Наложив давящую повязку, и зафиксировав ее, я поднялся.
Звезда, как это обычно бывает, была замаскирована под рельеф. Но мой глаз уже был достаточно тренированным, поиски заняли не более минуты.
Мелодичный сигнал в шлемофоне возвестил об окончании миссии.
Я сел на скалу, и спокойно стал дожидаться эвакуационную команду.
– Первый! Первый… – продолжал вызывать Кай, уже не скрывая беспокойства, – что там происходит?
– Успокойся, – устало сказал я, – звезда у нас. Мы прошли.
Молчание.
– Это было безответственно, – наконец, сказал Кай. В его голосе звучала обида.
– Да брось. Победителей не судят.
– Тебе ведь уже говорили – полигон это не симуляция! Тут все по-настоящему! Понимаешь?
– О, еще как понимаю! – я осторожно потрогал плечо.
– Ты мог погибнуть!
– Ещё как мог, – согласился я.
– Столько усилий даром! Ты хоть представляешь, чего стоило нас с тобой разработать?
– Представляю. Поэтому и стараюсь делать свою работу максимально хорошо.
– Предназначение Полигона в том, чтобы научить выживанию! А не в том, чтобы уничтожать ценных сотрудников!
– Скажи это его разработчикам… – тихо пробормотал я.
– Что? – переспросил Кай.
– Ты вроде не с духом разговариваешь, – сказал я громче, – и вообще, давай подумаем, куда рванём вечером. Нам полагается два выходных.
Я слышал, как Кай втянул воздух, готовясь к возмущенной тираде, но потом тихонько его выдохнул. Он сделал паузу. Потом сказал:
– Я не хочу один тут остаться. Ты это понимаешь?
– Я не собираюсь бросать тебя, парень, – сказал я, блаженно вытягиваясь на камнях.
Боль в плече уходила теплыми толчками. Это было необыкновенно приятно.
В эвакуационной команде были медики. Уже в коптере мне наложили швы, и заново перевязали рану, добавив быстрозаживляющие накладки. Кай стоически глядел на эти манипуляции, укоризненно глядя на меня своими влажными черными глазами. В этот момент он походил на побитого щенка.
Честно говоря – я и сам не знаю, что на меня нашло. С самого начала нам давали понять: не все миссии предназначены для того, чтобы их успешно пройти. Некоторые задания специально проектировались невыполнимыми. И одной из задач было научиться их распознавать, и отступать вовремя. А я всё никак не хотел этому учиться.
В итоге из двенадцати боевых полигонов мы с Каем не завалили ни одного. А по слухам – поражений должно было быть не менее четырёх.
Мысль о том, что кто-то из этих извращенцев, отвечающих за боевую подготовку, и проектировавший эти адовы площадки получил по шапке от начальства за неумение правильно наладить учебный процесс грела душу.
Но еще больше меня радовала предстоящая двухдневная увольнительная в город. Именно так нас вознаграждали за успешно выполненные миссии. И я научился пользоваться этими наградами по полной. Странно, я ведь никогда раньше особо не любил гулянки. Даже по клубам не ходил. А тут – как плотину прорвало.
Хотя, если вдуматься, ничего удивительного. Те вещи, которые со мной произошли – они ведь не могут пройти даром. А мне их даже обсудить не с кем. Вот, приходилось давить тоску по дому – любыми доступными способами.
Мне регулярно начал сниться такой кошмар, как будто я и в самом деле потерял память. И моя жизнь началась несколько месяцев назад. Та безысходность, которую я при этом чувствовал – думаю, это самое страшное, что может пережить живой человек.
Пока коптер летел на базу, я успел вырубиться. Не от потери крови – просто, от усталости. Мы с Каем не спали почти три дня. Полигон вышел на редкость выматывающим.
После приземления был обыкновенный медицинский осмотр. Я опасался что из-за раны меня могут закрыть на несколько дней в лазарете, и уже приготовил аргументы, почему этого делать не стоило. Но обошлось. Доктор предупредил о мерах безопасности, поменял повязку на более комфортную и лёгкую, и попросил зайти показаться через пару дней.
Мысленно я уже был в городе. Представлял, как захожу в клуб, и чувствую на себе уже привычные любопытные взгляды…
Но сегодня меня ждал ещё один сюрприз. Пока я переодевался в своей комнате, ожил экран защищенной внутренней связи. Я машинально ответил на вызов.
– Гриша, здравствуйте, – на экране была администратор, Лилиана (опять цветочное имя, и опять его земной аналог, разумеется) – молодая девушка, худощавая даже по марсианским меркам, но при этом вполне миловидная, с добрым лицом, и большими голубыми глазами, – не могли бы вы зайти, пожалуйста, в кабинет Коммодора?
– Как срочно? – ответил я.
– Он на месте, – ответила Лилиана, улыбнулась мне, и прервала связь.
Я вздохнул, снял утеплённые спортивные штаны, которые надевал в походы «на гражданку», и переоделся в чистый форменный штабной комбинезон.
В коридоре постучался в комнату Кая. Он отрыл через пару секунд, хотя был в одном нижнем белье. У меня не было возможности разбираться в тонкостях марсианского этикета, но, раз он так сделал без малейшего колебания – значит, так принято. Надо запомнить.
