так и шарахнулся от меня
а я такая дальше плетусь – в голову только одно лезет: «подогрели – обобрали – подогрели – обобрали…»
33. Бармалей говорит
Договор, – Бармалей подступает к сливочному вплотную.
Какой договор? – шепчет сливочный, разводя беспомощными руками. – Нет никакого договора! Есть только я и моё горячее сердце! – Бармалей запускает руку в его внутренний карман, куда сливочный только что сложил договор – и вытягивает оттуда верёвочку. Тянет, тянет – но верёвочка не кончается, вьётся.
Э,э! – кричит сливочный, хватаясь за верёвку и за сердце. – Вы меня сейчас… распустите!.. Я же нестойкий… Помогите! А-а!
Боба, мотай! – рычит Бармалей. Боба мотает, Бармалей тянет, берётся помогать и Галка. Сливочный вертится, как веретено, всё быстрее, и наконец в руках Бобы оказывается большой, с человеческую голову, клубок сливочных ниток.
Распустился и смотался, – Вики. – Бармалей, спасибо тебе… Теперь этот клубок в окно, наверное, надо… – Вики бросает клубок в окно и неожиданно попадает. – Пусть катится к своей невесте.
Да он её ещё раньше смотал, – Янда, с уверенностью. – Чего от него ждать-то. Распустил и смотал.
Через минуту смех и вопли за окном стихают так внезапно, как будто дирижёр взмахнул палочкой или все в рот воды набрали. Гаснут и огни. Снова становится очень темно и очень тихо.
Ёлки, хоть бы фонарик какой-нибудь, – Бармалей.
Погоди-ка, – Органайзер. – Мой чип, который то есть у тебя, он может немножко посветить. Попробуй его повернуть на одну восьмушку – сумеешь? Коннекта для этого не требуется.
Попробую, – Бармалей нащупывает чип и поворачивает ровно на одну восьмушку.
Огоньки на чипе начинают светиться, слегка освещая келью – не ярче свечи. Висок Бармалея вибрирует и нагревается. Вики не смотрит на него, сидит в полутьме, в полосатой майке, и золотые языки её кроссовок светятся.
Вот со мной, Бармалей, – нехотя сообщает Вики, стараясь глядеть в другую сторону, – всегда такая история. Только кто-нибудь понравится – и сразу обязательно кто-нибудь ещё выныривает и давай про меня гадости рассказывать. Ещё в детстве началось: я парня привела, а мать сразу такая, «ой, ха-ха, а Вики когда было пять лет, у неё сопли до полу висели!» Вот и сейчас то же самое. А ты мне ужасно понравился. Поэтому жаль. Я тебе давно хотела сказать. Ты ужасно крутой. Я твои статьи каждый понедельник первым делом открываю. Ты у нас один из немногих остался, кто пишет хоть каким-то боком про жизнь. Ну вот эту, как бы, «без сахара и укропа». Ну а я дура, конечно… чего уж там.
Да-да, – поспешно подхватывает Алексис, – я тоже тебя читаю, Бармалей! Хотя мне кажется, ваша газета немножко, это… пессимистическая. Ну иногда отворачиваюсь от всего этого, но уж я-то как раз понимаю… оно всё именно так и есть! Вот эта статья-то, помнишь? Про детишек, которые шприцы в пассажиров на спор втыкали! Эх!..
Вики, – говорит Бармалей. – Погоди. Я тебя подогревать не собираюсь, обирать тем более. Но ты там чего-то рассказывала, так и я теперь тоже расскажу. Кое-что, – Бармалей вполголоса (ему кажется, что со словами выйдет и тошнота).
Чип Органайзера издевательски жужжит и помигивает, а перед глазами плавают, потрескивая, зелёные и алые овалы.
А что такое? – (вокруг глаз у неё чёрные круги, а сами глаза блестят масленым блеском).
Вы тут все почему-то решили, – с трудом произносит Бармалей, – что я такой, э-э… супермен, ваще благородный дон, дядя Хэм и ты пы… Ну, дядя Фёдор (тот насмешливо аплодирует), я вас не имею в виду, вы-то и без моих рассказов всё знаете… но я хочу, чтобы и все остальные. Например, Вики, ты. Хочу, чтобы ты тоже знала – как оно на самом деле.
В восемнадцатом веке были, как помните, такие аферисты… авантюристы… и всё им с рук сходило.
а я живу в дцать – первом
и на данный момент я не представляю, как я буду выходить из этой ситуации
если она сама из меня не выйдет
В общем, штука в том, что нормализовали меня не один раз, а все восемь. И вовсе не за белые ленточки. И не за протест. Не за правду меня нормализуют каждые полгода, а как раз за то, что я правды не терплю. Каждые полгода выдираю этот чёртов чип и в отрыв ухожу. Пытаюсь уйти. Новый имидж, новые доки, новая жизнь, новое всё.
Ну, первый раз было за ребрендинг России. Я копирайтером тогда работал. Хороший был копирайтер. Но вышла дурацкая история. Однажды вечером засиделся поздно, и тут – звонок, клиент пришёл. Чёрный человек, блин. Я сейчас уже не уверен – был он или нет? Но деньги-то точно были. Нормальные такие деньги. И заказал этот самый чёрный человек нам ребрендинг России: новый гимн, логотип, продвижение на внешнем и внутреннем рынке, упаковку… Полный ребрендинг, короче. Ну, я и стал работать над этим, десять ночей не спал, потом по брифу ему всё и выслал в трёх вариантах. Первый вариант был, как помню, конституционная монархия, второй – анархический либертарианский, а третий – конфедерация, отпустить всех на фиг. Ну, я и загремел, конечно.
