Одновременно с началом социального размежевания общества возникла и княжеская власть. К первой четверти IX в. относятся первые достоверные известия франкских письменных источников о политических образованиях у славян Нижней Паннонии и Далматинской Хорватии, находившихся тогда под патронатом фриульского маркграфа. Очевидно, в начале IX в. территория Паннонии и Далмации состояла, из мелких славянских «княжеств». Князем (dux) одного из них, находившегося в Нижней Паннонии, с центром в городе Сисаке (античная Siscia), был Людевит Посавский, князем другого, располагавшегося в Далмации, — Борна[424].
Не исключено, что в формировании славянской политической организации в Паннонии определенную роль сыграла Карантания, процесс внутренней консолидации которой приходится на период кризиса Аварского хаганата в 30-х годах VII в. О стабильности политического образования карантанцев свидетельствует сохранение у них собственной правящей династии даже в условиях баварского суверенитета. После завоевания франками Баварии и их победы над аварами в конце VIII — начале IX в. паннонские земли активно заселяли славяне, главным образом карантанцы, признавшие зависимость от Каролингов[425].
История борьбы Людевита Посавского против фриульского маркграфа в 819–822 гг. позволяет составить представление о начальных этапах складывания в данном регионе сложных гетерогенных политических структур из локальных гомогенных. Племенная гетерогенность и обширность территории являлись характерными чертами формирующегося государства, поскольку значительная часть населения оказывалась в его составе в результате добровольного или насильственного присоединения соседей. Именно таким способом Людевит стремился увеличить свою территорию во время восстания против зависимости от франков: «Людевит… разослал послов к окружающим соседним племенам, подстрекая их к войне», а народ тимочан, «который отказался от союза с болгарами», привлек на свою сторону «фальшивыми доводами»[426].
Борна первоначально выступает в анналах лишь как «dux Guduscanorum», «князь гудускан», т. е. хорватского племени гачан, а затем именуется «князем Далмации», «князем Далмации и Либурнии» (An. Franc., р. 151, 155)[427]. Если верна идентификация упомянутого Константином Багрянородным «архонта» Порга или Порина с Борной[428], то употребление по отношению к нему этого титула показательно, поскольку термином «архонт» Константин обозначает правителя определенной территории («князя») в отличие от племенных старейшин — «старцев-жупанов».
В основе конфликта между Борной и Людевитом лежало по сути дела стремление к политической интеграции, к созданию территориальных предпосылок образования государства. Попытки Людевита организовать независимое от франков обширное территориальное объединение столкнулись с интереса ми Франкского государства и потерпели неудачу. После опустошительных походов франков 821 и 822 г. в «область изменников и сторонников Людевита» паннонский князь бежал к сербам и его протогосударственное объединение распалось (An. Franc., р. 158). Франкские анналы под 827 г. сообщают о разорении болгарами паннонских славян и изгнании их князей (ducibus) (Ibid., р… 173). Болгарский хан Омуртаг вручил управление землями Нижней Паннонии своему вассалу Ратимиру, однако в 838 г. Нижнюю Паннонию вновь заняли франкские войска. Ратимир и его приближенные бежали.
Политическое объединение Борны, опиравшегося на поддержку франков, оказалось более прочным: после смерти Борны в 821 г. «по просьбе парода (petente populo) и с согласия императора» (Людовика Благочестивого) место князя занял его племянник Владислав (Ibid., р. 155). Согласно этому известию в объединении Борны сохранялся ряд племенных институтов, в частности народное собрание, от имени которого назначался новый правитель. Это сообщение, кроме того, — первое документальное свидетельство о существовании в хорватском объединении правящего рода с наследственной передачей власти. Те политические силы, в сферу влияния которых входила территория Хорватии — Франкская империя (затем Итальянское королевство) и Византия, — были заинтересованы в выдвижении в Хорватии владетельного рода и всегда поддерживали его представителей[429].
Самый процесс выделения владетельного рода в Хорватии не отражен в источниках. Подчеркнутое внимание, которое франкский анналист уделяет родственникам Людевита и Борны (тестю Людевита — Драгомозу и дяде Борны — Людемыслу), предполагает исключительное положение всех членов правящего рода. Известие о бегстве Людевита «в Далмацию к Людемыслу» можно расценить как доказательство управления Людемыслом какой-то областью «Далмации». Однако из-за недостатка данных невозможно судить о месте родичей князя в политической иерархии. Обособление правящего рода было естественным следствием процесса социальных преобразований, связанных с выделением слоя имущей знати. Трудно с определенностью сказать, как формировался этот слой. Несомненно, однако, что в него вошли представители племенной аристократии[430].
