Послышался чей-то плач.
Земля горит. Плачет мать. Плачет! Поклонимся господу! (Запела.) «Ягодинка, ягодника, ягодиночка моя!» (Притопывает в такт песне.)
К о б з и н. А ну хватит этого спектакля. Товарищи женщины, говорите, зачем пришли.
Г о л о с а: Степной волк тебе товарищ.
— Хлеба, хлеба дайте!
— Погибаем!
— Детишки примирают!
К о б з и н. Слушайте, женщины, сестры, матери! Нету у нас хлеба! Нету!
Г о л о с. Так постреляйте нас всех.
Во двор входит С т р ю к о в, затем А н н а.
C т а р у х а. А куда вы хлеб дели? Пока был атаман — и хлеб был.
К о б з и н. Хлеб атаман вывез.
Г о л о с а. Брешешь! За границу вывезли! Ерманцу продали! И сами продались.
Ю р о д и в а я. Продались! Продались! Продались!
Г о л о с. Бабы! Бей!
Замелькали лопаты, вилы.
Г о л о с а. Бей!!
Вперед метнулась Анна.
А н н а. Кого бить? Бабы! Женщины! Кровь свою!
C т а р у х а. А ты уйди от греха дальше.
А н н а. Бейте! Меня бейте первую…
Г о л о с. Она с ними, с комиссарами!..
А н н а. Я за правду, за правду!
Анну отталкивают. С грозными криками толпа поднимается на крыльцо. Алибаев рывком выкатывает пулемет, припадает к нему.
А л и б а е в. Осторожно! Кусается.
С криком толпа отступает, остается лишь старуха.
C т а р у х а. Стреляй! Стреляй, ирод!
К о б з и н. Люди, стрелять он не будет. (Алибаеву.) Закати обратно.
Во двор входят Н а д я, К о н я х и н, с т а р и к, ж е н щ и н а с с а м о в а р о м. У Нади револьвер.
Г о л о с. Хлеба дайте!
Н а д я. Хлеба? Петр Алексеевич, женщины, нашли мы хлеб, всех голодающих хватит накормить. (Юродивой.) А ты тоже пришла сюда хлеб просить?
C т а р у х а. Божьего человека не тронь!
Н а д я. А знаете, где мы хлеб нашли? В монастыре. У божьих людей купца Стрюкова хлеб спрятанный. Убегаешь, божий человек? Там и спекулянта поймали. Вот он!
К о н я х и н. Зачем так, Надя? Прошу выслушать, люди добрые, товарищ комиссар. Никакой я не спекулянт. Я подневольный человек. Приказчик…
К о б з и н. Корнеева, в чем дело?
Н а д я. Это стрюковский приказчик Коняхин… Мы склады нашли… В монастыре. И на земле и под землей. Весь город накормить хватит. Спрашивала я тебя, Коняхин?
К о н я х и н. Что спрашивала?
Н а д я. Все ли хозяин вывез?
К о н я х и н. Спрашивала. Не мог я сказать, — чужое.
Н а д я. Обманул он, Петр Алексеевич, так же как и Стрюков. Скрыл, а сам тайком торговлю устроил.
К о н я х и н. Опять же — не свое.
Н а д я. Шкуры с людей сдирает. (К старику.) Папаша, где ваши часы?
С т а р и к. Вот они. (Кобзину.) Это мне, понимаешь, от адмирала Макарова подарок за храбрость. Тут написано. Серебряные. Вот, значит, пришлось на пшено…
К о н я х и н. А я у тебя часы просил? Просил? Ты сам набивался.
С т а р и к. Набивался, правда, — голод не тетка.
К о б з и н. Значит, на пшено часы меняли?
С т а р и к. На пшено. И жалко, подарок все же, а в доме ни синь пороху… Что делать? Внучата плачут. Куда денешься?
К о б з и н. Сколько он вам давал пшена?
С т а р и к. Два фунта, господин комиссар. Перед всем народом.
К о н я х и н. Не для себя ведь я. Мы люди подневольные.
К о б з и н. А вы самовар, что ли, ему предлагали?
Ж е н щ и н а. А вам какое дело, что я предлагала? Как с голоду помирать, так никто не видит, а как нашелся добрый человек, так за горло берут.
К о б з и н. Вы не кричите.
Ж е н щ и н а. Нет, я буду кричать! У меня шестеро по лавкам. Мать часует… а самовар что, протянем ноги — не все равно, кому достанется.
К о б з и н. Сколько он вам давал?
Ж е н щ и н а. Пять фунтов пшена. Я только говорю, что маловато. Ну, хоть полпуда бы!.. (Вдруг всхлипнула.) Это же мое приданое…
К о б з и н. Так вы, значит, приказчик Стрюкова?
К о н я х и н. Приказчик. И все делаю, как велел хозяин.
А л и б а е в (Стрюкову). Значит, ты врал, господин Стрюков?
Коняхин поражен, оторопело смотрит на Стрюкова.
С т р ю к о в. Я? (Коняхину.) А ну сказывай, какую ты тут спекуляцию разводишь на моем хлебе?
К о н я х и н. Иван Никитич…
С т р ю к о в. А склады мои ты имел право открывать? Я ему не велел открывать склады!
К о н я х и н. Я людей жалеючи… Иван Никитич!
С т р ю к о в. Жулик ты, мошенник!
К о б з и н. Значит, это вы сами завели коммерцию?
К о н я х и н. От сердца, от доброты душевной…
К о б з и н. Корнеева, отведи его в ревтройку. Пусть судят за спекуляцию сейчас, немедленно. И приговор обнародовать тут же.
C т а р у х а. А ну пропустите. Господи, благослови. (Бьет Коняхина.)
