Ей не хотелось думать о племяннике Анны Спиридоновны, но он вторгался в мысли Христины так же непрошено, как недавно пришел к ней домой.
Интересно, как он там? Мамсик ничего не рассказывала о своем племяннике, а Христина стеснялась спросить, эту тему женщины, обычно откровенные друг с другом, не сговариваясь, вынесли за скобки. Почему? Анна Спиридоновна знала все обстоятельства жизни своей молодой подружки, знала, что любовь и романтика для нее закрытая тема, поэтому нечего было опасаться, что Христина начнет соблазнять молодого мужчину в непростой период его брака.
Стыдно было признаваться самой себе, но она испытывала к Максу такой жгучий интерес, что под каким-то пустым предлогом позвонила Руслану и как бы невзначай выпытала у него, что двоюродный брат женат и сейчас находится в затяжной ссоре с супругой.
Ни при каких обстоятельствах дом Мамсика не мог стать местом сводничества и измены. Христина ни за что не стала бы подличать в семье единственного родного человека, и это Анна Спиридоновна знала тоже.
Не была уверена в Максе? Но тогда, напротив, она предостерегла бы Христину, мол, мой племянник неистовый любитель женщин, держи ухо востро!
До их случайного знакомства молчание Мамсика было понятным, она надеялась, что молодые люди никогда не пересекутся, но непонятно, почему она и теперь продолжает обходить молчанием тему племянника! Про Руслана она рассказывала много и охотно, даже, смеясь, называла его «названым братом» и говорила, что они должны друг друга поддерживать и сейчас, и особенно после, когда ее не станет.
А тут – молчок, она даже не сказала, женат ли племянник. Возможно, он все-таки гей, и Анна Спиридоновна стесняется этого обстоятельства.
Христина улыбнулась. Прогрессивная женщина и уважает права человека в принципе, но когда касается собственной семьи, вдруг такая дремучая отсталость!
Христина открыла шкаф и достала теплую куртку, заботливо упакованную в бумажный чехол и переложенную веточками лаванды. Следует подготовиться к завтрашнему холодному утру, теплые деньки, кажется, миновали…
Сняв и аккуратно сложив чехол, Христина несколько раз энергично встряхнула куртку.
Критически осмотрела и понюхала: вещь безупречно чистая, аромат лаванды тонкий, не бьет в нос, так что смело можно надевать завтра, если природа вдруг не спохватится и не решит напоследок порадовать петербуржцев еще одним теплым деньком.
Настроение вдруг испортилось, и воспоминания о сегодняшнем сеансе терапии неожиданно потускнели. Почему?
Все эти упражнения, обращения к «внутреннему ребенку» и прочие разговоры внезапно показались ей чем-то ненастоящим, какими-то глупыми играми, уводящими от жизни, а не помогающими погрузиться в нее.
Чувство было смутным, да и взялось непонятно откуда. Морщась от тоски и опустошения, Христина повесила куртку на плечики и полезла в коробку, где хранила зимние шарфы.
Кажется, Макс прав, подумала она безрадостно, доставая свое любимое пестрое кашне, в котором определенно была похожа на француженку.
Прошлого не изменить, как ни старайся. Что умерло, то умерло, и оживить нельзя.
Разве можно реанимировать мертвеца, который не только умер, но уже отпет и похоронен?
Ей вдруг стало неловко от мысли, что Макс знает о ее психотерапевтических сеансах, так неловко, что даже слезы навернулись на глаза. Почему Мамсик, сдержанная и порядочная во всем, что касается чужих секретов, не промолчала в этот раз?
Христине так хотелось, чтобы племянник Анны Спиридоновны думал о ней хорошо, а теперь это невозможно. Он воспринимает ее как пациентку, то есть существо, не равное себе. И приходил он к ней как к пациентке, движимый врачебным долгом, а не симпатией…
Так доктор будет биться сутки напролет, вытаскивая с того света туберкулезного больного, но ему в голову не придет дружить с этим больным и есть с ним из одной тарелки.
Из симпатичной девушки и милой собеседницы она превратилась в объект профессионального интереса, вот и все.
А тут еще эта дурацкая куртка, которую она носит пятый год. Или шестой? – нахмурилась Христина, пытаясь вспомнить, когда и на смену чему она купила сей предмет туалета.
На стройной и подтянутой фигуре куртка сидела великолепно, но «французский» шарф уже не мог скрыть того, что вещь давно вышла из моды и обветшала, так же, впрочем, как ботинки и классические черные брючки.
Вспомнив, как хорошо и дорого всегда был одет Макс, Христина вздохнула.
Любой человек, увидев их рядом, сразу скажет, что они неровня, импозантный мужчина в безукоризненном английском костюме и она, очень просто одетая девушка…
Глупо думать, что Макс не заметил кофточек и джинсов, купленных на вещевом рынке, и обуви, побывавшей в руках сапожника не один и не два раза. Мужчины, тщательно следящие за своим внешним обликом, придирчивы к виду окружающих, особенно женщин, и отмечают даже самые легкие неполадки их туалета.