А потом пошло-поехало. Выпустили меня… всё серо, жизнь не в кайф, из агентства уволили… ну, я чип выдрал и давай врать.
Ну, что наврал… Что журналист. Владею инфой нужной.
Брали на работу – «собственные материалы» написал за ночь. Несколько статей. С нуля, конечно. Взяли с ходу – статьи блеск! Только фейковые, вот беда. Но никто ничего не заподозрил.
Мне бы сидеть тихо, а я имена нужные узнал и связал их чисто по вдохновению. Явился с этой инфой к редактору. Наверно, хотелось собственной значимости. Крутости.
Ну и кончилось тем, что нашли меня люди, которым выгодно было…
Которые хотели тогдашнего директора утопить.
Связались со мной, им было это выгодно, и они со мной связались. Вот в такой всё узел закрутилось кошмарный. Вот тут бы мне и признаться, а я предпочёл до конца врать. Лежу в реанимации, а сам кайф ловлю, прокручиваю про себя с таким удовольствием, что вот был такой журналист, хотел их вывести на чистую воду, но его убили…. Бред…
Самое бредовое именно это – что начинает совпадать что-то. Бред становится явью. Начинаешь богом себя считать.
Вики вон даже, и та купилась. Настолько на правду похоже. Ну да, если кого побили хорошенько, значит, правда… за неправду-то, чай, не побьют…
Ладно. Нормализовали снова – я опять чип вытаскиваю, за месяц язык выучил и стал синхронистом. Плохим, правда, но ведь взяли же на работу. Ну, плохо проверили, но мне же удалось их надуть. По-испански… Даже встречал какие-то делегации…
В этом и проблема, что я ну, типа, быстро думаю. Именно в этом, потому что я себя начинаю считать опять выше всех.
Ну, опять нормализация, опять выхожу – корешки дёргаю… вы видели – я привык…
Акционистом был. Не акционер, а акционист. Получил грант Ван-Гоговского общества на художественную акцию – проведение Апокалипсиса в Кремле. Спиздил ядерный чемодан и завладел им на три с половиной секунды. Проклятые сомнения помешали довершить дело.
Потом… консалтингом по поводу ипотеки занимался в одном городе. Помогал с выдачей кредитов, точнее, с перекредитованием. А на самом деле просто сам брал кредиты. Про-сто я ра-бо-та-ю волшеб-нии-кооом.
И это так просто, действительно волшебно: раз – и все счастливы! Да, Вики? Ты ведь тоже из-за этого в тамады пошла, я знаю.
Взял машину дорогущую, ездил без прав. Всех кормил в дорогих ресторанах.
Да, я в жутких долгах.
Потому что сейчас же не восемнадцатый век, когда не было никаких…
То есть, я должен буду, во-первых, платить все эти кредиты.
Во-вторых, там кое-где наверняка есть и уголовка – да что там, точно есть
Хорошо хоть у нас не Америка, сроки не суммируются.
Все, наверное, думают, что авантюрист – это весело.
А я вот точно знаю, что это совсем невесело.
Это невесело даже в тот самый момент, когда ты это делаешь.
Нет ни азарта, ни драйва. Когда-то, может, и был. Но очень скоро его нет, а под черепом всё равно зудит.
УПНО с моей инфокопией работает, а я уже давно в другом месте. Тут уже семь моих инфокопий размножено, может, восемь. Тот Бармалей, которого вы журналистом считаете, это третий, что ли, по счёту. Так и пишет статьи… то есть я пишу. После прошлого раза уже и сам не помню, кто из нас оригинал. Бывает раздвоение личности, а я себя восемь раз забэкапил.
И не ради протеста. А просто потому что… Не знаю почему. Зудит в мозгу, и всё. Не могу я быть одним и тем же все время. Не могу. Пусть лучше меня совсем не будет в реальности, чем.
Дети вот, например, у меня, Алексис, есть где-то. Трое по меньшей мере. А где, кто? Не знаю.
Я в интернете читал – болезнь, хрен его знает… Дохлый номер.
Опять же в тех же Штатах, может, и прокатило бы, но там вообще страшные законы, и должна быть какая-то лазейка.
А у нас всё равно кредиты все платят. Да не в кредитах дело. Я всё проебал – и имя своё, и сам себя, и всю жизнь свою. Лучше и не думать об этом, такая это всё нудятина.
Да и УПНО тут ни при чём. Я всегда таким был.
Мы, моя семья, переезжали часто, очень часто. И вот когда мне было одиннадцать, в очередной раз в новом дворе меня никто не знал.
И я такой думаю – мне не очень нравилось моё имя – и я подумал: а почему мне на этот раз не назваться другим именем?
А когда меня родители позвали моим и я откликнулся, возникли вопросы.
И тогда я стал врать, что у меня три имени. Три, потому что два – это очевидное враньё. Ну, что на самом деле зовут так, как позвали родители, а другое я выдумал. А три – это…
Ну, кто верил, кто нет, но в любом случае это была крутая фишка.
А самое смешное знаете что?
У древних племён славянских, ну не знаю, как это правильно сказать, в древности, на Руси, у людей действительно было по три имени.
Одно как бы для людей, официальное. Другое домашнее. Обычно какое-нибудь ругательное. Например, Дурак – это самых умных так называли. Или Страшок – это самых красивых. Ну а третьего имени почти никто не знал.