— Задали вы задачку, — покачал головой жандарм, — так вы считаете, что все наши беды исключительно от предателей.
— Ну, это не совсем так. Эти люди даже не чувствуют себя предателями. Они просто преследуют свои интересы, а на государство им наплевать. Неважно, что страна проиграет войну, неважно, что взбунтуются мужики… Им ничего не важно, кроме их шкурных интересов. А как только эти люди вступают в сношения с иностранными государствами, так и интересы этих государств выходят для этих людей на первый план. Ведь за это платят звонкой монетой. Именно такие люди, среди которых были даже великие князья, и привели Россию к катастрофе в двух войнах. Именно они потребовали отречения императора, а потом бегали с красными бантами на груди. Если мы хотим избежать катастрофы, то именно от этих людей мы должны избавиться в первую очередь, причем не останавливаясь перед самыми радикальными мерами…
— А революционеры? — растерянно переспросил Познанский.
— Революционеры — это сама по себе весьма разношерстная публика, — ответил я. — Часть из них — просто наемные бандиты, выполняющие за иностранные деньги свою грязную работу. Другая часть искренне ненавидит Россию и готова разметать ее по кирпичику — «до основанья, а затем…». Третьи — наивные идеалисты в стиле Кампанеллы. Но результат их идеализма может выглядеть весьма жутко. Потом я вам дам почитать про кхмерских «товарищей Пол Пота и Йенг Сари», за четыре года уничтоживших две трети населения своей страны… Четвертые же видят недостатки существующего строя и искренне желают их исправить для блага народа. Вот с этими мы просто обязаны сотрудничать и привлекать их ко всяческим полезным делам. Тем более что нам про них много что известно.
— Хорошо, — кивнул Познанский. — Полезных людей можно привлечь к работе, а что делать с теми группами, которые вы назвали первыми?
— Уничтожить! — рубанул я. — Нам не нужны ни идейные, ни безыдейные бандиты. Да и без идеалистов, которые льют реками кровь во имя своих идей, мы тоже обойдемся.
— Экий вы… — покачал головой жандарм, подбирая подходящее слово, — хотя… если без этого нас ждет что-то подобное французскому якобинству…
— Скажу честно, — я вздохнул, — избавимся от либеральных эгоистов в верхах, решим крестьянский вопрос, тогда и революционеры нам будут неопасны — так, досадная помеха. А не сделаем первоочередного — значит, получим то, что заслужили.
— А почему вы упомянули крестьянский вопрос? — удивился ротмистр. — Неужели он так важен.
— Восемь из десяти подданных русского царя — крестьяне. Восемь из десяти крестьянских дворов производят хлеба ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы не умереть с голоду. А если взять совокупно — это от половины до двух третей всего населения России. В подвале нашего дома пороховой погреб, а некоторые веселые господа еще и бегают туда курить. Другие же серьезные господа день ото дня добавляют все новые и новые порции пороха, поскольку это приносит им прибыль. Вопрос надо решать, и быстро, иначе рванет так, что французская революция с ее якобинцами и гильотинами покажутся пикником гимназистов на природе. Народ надо срочно переселять из центральных нечерноземных губерний, где сплошь неурожаи и малоземелье, на юг и восток, на целину и черноземы. Про помещичью землю лучше забыть, проблемы она не решит. А вот как это переселение организовать — это вопрос отдельный. Всего в течение десяти лет необходимо переселить от двадцати до тридцати миллионов семей — это вам не шутка. Но если это будет сделано, то, значит, мы сумели бомбу под государством разрядить, и можно подумать — что же делать дальше…
Глаза у жандарма стали совсем шалыми. Но через какое-то время он взял себя в руки.
— А нельзя ли обойтись другими, менее радикальными методами? — спросил он.
Я вздохнул.
— К сожалению, Михаил Игнатьевич, нельзя. Если не справиться с крестьянской нищетой и неграмотностью, то нам останется только ждать случайной искры. И чем позже случится взрыв, тем он будет сильнее… И, кроме того, это только первая мера. Как только в карманах у крестьян заведутся деньги, так они сразу начнут покупать мануфактуру и промышленные изделия. А для того, чтобы было что покупать, необходимо провести индустриализацию. А пока мы страна, которая торгует сырьем, а покупает промышленные товары за границей. Достаточно заглянуть в статистические справочники, чтобы понять, что мы страна… Помните, как писал поэт Некрасов:
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и могучая,
Ты и бессильная,
Матушка-Русь!
Преобразования, которые предстоит осуществить, по масштабам ничуть не уступают петровским.
— Спасибо, Александр Васильевич, очень интересно было с вами поговорить, — ротмистр встал, — пойду, подумаю над вашими словами.
Ага, пойдет он думать, как же. Небось, пойдет и пристанет с этим вопросом еще к кому-нибудь. К майору Османову… или к полковнику Антоновой…
Да и пусть. Мы, пока от Чемульпо до Порт-Артура шли, наговорились на эту тему до чертиков и пришли вроде к общему знаменателю. То же самое будут ему говорить и журналисты, и старший лейтенант Бесоев, и даже доктор Сидякина… Пусть думает, анализирует. Как говорили древние римляне: Sapienti sat. — «Умный поймет»…
17 (4) ФЕВРАЛЯ 1904 ГОДА, УТРО.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.
