Но на первом месте среди всех этих факторов все же следует поставить потребности обороны. Именно они вынуждали обитателей таких поселений протогеометрического и геометрического периодов, как Карфи или Фест на Крите, Загора на Андросе, тесниться на небольших плато и крутых склонах гор, ставя свои дома вплотную друг к другу, так что внутри городища не оставалось места не только для приусадебного участка, но даже и для простого двора, а улицы имели вид узких тропинок или лестниц, петляющих между глухими стенами домов.[93] В тех случаях, когда поблизости не было возвышенности, пригодной для размещения поселения, или сами поселенцы не хотели слишком удаляться от моря, за которым лежала покинутая ими родина, строительной площадкой становился небольшой полуостров, который легко можно было оградить от враждебного материка поперечной стеной,[94] а если опасность ожидалась и с суши и с моря одновременно, единственным выходом из затруднения была постройка концентрической оборонительной стены, опоясывавшей все поселение. Именно такую ситуацию мы наблюдаем в Смирне и некоторых более поздних поселениях, например во Врулии на Родосе (VII в. до н. э.).[95] Здесь так же, как и в горных поселках-акрополях типа Карфи или Загоры, максимальная концентрация жилых домов на небольшом пространстве, стиснутом стеной и морем, остается наиболее рациональной формой застройки.
Прямо противоположным способом решают по сути дела ту же самую задачу создания оптимальной системы защиты на случай вражеского нападения основатели Эмпорио на Хиосе (к сожалению, пока лишь единственный пример поселения экстравертного типа за весь геометрический период). Основная часть поселения его, если можно так выразиться, — «жилые кварталы» — выносится здесь за пределы укрепленной площадки на вершине холма, благодаря чему каждый домохозяин мог ставить свое жилище, где ему заблагорассудится, не считаясь ни с линией стен, ни с другими стесняющими его свободу факторами, но все же не слишком удалясь от акрополя, где в случае опасности он легко мог укрыться вместе со сво скарбом и скотом, оставив дом на открытом склоне холма на произвол неприятеля. При первом знакомстве такая организация обитаемого пространства производит достаточно странное впечатление. В том же Эмпорио почти 40 процентов всей площади поселения (около 2,5 га) занимает площадка акрополя, на которой, за исключением двух небольших храмов, не было никаких построек и, видимо, никто не жил. Объяснение этого феномена можно искать, с одной стороны, в обычной для религиозной практики греков табуации священного участка — темена, — а акрополь Эмпорио, вероятно, выполнял эту функцию так же, как в более позднее время выполняли ее афинский акрополь и акрополи многих других греческих городов.[96] С другой стороны, весьма возможно, что религиозный запрет служил здесь, как это нередко бывает, лишь «благовидным» прикрытием и оправданием для мотивов вполне «светского», а, точнее говоря, политического свойства. Укрепленный общими силами всего племени акрополь считался коллективным достоянием всех составляющих его общин, независимо от того, где обитала каждая из них — непосредственно у подножия цитадели или на некотором удалении от нее.[97] Захват и монопольное использование акрополя одной из этих общин поставил бы все другие в крайне невыгодное положение. Иначе говоря, табу, ограждавшее цитадель от ее использования под жилую застройку, являлось важнейшей гарантией внутриплеменного единства. Можно, таким образом, предположить, что в каждом отдельном случае выбор типа поселения — интравертный или экстравертный — зависел или от условий местности, или, что еще более вероятно, от размеров социальной группы, обосновавшейся на жительство в данном месте. Такие поселения интравертного типа, как горные деревни Крита вроде Карфи или Кавуси, Загора и даже древнейшая (I—II) Смирна, включающие каждое по нескольку десятков убогих глинобитных домов, в которых едва ли могло разместиться население, превышающее три-четыре сотни человек, конечно, не могли быть не чем иным, кроме обиталища небольшой семейно-родовой общины, т. е. объединения нескольких семей, связанных, а может быть, и не связанных общностью происхождения и группирующихся вокруг главенствующей семьи патриарха-ойкиста, основателя нового полиса.[98] С другой стороны, Эмпорио и другие подобные ему поселения экстравертного типа явно рассчитаны на то, чтобы служить опорной базой для какого-то сообщества более значительного масштаба, скорее всего, племени.
