солнце и луна, они ходили по кругу. По такой дороге одинаково хорошо идти к цели и вокруг нее. Самогон я брал только у старика. Потом я шел на болото, ложился на мох и рвал ртом клюкву. Один глаз я скашивал вниз. Нутро женщины темно и загадочно. Душа ее утонула.