В самом конце генерал Лин спросил, есть ли у кого-то из присутствующих вопросы. Таковых не оказалось.
10
Платформа была такой огромной, что во время брифинга я не почувствовал, что мы отшвартовались, и начали движение в открытое море, к точке пуска. До места было шестнадцать часов хода. По мнению генерала Лина, непозволительно много времени. Но с этим ничего поделать было нельзя – мореходные качества платформы не позволяли ее буксировать быстрее без риска необратимых повреждений конструкции.
По понятным причинам, обычный предполетный карантин мы не проходили. Однако же, где-то через час после брифинга нас, экипаж, собрали в лазарете, где сделали экспресс-тесты на большинство известных опасных инфекций. Включая ковид, разумеется.
Во время пребывания в лазарете мы так и не познакомились. Каждый был со своими сопровождающими, и времени на общение просто не оставалось. Хотя это было очень странно. Мы совершенно друг друга не знаем – но стартуем завтра на одной ракете. Ведь столько исследований проводилось насчет психологической совместимости экипажа длительных космических экспедиций. Все ученые говорили, насколько это критически важно для успеха миссии. И вот, в реальной жизни нас отправляют в космос, даже не представив друг другу.
Я даже спросил об этом Катю. И услышал в ответ: «Ну, предполагается, что у вас будет куча времени, чтобы поболтать по дороге. А время сейчас – на вес золота. Так зачем его тратить на всякие сантименты?»
И все-же официальное знакомство состоялось. Вечером, после ужина, нас снова пригласили в лазарет.
В этот раз вместо команды медиков в белых халатах нас ожидала сухонькая пожилая женщина с лучистыми добрыми глазами, и волосами цвета платины.
– Прошу, располагайтесь, – увидев нас на пороге, она поднялась со стула, и широким жестом указала на широкий мягкий диван, обитый синим плюшем, стоящим под сдвоенным иллюминатором. Этот предмет мебели выглядел удивительно неуместно в лазарете, и я бы совсем не удивился, если бы узнал, что его притащили только что, специально для этой встречи, – меня зовут Лилиан. Я – психолог экспедиции.
– Приятно, Лилиан, – ответил я, стараясь как можно правильнее выговаривать английские слова, – я Григорий…
– …конечно же, я знаю, кто вы, молодой человек, – перебила Лилиан, и улыбнулась такой улыбой, что на неё было совершенно невозможно рассердиться, несмотря на очевидную бестактность.
Китаец и американец уже заняли места на диване – один у левого, другой у правого края. Мне ничего не оставалось делать, кроме как занять место посередине.
– Вот мы и определились со связующим звеном, – снова улыбнулась Лилиан, и указала на меня, – все, в общем-то, логично. Самый молодой. Самый незашоренный. Видите ли, Чжан, – она посмотрела на китайца, – вас ведь с самого начала волновал вопрос субординации, верно? И вот вам окончательный ответ: формального командира в вашей экспедиции не будет. Очень уж специфичные задачи перед вами поставили. Поэтому исключительное значение для вас всех имеет не способность отдавать и выполнять приказы, а умение связать это безумное во всех отношениях и совершенно беспрецедентное мероприятие в одно целое.
Чжан развел руками, кивнул, но промолчал.
– Григорий, это – полковник Чжан, – сказала Лилиан, – пора вас, наконец, представить друг другу. Так уж получилось, что эту честь организаторы поручили мне. Полковник бывал на орбите три раза. И два раза возглавлял экспедицию. Все миссии прошли исключительно успешно, несмотря на то, что как минимум три раза их выполнение, и сами жизнь тайконавтов висели на волоске.
Я приподнялся в кресле, и протянул китайцу руку. Тот удивленно посмотрел на неё, заглянул мне в глаза, но все же ответил на пожатие.
– Григорий, полковник Чжан, это – господин Молнар, – она указала на коренастого американца, – первый сотрудник ЦРУ, который отправится на орбиту.
Я успел заметить, как американец чуть округлил глаза. Видимо, такое раскрытие легенды не входило в первоначальные планы.
– Не беспокойтесь, господин Молнар, – спокойно сказала Лилиан, – это согласовано с вашим руководством на высшем уровне. Просто ситуация меняется настолько быстро, что некоторые решения не успевают дойти до исполнителя. А теперь о самом главном. Сейчас мы с вами будем решать, как сделать так, чтобы три представителя совершенно недружественных государств и организаций, каждый из которых обладает в некотором роде суперспособностями благодаря своим тюрвингам, благополучно долетели до точки назначения, и по возможности успешно выполнили почти невозможную миссию. И спасли нас всех. Включая моих горячо любимых внуков.
Я протянул руку американцу. Полковник Чжан последовал моему примеру.
Мы проговорили почти два часа. Знакомились. Учились откровенности.
Тяжелее всего приходилось ЦРУшнику. Почему-то подсознательно мне хотелось называть его «янки», хотя с самого начала мы выяснили, что Молнар был родом с юга. Приходилось себя мысленно поправлять.
