– В детстве я боялся летать. Представляешь? – сказал Кай, глядя на полосу, на которую выруливал самолёт, – это обнаружилось случайно, когда мне было два с половиной года. Нам нужно было переехать в тренировочный лагерь на дрейфующих льдах для программы климатической адаптации. Мама меня сопровождала. Другие дети остались с отцом. И… у меня случилась настоящая паническая атака. У будущего спецназовца, сверхчеловека с измененными генами, представляешь? – он горько усмехнулся.
– Ну, как я вижу, ты справился с проблемой, – осторожно заметил я.
– Да, – вздохнул Кай, – справился. Оказалось, побочный эффект от одной из модификаций. Купировали, разработав соответствующее лекарство… но знаешь. Наверно, хорошо, что это тогда со мной произошло. Я рано узнал, что такое настоящий страх. Раньше, чем это было предусмотрено в программе. И поэтому получил возможность стать сильнее.
– Ясно, – кивнул я.
– Наверно, это странно – не помнить такие моменты из своей жизни, – Кай бросил на меня беглый взгляд.
– Ещё как странно, – согласился я.
– Хотя тебя… твоё поколение растили в совсем других условиях. Я – более простая модификация, на создании которой настояли ученые. Я никогда не буду настолько сильным и быстрым, как ты. Но зато мне позволили расти на планете. Я только пару раз летал в космос для прохождения длительной адаптации при повышенной гравитации на «бублике». А ты, как мне говорили, жил там постоянно. Среди наших даже ходили страшные слухи, будто таких, как ты растили совсем без семьи. Надеюсь, это неправда – иначе чем мы отличаемся от этих, – он неопределенно махнул в сторону неба, очевидно имея ввиду Фаэтонцев.
Я с интересом посмотрел на него. Помолчал секунд десять, и ответил, взвешивая каждое слово:
– Знаешь, – сказал я, – мне бы очень хотелось надеяться, что так и было. Что моей матери не было на станции. Пускай я даже жил и рос без неё.
Кай ответил на мой взгляд, потом улыбнулся, и сказал:
– До того, как стемнеет, самолёт будет идти над побережьем. Это очень красиво. Там, в космосе, я всегда вспоминаю этот вид. На случай, если вдруг возникнут сомнения – кто мы и для чего живем. Ты понимаешь?
– Понимаю, – кивнул я, – знаешь… я долго думал об этом, после того… ну, после того, как заново себя осознал. И знаешь, что я думаю?
– Что? – Кай заинтересованно поднял бровь.
– Если бы мне не рассказали, кто я – я бы не успокоился, пока не стал бы военным. Пока не нашёл бы своё настоящее место.
Кай улыбнулся, кивнул, и откинулся в кресле.
А я, стараясь не переигрывать, вдруг совершенно неожиданно для себя обнаружил, что сказанное – почти правда.
У меня ведь так всё и начиналось. Я ведь не просто так пошёл в ВДВ. И если бы та, земная реальность, если бы отношение к службе, к военным… если бы то общество было хотя бы отдаленно похоже на местное… конечно, ни в какой фитнес я бы тогда не ушёл. Поступил бы в училище, и продолжал бы тянуть лямку тягот и лишений.
Моё представление о военной службе было очень идеализированным. И так уж получилось, что я оказался в месте, где реальность максимально приближена к этим самым идеалам.
Плохо, что меня, возможно, всё-таки подозревают в неискренности и двойной игре. И, наверно, это было правильно с их стороны. В межпланетном конфликте такой напряженности и масштаба полезно быть параноиком. Ведь как я появился? Какой-то мужик, совершенно голый, в космосе. По анализу ДНК – явный генетический конструкт. Да, обнаружен в районе погибшей лаборатории по выращиванию этих самых конструктов. Спросить имею ли я отношение к этому проекту не у кого – он был слишком секретным. И все носители этого секрета погибли вместе со станцией. В общих чертах всё вроде бы совпадает… но что, если фаэтонцы разработали план внедрения суперагента? И я – бомба замедленного действия, хитрый диверсант, засланный, чтобы добыть важнейшие данные и причинить максимум ущерба? Что бы я делал на их месте?
Правильное решение – это однозначно пустить меня в утиль. Взять образец ДНК, и на его основе возобновить опыты.
Что этому могло помешать?
Реальный шанс на то, что я все-таки свой, а не засланный. И ограниченное время, которое не даёт возможности вырастить мне замену.
Как действовать в этом случае?
Готовить меня по первоначальному плану. Для миссии, под которую я создавался. Но окружить круглосуточной опекой и страховкой на любой случай. Заодно искусственно моделируя ситуации, где я мог бы проявить свою подлинную природу.
Конечно, можно было бы пойти простым путём, и просто прогнать меня на местном аналоге полиграфа, который наверняка существует. Вот только, скорее всего, параметры моих реакций даже близко не совпадают с теми, под которые откалиброван прибор.