О характере управления в объединениях Борны и Людевита почти ничего не известно. Франкские анналы сообщают лишь о наличии у Борны своей княжеской дружины (рrаеtorianorum suorum), которая спасла ему жизнь в столкновении с изменившими ему гачанами. Борна, опасаясь войска Людевита, спрятал «все свое» (omnia sua) в крепости[431]. Видимо, речь шла о немалой казне, составленной двумя возможными путями — прямым грабежом и сбором дани. Само по себе увеличение территории и численности населения, как и племенная гетерогенность формирующегося государства, вызывали необходимость создания административного аппарата и совершенствования системы управления в целом, замены племенной основы общественного строя территориальным. Это в конечном счете вело к консолидации государства, объединившего разрозненные ранее «княжества» хорватов и других славянских племен.
Как следует из грамоты князя Трпимира (852), к середине IX в. появляются понятие единой «страны хорватов», титул «князя хорватов», представление о родине, отчизне, которое, однако, еще не вытесняет понятия «рода» (CD, р. 6). Хотя указанные сведения содержатся в пассаже, который считается поздней интерполяцией, они, видимо, верно отражают основную тенденцию развития Хорватского государства: в надежно датируемой надписи на камне князя Бранимира, занявшего престол в конце 70-х годов IX в., он также именуется «князем хорватов».
Упрочению первичного государственного образования у хорватов способствовало введение единой официальной религии. Согласно грамоте Трпимира, его предшественник князь Мислав был христианином, и христианство утвердилось в «стране хорватов», очевидно, к середине IX в. Поскольку принятие христианства в раннее средневековье являлось обычно актом государственной власти на определенной ступени развития общества, вопрос о христианизации хорватов применительно к проблеме создания государства обретает принципиальное значение.
Деятельность христианских миссионеров среди славян началась, очевидно, вскоре после завоевания Далмации. Вполне вероятно, что идея христианизации исходила от императора Ираклия (КБ, с. 293), призвавшего для этой цели римских священников. В 680 г. папа Агатон уведомлял Константина IV, что римские миссионеры продолжают действовать среди славян, которых обычно идентифицируют с хорватами[432]. Миссионерские рейды отвечали также, несомненно, надеждам романского и романизованного населения далматинских городов, заинтересованного в мирных отношениях с жителями «варварской» округи. Попытки христианизации славян могли предпринимать и сами обитатели далматинских городов. В хронике Фомы Сплитского содержится полулегендарное сообщение о том, что «грубые народы» Далмации и Склавонии были привлечены к христианству первым архиепископом Сплита Иоанном Равеннским, и о почитании славянскими вождями св. Домния, покровителя сплитской церкви. Проповедниками христианства могли быть и автохтоны далматинского хинтерланда. Признавая возможность единичных случаев крещения хорватской знати в VII–VIII вв., следует учитывать, что в VII — начале IX в. большинство хорватов оставались язычниками. Это подтверждается особенностями относящегося к этому периоду погребального ритуала — наличие в погребениях жертвенной еды, зажигание огня над покойником, разбивание на могиле керамики и пр.[433]
Все больше сторонников приобретает мнение, приписывающее заслугу «официального» крещения хорватов франкским священникам, направлявшимся аквилейской патриархией. К началу IX в. относятся находки в Далматинской Хорватии предметов христианского культа франкского происхождения. Одновременно отмечается и оживление культового строительства. Только принятием крещения из Аквилеи можно объяснить почитание в Хорватии франко-аквилейских святых и франкские имена первых хорватских священников[434].
Первое документальное свидетельство об учреждении хорватской епископии в Нине содержится в письме папы Николая I «лучшим людям и клиру Нинской епископии», датируемом концом 50-х — 60-ми годами IX в. (Doc., р. 185). В письме настойчиво развивается идея о священном праве апостольского престола на учреждение епископий, что, очевидно, следует расценивать как свидетельство борьбы за сферы влияния между Римом и Аквилеей[435]. В дальнейшем влияние церкви на консолидацию власти и формирование государственного аппарата в Хорватии было чрезвычайно велико. Именно церковный собор в Сплите 925 г. определил меру наказания за убийство не только священника, но и владельца определенной территории и своего господина (CD, р. 31).