ЗДАНИЕ МИД РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ У ПЕВЧЕСКОГО МОСТА.
Кабинет министра иностранных дел Петра Николаевича Дурново.
Да, час от часу не легче. Только вчера мне пришлось иметь довольно жесткий разговор с британским послом Чарльзом Скоттом. А сегодня с утра моей аудиенции очень настоятельно добивался уже посол Германской империи Фридрих-Иоганн Альвенслебен. Почтенный пожилой дипломат — ему уже исполнилось шестьдесят восемь лет, соратник покойного канцлера Бисмарка, он всегда относился с симпатией к России. Интересно, что подвигло господина посла на такой поступок? Неужели снова действия наших крейсеров у побережья Японии?
Посол кайзера Вильгельма II был вежлив и доброжелателен. Он поздоровался со мной на хорошем русском языке и первым делом от имени своего монарха поздравил нашу армию и наш флот с блестящими победами над врагом на Тихом океане. Сказать честно, мне было очень приятно услышать это от представителя иностранного государства.
Ну а далее господин посол перешел к тому, из-за чего собственно он и появился в моем кабинете. Нет, Альвенслебен не собирался вручать мне никаких нот или каких-либо иных официальных документов. Но вот то, что он заявил мне устно, было ценнее многих деклараций и посланий. Если говорить прямо, то кайзер устами своего официального представителя предлагал нам дружбу и союз. Весьма заманчивое предложение! Тем более что оно совпадало с пожеланиями, высказанными государем.
— Господин министр, — взволнованно говорил мне посол Германской империи, и, как ни странно, сказанное им во многом было созвучно моим собственным мыслям. — Жизненные интересы наших двух империй нигде не сталкиваются и дают полное основание для их мирного сожительства. Ваш союз с республиканской Францией — нонсенс. Тем более что ваша союзница в свете недавних событий на Дальнем Востоке показала, чего стоят ее клятвы в вечной дружбе и помощи…
Я кивком головы дал понять умудренному жизнью дипломату, что полностью с ним согласен в оценке Франции как союзницы. А германский посол продолжил:
— К тому же не следует забывать, что Россия и Германия являются представительницами консервативного начала в цивилизованном мире. Этим они противостоят либерально-демократическим традициям, воплощаемым Англией и — в меньшей степени — Францией. Как это ни странно, Англия, до мозга костей монархическая и консервативная у себя дома, всегда во внешних своих сношениях выступает в качестве покровительницы самых демагогических стремлений, неизменно потворствуя всем движениям, направленным к ослаблению монархического начала. С этой точки зрения борьба между Германией и Россией, к которой их подстрекают многие могущественные силы, независимо от ее исхода, глубоко нежелательна для обеих сторон, как, несомненно, сводящаяся к ослаблению мирового консервативного начала, единственным надежным оплотом которого являются наши державы.
— Господин посол, — ответил я, — моя страна в данный момент находится в состоянии войны с Японией. И хотя боевые действия складываются для нас благоприятно, мы с признательностью примем любую помощь, кто бы нам ее ни предложил. С другой стороны, обещания о помощи и поддержке, которые так и остались обещаниями, заставят нас пересмотреть ранее подписанные договоренности. России нужны союзники не на бумаге, а те, кто будет честно и искренне помогать нам в трудную минуту.
— Господин министр, — звенящим от волнения голосом произнес Альвенслебен, — прошу вас прочитать вот этот документ, — сказав это, он достал из своей папки бумагу и протянул ее мне.
Я пробежал глазами переданный мне текст. Это была копия телеграммы кайзера, направленной губернатору германского колониального владения Циндао капитану цур зее Оскару фон Труппелю. В нем император Вильгельм II требовал, чтобы кораблям российской Тихоокеанской эскадры, при посещении ими порта Циндао, была оказана вся возможная помощь, а в случае необходимости проведен ремонт машин и механизмов, для чего губернатор должен предоставить им все мощности германских мастерских и доков. Если же у командиров кораблей Тихоокеанской эскадры не будет в наличии нужной суммы денег, чтобы оплатить оказанные им услуги, то снабжение и ремонт русских кораблей следует произвести в кредит.
Да, это был многообещающий аванс. Германия явно рассчитывает на то, чтобы и Россия сделала несколько шагов навстречу. А ведь, действительно, почему бы и нет? Как говорят в народе: свято место не будет пусто.
Франция начала политический флирт с Британией. Британия же находится в союзе с Японией, которая сейчас воюет с нами. Все вышесказанное — вполне законный повод для «развода». Но, расставшись с Францией как с союзницей, мы тут же найдем себе новых друзей в Европе. Которым, как уже сказал германский посол, просто нечего с нами делить. Русский и германский дворы поддерживают традиционно дружественные, основанные на родственных связях отношения. Именно благодаря этому в прошлом веке в течение целого ряда лет мир между великими державами не нарушался, несмотря на обилие горючего материала в Европе.