Я другими глазами посмотрел на Кая. «Сколько ему на самом деле? Тянет ли он на роль суперагента – контролёра, который сможет меня в случае необходимости нейтрализовать?» – спросил я себя. И тут же ответил: «Да, тянет»
За внешней простотой, харизмой и открытостью, неизменно вызывающей симпатию, было в нём нечто хищное. Скрытое, но нет-нет, да прорывающееся наружу. Хотя, наверно, это естественно для генетически модифицированного спецназовца…
Что они могли увидеть и понять, наблюдая за мной? Из того же эпизода с одеждой?
Во-первых, что я точно не фаэтонец. Во-вторых, что во мне много странного. А это – вполне может быть результатом моих модификаций, точный состав которых был уничтожен вместе со станцией.
Значит, мне просто и дальше нужно быть осторожным. Что будет очень не просто, учитывая мой военный десантный опыт, который может проявиться случайно.
Но в целом ситуация далека от отчаянной. Я смогу справиться.
Успокоив себя таким образом, я уснул, наблюдая за восхитительным пейзажем с морским побережьем, который плавно тёк внизу. И проснулся только тогда, когда стюардессы предложили ужин.
В аэропорту, оказавшемся совсем небольшим, нас ждал служебный транспорт. Тут действительно было существенно прохладнее, чем в том месте, где находился госпиталь. И я был рад, что обзавелся новой одеждой.
Кай почему-то заметно погрустнел. Всю дорогу он молчал, и кидал на меня то тоскливые, то извиняющиеся взгляды.
Конечно же, в первый день сам Полигон нам не показали. Только привезли в городок обеспечения, и поселили в жилом корпусе, напоминающем небольшой коттедж с узкими вертикальными окнами.
Как позже выяснилось, этот «коттедж» был достаточно серьезно укрепленным сооружением. В нем была даже встроенная система ПРО, и прочие защитные прибамбасы. «На случай, если противник решится на диверсионную операцию», – сказал комендант на следующий день, во время инструктажа.
У нас были раздельные спальни, но после ужина, когда я уже собирался ложиться спать, Кай постучал в мою дверь. Он выглядел все таким же обеспокоенным и виноватым.
– Привет, – сказал я, ты чего это?
– Слушай, я… то есть ты… в общем, ты ведь еще не знаешь, каково это тут, да? – спросил он.
– Нет, – я покачал головой, – я спрашивал в госпитале, но врачи сказали это совершенно секретная информация. Никто вовне не знает, что происходит на полигонах.
– Ясно, – кивнул Кай, – в общем, тут довольно страшно, если честно. И можно на самом деле погибнуть.
5
По камням, дымясь, струилась кислота. Твердая поверхность плавилась, и шла пеной. Я перепрыгнул отсеченную голову дыроформа, и вцепился кончиками пальцев за крошечный выступ на скале. Площадка, откуда атаковал хищник, медленно осыпалась, разъедаемая его кислотной кровью. Я, рискуя сорваться, заглянул за уступ скалы. Все в порядке: Кай держался. К счастью, он не успел рвануть за мной, когда атаковал дыроформ. Правда, теперь напарник заперт на платформе, и может в любой момент подвергнуться атаке этих мерзких кожекрылых тварей – вампиров.
– Первый. Есть путь к отходу. Справа от тебя, скальный выступ. Оттуда допрыгнешь до платформы, – как раз в тот момент, когда я обдумывал, куда рвануть, чтобы оказаться еще выше, ожил интерком; помехи неожиданно прекратились.
– Я дойду, – возразил я.
– Первый, я оценивал расстояние с поверхности. Это невозможно, – голос Кая чуть дрогнул, когда он понял, что я собираюсь сделать, – первый, я не думаю, что дыроформ – это последнее, что нам грозило.
Я берёг дыхание, и отвечать не стал. Да, пониженная гравитация была моим союзником. Но атмосферное давление на Марсе было заметно ниже Земного. Спасало повышенное содержание кислорода, но на высоте двух-трех километров, где мы были сейчас, кислородное голодание начинало сказываться.
Обдирая пальцы, я рванул вверх, и успел зацепиться за тонкое кривое деревцо, неведомо как укоренившееся в расщелине скалы.
Отсюда до верхней площадки, где нас ждала третья звезда, было совсем рукой подать: перемахнуть через щель, и преодолеть еще один небольшой вертикальный участок. Но там было проще: скала сильно растрескалась.
Со щелью проблем не возникло. Но вот на вертикали, когда я мысленно уже принимал поздравления, в одной из трещин скрывался шипогрыз.
Я почти успел отреагировать. Подался назад – максимально далеко, но так, чтобы не сорваться со скалы. Но одно из метательных лезвий впилось мне в плечо, почти парализовав сустав.
Было дико больно. Но свободная рука оставалась занятой, удерживая меня на скале. До аптечки не добраться. Я тихо застонал, собирая остаток сил, чтобы одним прыжком преодолеть оставшиеся метры до вершины.
– Первый, как обстановка? – обеспокоенно спросил Кай.
Честно – до сих пор не понимаю, как мне это удалось. Я буквально вполз на площадку на бровях. Достал аптечку и трясущимися от слабости руками вколол обезболивающее и антидот. Потом, распоров рукав, занялся раной. Крови было много. Кажется, лезвие самым кончиком задело артерию. Чудо, что я до сих пор не вырубился – лямка разгрузки удачно перетянула руку.