– Ты чего это по форме? – первым спросил он, даже не дав мне открыть рот.
– Коммодор вызывает, – ответил я.
– Нифига себе! – удивился Кай, – зачем тебе, конечно, не сообщили.
– Нет, конечно. Слушай, если что – ты езжай один. Погреешь мне место, лады?
– С ума сошёл? – возмутился напарник, – буду тебя дожидаться. Без тебя там не интересно.
– Я серьезно. Ты заслужил – после того, что было сегодня.
– Так ты тоже!
– Так я и не отказываюсь! – улыбнулся я, – в общем, как хочешь, но я бы на твоем месте поехал.
– Дождусь, – упрямо сказал Кай.
Коммодор. Я не без труда подобрал аналог звания, в котором находился командующий полигоном. Во-первых, он формально подчинялся флотскому командованию – обычному, морскому, не космическому. Так исторически повелось. В большинстве марсианских стран, еще до выхода в космос, силы специальных операций включались именно во флотское командование. Даже их аналог ВДВ были моряками, и совмещали функционал морского и воздушного десанта. Были редкие исключения – но это считалось экзотикой. А во-вторых, это звание было выше аналога нашего капраза, но ниже – контр-адмирала. Поэтому пришлось воспользоваться системой, принятой в британском флоте.
У Коммодора, разумеется, было имя. Мужские имена в большинстве марсианских культур имели корни в животном мире. Мальчиков называли разными храбрыми и устрашающими зверями. А, поскольку биосфера на планете, очевидно, имела общие генетические корни с биосферой на будущей Земле, как правило, подобрать более-менее близкое животное для соответствия имени труда не составляло. Кай был исключением. Его имя означало «бой, битва», на том языке, который был родным для его матери.
Коммодор Волк встретил меня у дверей своей приёмной. Это был седеющий серокожий мужчина, худощавый, как все марсиане, с бледными зеленоватыми глазами. Если бы не серая кожа – он мог бы даже сойти за землянина. Значит, по местным меркам, он был очень крепким, как полагается военному. Серая кожа и зелёные глаза – признак одной из двенадцати основных марсианских рас.
– Служу планете и Аресу! – произнес я уставную фразу приветствия старшего офицера.
– Вольно, офицер-кадет, – ответил Волк, – проходи. Разговор есть, – он указал на дверь своего кабинета.
Окна помещения выходили на Стену: сооружение, высотой в полтора километра, которое издалека можно было принять за естественный горный хребет. Лучи заходящего солнца окрашивали серый камень в зеленовато-сиреневый цвет. Кое-где загорались огоньки контрольных пунктов и периметра охраны.
Я вздохнул, и занял предложенное кресло.
– Кто ты, Гриша? – безо всякого перехода начал Коммодор.
Моё сердце пустилось в галоп, ладони мгновенно вспотели. Наверно, подсознательно я ждал этого разговора: невозможно скрывать свою истинную природу вечно. Но только что делать сейчас? Рассказать правду? И что со мной будет? Дурка вместо полигона? Или, что еще хуже – лаборатория и пожизненная изоляция?
Эти мысли за секунду пронеслись в моей голове, пока я обдумывал ответ.
– Думаю, ты и сам этого не понимаешь, – Волк покачал головой.
Я, уже набрав было в грудь воздуха для ответа, медленно выдохнул, и стал ждать продолжения.
– Ты ставишь в тупик весь научный корпус нашего родного мира, – продолжал Волк, – твои реакции выходят далеко за пределы теоретически программируемых на генетическом уровне. Твои навыки уникальны. Твои приемы борьбы неизвестны науке. И что нам с этим делать? – он вздохнул, и пристально поглядел на меня. Почесал переносицу, потом продолжил: – извини, парень. Ты, конечно, не можешь понимать, что с тобой происходит. Знаешь. А поначалу мы подозревали в тебе хитрого агента – конструкта, засланного фаэтонцами, хоть наша разведка и была совершенно убеждена, что они не доросли до такого уровня технологий. Одно дело – создать человека, способного жить в условиях высокой гравитации, и совсем другое – создать шпиона, идеально имитирующего амнезию, но затем демонстрирующего невиданные навыки… что-то не сходится, верно?
– Если ты считаешь, что я могу представлять опасность – дай команду меня изолировать. Отправить на орбиту. Уничтожить, в конце концов, – я продолжал играть. Говорил то, что должен был бы сказать марсианский боевой конструкт.
– Нет-нет, – Волк покачал головой, – мы совершенно уверены, что ты наш. Иначе ты бы не дошёл до уровня полигона. Но остаётся открытым вопрос, что с тобой произошло там, в космосе. Не поверишь – но даже некоторые наши ученые всерьез считают, что ты подвергся некому скрытому воздействую эгрегора культа Ареса. Что тебя коснулся сам бог войны. И дал тебе новые силы.
Я осенил себя знаменем Пики (Кай научил).
– Вот-вот, – Коммодор грустно усмехнулся, – в общем, просьба к тебе. Если вдруг у тебя самого есть какое-то… скажем, объяснение тому, что с тобой происходит – поделись. Договорились?