Чжан рассказал много интересного о своем детстве. И вообще, оказался на удивление общительным человеком – после того, как первоначальные барьеры рухнули, благодаря очень грамотным и профессиональным действиям Лилиан. Интересно, кстати – она действительно так виртуозно умела обращаться словами, или же нам всем что-то вкололи, пока делали тесты? Нечто, снимающее барьеры в общении? Гадать бесполезно. А проверить невозможно. Так что единственное, что оставалось делать – это максимально использовать ситуацию, чтобы получить преимущество.
А самым значимым преимуществом могла быть только всеобщая симпатия.
Пожалуй, мне было легче, чем остальным. Тренерский опыт сказывался. Работа у меня была такая – вызывать симпатию. При этом парадоксальным образом я, вероятно, был единственным участником, который сохранил свою огромную тайну.
Надеюсь, никто так и не догадался, что я видящий. Лилиан удивительным образом построила беседу: я много рассказывал о своем прошлом в ВДВ, и обучении в Центре подготовки космонавтов. При этом несколько лет тренерской работы, увлечение военной археологией и обстоятельства знакомства с Катей остались в тайне ото всех.
После заката мы разбрелись по своим каютам. Однако сразу лечь спать, как я планировал, не удалось: пришла Катя, и предложила пройти на палубу.
Формально во время буксировки выходить на открытое пространство запрещалось. Но остановить нас никто не рискнул.
– Разговор не может считаться полностью защищенным, – сказала Катя, повернувшись в сторону моря, – но мы рискнем.
– Ты знала про другие тюрвинги? – спросил я.
– Да, – она кивнула, – формально мы не знаем их спецификации. Но наша организация более могущественна, чем может показаться в начале. Кое-что удалось выяснить. Тюрвинг китайца, кажется, самый опасный.
– Это который вызывает всеобщее обожание? – спросил я.
– Не обожание, – Катя покачала головой, – любовь. Самую настоящую. Поэтому единственное, что мы можем рекомендовать: не пытайся им завладеть.
– Он же, вроде бы, в Японии хранился, – я нахмурился, – и что, японцы вот так запросто передали его китайцам? Не верю! Это не возможно в принципе!
– Все несколько сложнее, чем тебе кажется, – Катя покачала головой, – думаю, японцы были счастливы от него избавиться. Учитывая предысторию. К тому же, я не знаю точно, что им предложили, но, судя по всему, нечто очень существенное. Скорее всего, территории.
– Ясно, – кивнул я, – у американца, получается, меч – маньяк? Значит, они все-таки нашли хозяина, да? Но как он собирается использовать его в космосе, на космических расстояниях?
Катя всплеснула руками.
– Мы не знаем, – ответила она, – возможно, тюрвинг – просто предлог, чтобы получить место в экспедиции. Возможно, они ведут свою игру, всегда это имей ввиду.
– Но как? – я пожал плечами, – на что можно рассчитывать, если опасность угрожает всем?.. – спросил я, и тут же догадался: – разве что на переговоры.
– Именно, – улыбнулась Катя, – в общем, держи ухо востро. Не исключено, что у них есть некоторые иллюзии, будто им есть, что предложить.
В этот момент мне самому в голову пришла одна очень неприятная мысль. И я приложил все усилия, чтобы на моем лице ничего не отразилось – очень уж страшной и очевидной она была.
На борту собрали все три тюрвинга, заодно с хозяевами. А что, если мы – это и есть попытка переговоров? Если мы – это выкуп, в обмен на спокойствие всех остальных?.. Это все объясняет: и скомканность брифинга, и отсутствие нормального представления и субординации в команде, и даже подключение докторши-мозговеда в последний момент! Но тогда зачем сохранять в тайне то, что я видящий? Да, нестыковка.
– Где ты будешь во время старта? – спросил я.
– На борту, в укрытии, – Катя улыбнулась, – ты не подумай, что на случай аварии останешься без поддержки.
– Спасибо, – кивнул я.
– Да не за что. А теперь давай в каюту, и попробуй как следует выспаться. Что-то мне подсказывает, там, наверху… в общем, это не будет легкая прогулка. Имей ввиду.
– Я уже свое отбоялся, – сказал я, – еще там, в челноке. И позже, когда понял, чем все могло закончится.
– Вот и отлично, – кивнула Катя, потом неожиданно прильнула ко мне, и поцеловала в щеку.
В следующую секунду она исчезла, оставив меня недоуменно глотать морской воздух, насыщенный солеными брызгами.
Однако и на этой встрече мои приключения накануне старта не закончились.
Я вернулся в каюту, принял душ, и с удовольствием забрался под мягкое, пахнущее стерильностью одеяло. После чего под мерное и тихое гудение кондиционера провалился в неглубокий сон.
Меня разбудило негромкое нарочитое покашливание. Я открыл глаза, но не спешил шевелиться, оценивая обстановку.
– Я вижу, что вы проснулись, – сказал шепотом незнакомый мужской голос; говорили на русском, но с сильным акцентом, принадлежность которого я определить затруднился.