Генетическая связь геометрических поселений интравертного типа с «городскими» культурами бронзового века представляется нам весьма вероятной. Отдаленным прототипом Смирны или Загоры вполне могло послужить, например, среднеэлладское городище Мальти-Дорион в Мессении, продолжавшее существовать вплоть до конца микенской эпохи.[99] Подобно Заторе Мальти было расположено на плоской вершине холма (высота 280 м над уровнем моря). Все городище окружала стена с пятью воротами толщиной от 1,60 до 3,55 м (длина по периметру 420 м). На внутренней площадке городища было открыто в общей сложности 320 различных помещений. Поселение в плане четко делится на три основные части: 1. Центральная терраса, отделенная довольно тонкой, но тщательно построенной стеной от остальной части городища. Здесь находился так называемый «дворец правителя» — комплекс из пяти помещений общей площадью 130 м2 с монументальным очагом-алтарем в самой большой из комнат. Вплотную к «дворцу» примыкали помещения нескольких ремесленных мастерских. 2. Дома и склады, тянущиеся в один-два ряда вдоль оборонительной стены вплотную к ее внутренней стороне. Все постройки этой группы — очень скромны, чтобы не сказать убоги и потому чрезвычайно похожи друг на друга. Здесь по всей видимости жила большая часть обитателей поселка. 3. Три больших открытых площадки, которые могли использоваться как загоны для скота, а также для размещения окрестного населения во время войны. Общий характер городища в свое время удачно определил Б. Л. Богаевский, назвав его «наиболее ярким примером родового поселения на этапе домашней общины».[100] Действительно, сама планировка Мальти, ясно выраженное функциональное назначение отдельных помещений, красноречиво свидетельствует об экономической общности, объединявшей всех жителей поселка в единый родовой коллектив. Так называемый «дворец», отличающийся от хижин рядовых обитателей Мальти только своими размерами, по всей видимости, представлял собой жилище родового вождя, который как настоящий гомеровский ποιμήν λαών жил в окружении своего народа и своих стад.
Многообразные модификации этого типа поселения встречаются в Греции II тыс. до н. э. почти повсеместно. Практически к этой категории можно отнести почти все малые поселения крито-микенской эпохи, включая сюда и укрепленные поселки-акрополи вроде Мальти или Муриатады в Трифилии, Азины и Дендры-Мидеи в Арголиде, Идалиона на Кипре и открытые, расположенные на равнине или на пологом холме аграрные городки типа Палекастро и Гурнии на Крите, Кораку и Зигуриес в Северном Пелопоннессе.[101] Общей чертой всех этих поселений является их типично интравертная структура, т. е. компактная застройка всей площади, занятой поселением. По ним мы можем судить о том, как выглядел греческий полис, или, точнее, протополис, на заре своей истории. Исторически городок-акрополь типа Мальти, несомненно, предшествует классической микенской цитадели типа Микен или Тиринфа и, более того, может расцениваться как исходная форма, с которой началось ее развитие.[102] Однако если цитадели и тесно связанные с ними дворцы сошли со сцены в смутное время крушения микенского общества, предшествующая им первичная форма родового поселка вполне могла пережить эту тревожную пору вместе с такими фундаментальными элементами микенской цивилизации, как гончарный круг, дом типа мегарона, тигель для выплавки бронзы и т. д.
Как мы уже видели, столь характерный для поселений минойско-микенского времени конгломератный тип застройки продолжал существовать в некоторых уголках Эгейского мира на протяжении всего переходного периода. Едва ли случайно, что основной зоной его выживания стали районы, судя по всему, наименее пострадавшие от катастрофических вторжений на рубеже XIII—XII вв. до н. э. и, значит, с наиболее сильными и устойчивыми минойско-микенскими традициями, а именно Крит и острова центральной Эгеиды.[103] В дальнейшем к ним присоединяется также район эолийско-ионийской колонизации, т. е. западное побережье Малой Азии, куда микенские градостроительные идеи могли проникнуть вместе с волной переселенцев из разрушенных культурных центров Балканской Греции. Впрочем, наличие определенной культурной преемственности, связывающей поселения интравертного типа, датируемые геометрическим или протогеометрическим периодом, с аналогичными поселениями более раннего времени, не исключает, как нам кажется, и возможности их спонтанного зарождения и развития в новых условиях и на новых местах. Это тем более вероятно, что сам тип «города-деревни» (Stadt-Dorf), как именует его Кирстен, т. е. поселения с компактной ульевидной застройкой, пользовался широкой популярностью в странах Средиземноморского региона на протяжении чуть ли не всей его истории, являясь, по-видимому, оптимальным вариантом планировки в специфических природных условиях этой зоны.[104]
Труднее решить вопрос о происхождении второй экстравертной разновидности раннегреческого полиса, основанной на соединении укрепленного акрополя-убежища с неукрепленным «нижним городом» (Hangsiedlung) на его склонах. Несомненно, существует определенное сходство между уже упоминавшимся Эмпорио на Хиосе и некоторыми локальными вариантами микенской цитадели. В этой связи приходит на память одно из уникальных сооружений микенской эпохи — знаменитая цитадель Гла (Арне) на Копаидском оз. в Беотии.