К о н я х и н (падает на колени). Господин комиссар, люди добрые, простите…
А л и б а е в. Встань, а то сапогом двину. Смотреть противно.
C т а р у х а. Бабы, берите его!
К о б з и н. Товарищи женщины, самосуда не надо. Советская власть осудит.
Н а д я. Петр Алексеевич, я бы и этого (показывает на Стрюкова) заодно.
К о б з и н. Веди того, Корнеева! С этим еще разговор будет.
Н а д я. Иди, спекулянт чертов!
Коняхин и Надя уходят, за ними хлынула толпа.
К о б з и н (Стрюкову). Так, значит, вы врали, когда мы спрашивали о запасах продовольствия?
С т р ю к о в (угрюмо). Отнекиваться некуда. Только вы и то поймите — купцу не пристало рассказывать про свои дела. Ну, есть у меня в городе хлеб. Есть. Остался.
А л и б а е в. Ты молодец. Бутова обманул — нарушил приказ. Теперь нас.
К о б з и н. Сколько хлеба осталось?
С т р ю к о в. Да так пудов тысяч с двадцать, не собирался я продавать его.
К о б з и н. До прихода Бутова берегли?
С т р ю к о в. Нет. Торговые дела. Думал, цены, мол, поднимутся. Приказ будет — теперь велю продавать.
К о б з и н. Надо было раньше. Сейчас сами распорядимся.
С т р ю к о в. Как распорядитесь? Забрать хотите?
К о б з и н. Конфискуем.
С т р ю к о в. Значит, за здорово живешь? Дожили. А меня за мой же хлеб потянут на тройку, как Коняхина?
К о б з и н. Нет, сегодня но потянут. Хотя надо было первым. Уговор помните?
С т р ю к о в (хмуро). Помню.
К о б з и н. Хватило совести скрывать, когда кругом стон стоит. Зверье!
С т р ю к о в. Не я этот голод устроил.
К о б з и н. А кто же? Господь бог? Я уверен, что хлеб припрятан и у других купцов.
А л и б а е в. Больше нет тебе веры и на ломаный грош.
К о б з и н. Разговоров хватит. Даем двадцать четыре часа. Поговорите с кем надо. Если за сутки нам не укажут, где еще спрятано продовольствие, завтра в это время вы будете расстреляны на городской площади как враг революции.
С т р ю к о в. Так при чем: же я? Каждый за себя отвечает.
К о б з и н. При том самом. И скажите своим дружкам, если будут саботировать — всех переберем до единого. Ясно?
С т р ю к о в. Воля ваша.
К о б з и н. Идите и зря не теряйте времени.
С т р ю к о в. А мне хоть какой-нибудь документ на хлеб дадите?
К о б з и н. Зачем?
С т р ю к о в. При случае любым властям покажу.
К о б з и н. Корнеева напишет.
С т р ю к о в. Надька Корнеева? Глядите, с горы виднее.
Стрюков уходит за ворота.
К о б з и н. Давай-ка решать, что будем с хлебом делать?
А л и б а е в. Как что? Раздавать надо скорее.
К о б з и н (берет телефонную трубку). Командира отряда. Жаворонков? Корнеева хлеб нашла. Уже знаешь? Твое мнение? Вот и мы с Алибаевым так считаем. Да, здесь. Приходи. О Маликове ничего не слышно. (Вешает трубку.)
А л и б а е в. Я к своим джигитам… Порадую.
К о б з и н. Возвращайся скорее.
Кобзин уходит в дом. В воротах Алибаев встречается с В а с и л и е м.
А л и б а е в. О, старый знакомый? Здравствуй. Назад вернулся?
В а с и л и й. Барахлишко не все забрал, вот и пришел.
А л и б а е в. Из Соляного?
В а с и л и й. Да. Мне бы надо повидать комиссара Кобзина.
А л и б а е в. Сейчас, друг, сейчас. (Кричит в дверь дома.) Петр Алексеевич!
Кобзин появляется на крыльце.
Встречай гостя. Из Соляного городка!
К о б з и н. Да не может быть! Василий!
В а с и л и й. Он самый.
К о б з и н. Вот не ждали, не гадали.
В а с и л и й. Я насчет Семена.
К о б з и н. Маликова?
В а с и л и й. Да.
А л и б а е в. А что с ним?
В а с и л и й. Сейчас расскажу. Я нанялся сторожем при Соляной конторе и печи топить. Там сейчас контрразведка.
К о б з и н. Полковника Рубасова?
В а с и л и й. Ага.
К о б з и н. Ну, давай, Василий, садись и рассказывай.
В а с и л и й. Ой, что они там делают, товарищ комиссар: людей на допрос приводят и бьют, бьют — до смерти. А ночью пьянствуют… Третьего дня привели Маликова. Били. Страшно били… Потом выволокли во двор, а он не дышит. Велели, чтоб я водой поливал, а сами ушли в дом. Он очнулся. Узнал. И стал просить. Меня, говорит, убьют, а ты проберись в город, найди комиссара Кобзина, только обязательно его, и расскажи, что видел. Потом просил передать привет Наде. И еще велел сказать, что у вас в отряде, наверно, завелся предатель. Тут вышли контры и опять его увели. Жалко Семена. Одним словом, собрался и — сюда. Вот и все. До свидания.
К о б з и н. Как же ты добрался?
В а с и л и й. Пешком.
К о б з и н. Не задержали?
В а с и л и й. Казаки? У меня пропуск. От самого Рубасова.
К о б з и н. Значит, с Семеном вот так…
В а с и л и й. Я его еще вчера видел. Чуть живой.
К о б з и н. А не знаешь, где они его держат, в каком помещении?
В а с и л и й. Не знаю. Может, в пакгаузе? Меня туда не пускают. Там у ворот всегда часовые. Охрана.