«Я ведь неплохо зарабатываю, – подумала Христина с раздражением, – и мне не надо содержать никого, кроме себя самой, и, черт возьми, я могла бы одеваться не хуже Макса, но все деньги уходят на эту несчастную терапию, от которой толку, прямо скажем…»
А как хорошо бы было накупить модных тряпочек, сходить в салон красоты и предстать перед Максом во всем блеске женственности!
Но теперь что мечтать об этом, дело сделано.
Проворачивая в голове эти невеселые мысли и удивляясь, почему мнение племянника Анны Спиридоновны оказалось для нее таким важным, Христина машинально навела порядок в комнате и погладила постельное белье.
Интересно, придется ли ей еще когда-нибудь встречаться с Максом? Скорее всего, нет. Он скажет Мамсику, что чокнутых с него и на работе достаточно, а то еще станет уговаривать тетку разорвать эту дружбу, от которой все равно никакого толку, кроме гигантских трат энергии. Окна помыть сейчас не проблема, в любой клининговой фирме можно заказать, а общаться с психопаткой – все равно что сидеть на пороховой бочке с завязанными глазами.
Христина тяжело вздохнула. Ну да, так и скажет, если хороший психиатр.
Тут настойчиво кукукнул айпад Христины. Обычно она ждала сообщений от Анны Спиридоновны с радостным предвкушением, но сейчас потянулась к планшету с тягостным чувством, удивившим ее саму.
Писала Мила, еще одна преданная поклонница любимой писательницы. Христина любила ее не так сильно, как Мамсика, но тоже относилась с большой симпатией, называя про себя «наш толстунчик».
До сих пор помнилось, какой шок она испытала, узнав, что «толстунчик», милая и уютная домашняя тетенька, не кто иная, как известный в городе хирург.
«Срочно позвони по этому телефону», – писала Мила, и Христина почувствовала, как от внезапной тревоги сердце превращается в противный ледяной ком.
Квартира встретила его пронзительной пустотой. Макс осторожно заглянул во все комнаты и даже в ванную. Никого. Понимая, что случилось что-то очень плохое, но все еще отказываясь в это верить, он набрал номер Анны Спиридоновны. Если на его предыдущие звонки никто не отвечал, то теперь механический голос сообщил, что телефон выключен. Руслан тоже был недоступен. Макс растерялся, в его душе тревога за близких боролась с чувством досады на жену. Если бы он не побежал за ней, как озабоченный самец макаки, то ответил бы на звонок тетки и сейчас знал бы правду, какой бы страшной она ни оказалась.
Руслана могли вызвать в клинику, если сложный случай или аврал, но куда делась Анна Спиридоновна? Превозмогая неловкость, Макс зашел к ней в комнату и увидел брошенный возле постели планшет, и тревога стала почти невыносимой: должно было случиться что-то очень плохое, чтобы тетка ушла из дома без своего любимого гаджета.
Макс решился на то, чего не сделал бы ни при каких других обстоятельствах: взял планшет Анны Спиридоновны и, отводя глаза от открытой странички «Вконтакте», залез в ее записную книжку и нашел рабочие телефоны Руслана. По первому номеру никто не ответил, а по второму отозвался довольно хмурый мужской голос. Услышав, что звонит брат Руслана Романовича, голос мгновенно потеплел и сообщил ошарашенному Максу, что Руслан попал в аварию и находится сейчас в реанимационном отделении. Ситуация сложная, сказал голос с профессиональным участием, и лучше приехать лично, поговорить с врачом, а не узнавать по телефону через третьи руки. После чего толково объяснил, как найти реанимацию, и разговор закончился.
Макс был как в тумане. Он вызвал такси и долго искал куртку, пока не вспомнил, что так и не снял ее, войдя в дом. Вдруг подумал, что нельзя идти в больницу с пустыми руками и заметался по кухне в поисках диетической пищи.
Лишь только когда позвонила диспетчер, что такси подъехало, Макс пришел в себя.
Следуя указаниям своего телефонного собеседника, он быстро нашел реанимационное отделение. Дверь туда была закрыта, и Макс не стал звонить. Нельзя сейчас отвлекать докторов, которые борются за жизнь Руслана. От того что он узнает, что с братом, тому не станет легче, и врачи не станут действовать лучше, так что потерпеть мучительную неизвестность – самое малое, что он сейчас может сделать для Руслана.
Макс решил, когда кто-нибудь из сотрудников выйдет, он назовется и попросит доложить о себе врачу при удобном случае.
Перед входом в реанимационное отделение располагался просторный холл с большими, в человеческий рост, арочными окнами. Сейчас за ними притаилась серая ночь, и голые ветки деревьев с немногими еще не облетевшими листьями образовывали причудливые узоры в тусклом свете фонаря.
Неуютно, тревожно было на улице, казалось, сама смерть заглядывает в стекло…
Макс поежился и отвернулся.
Если не смотреть в темные окна и на железную двустворчатую дверь, то холл мог показаться уютным и приятным местом. Всюду, на каждом свободном участке, располагались огромные комнатные растения, из тех, что принято выращивать в разных учреждениях. Китайская роза, фикус, гранатовое дерево, лимон… Интересно, подумал Макс, почему именно в больницах все эти цветы растут так пышно и буйно?