[105] Занятая ею территория (около 20 га) почти в семь раз превосходит общую площадь Микенской цитадели и в десять раз Тиринфской. Дворец и другие помещения, обнаруженные внутри стен цитадели, занимают лишь незначительную часть этой территории, оставляя совершенно свободным большое пространство. В отличие от Микен и Тиринфа, Гла служила, по всей видимости, не только и не столько местом обитания царской семьи, сколько убежищем на случай военной опасности для жителей соседних селений, совместными усилиями которых она, вероятно, была воздвигнута. Те же принципы планировки, хотя и не в столь грандиозных масштабах, повторяются и в некоторых других цитаделях того же района, например в Евтресисе (Беотия) и в Крисе (Фокида).[106] По сути дела, вокруг аналогичного племенного убежища (refugium) вырос и геометрический городок в Эмпорио, что позволяет говорить о преемственной связи поселений также и этого типа с микенской эпохой. Но для того чтобы убедиться в справедливости этих предположений, нам недостает целого ряда промежуточных звеньев, ибо, если оставить в стороне спорный вопрос о судьбе заброшенных микенских цитаделей, мы не знаем пока ни одного поселения с экстравертной планировкой, которое можно было бы с уверенностью отнести к субмикенскому или протогеометрическому периоду.
В целом путь становления греческого полиса как особого типа поселения трудно уложить в ту или иную стандартную типовую схему. В зависимости от конкретных историко-географических условий процесс этот мог идти одновременно по нескольким иногда параллельным, иногда пересекающимся направлениям (выше мы наметили две возможных линии развития, условно закодированных как поселения интравертного й экстравертного типа, но в действительности их могло быть гораздо больше). В любом случае совершенно очевидна беспочвенность теории Кирстена о непосредственном развитии полиса из микенской цитадели. Древнейший полис отнюдь не был местом обитания аристократической элиты, и первичным зерном, из которого он развился и вырос, была не цитадель в обычном понимании этого слова, т. е, обнесенный стеной дворцовый комплекс, господствующий над лежащей у его подножия сельской округой, а рядовое земледельческое поселение, или в некоторых случаях целое «гнездо» таких поселений, группирующихся вокруг укрепленного самой природой или человеческими руками холма-акрополя. Заметим, что даже там, где структурным ядром нарождающегося полиса, действительно, могла стать старая микенская цитадель, как это, вероятно, было в Афинах, Фивах, а возможно, и в некоторых других местах, она становилась этим ядром уже не в прежней своей функции царской резиденции, а в качестве племенного убежища, обеспечивавшего безопасность всего окрестного населения. Археология свидетельствует, таким образом, не столько о неизменности отношений господства и подчинения в течение переходного периода, разделяющего микенскую и гомеровскую эпохи, что хотелось бы доказать Кирстену, сколько о стабильности элементарных общинных структур на протяжении всего этого времени.
В момент своего появления на исторической сцене греческий полис мало чем отличался от таких разновидностей первобытного поселения, как германский Burg в его древнейшей форме, кельтский oppidum, славяно-русское городище (град). Подобно всем им, он представлял собой в это время частично или полностью укрепленный общинный поселок, родовое селище, обнесенное по периметру валом и частоколом или прижатое к подножию акрополя. В гомеровский период так же, как и за тысячу лет до этого, такие поселки играли роль опорных пунктов в ожесточенной внутри и межплеменной борьбе за землю, воду, скот и другие виды богатства. С городом в собственном смысле слова первичный полис сближают лишь два признака: наличие внутренних или внешних укреплений и компактная, впрочем, как мы уже видели, не везде и не всегда застройка территории поселения. Во всем остальном это — качественно совершенно иное явление. Хозяйственная жизнь полиса носила по преимуществу аграрный характер. Ремесло и торговля играли в ней, судя по всему, ничтожную роль. Раскопки не выявили пока ни одной мастерской или ремесленного помещения, которое можно было бы датировать временем более ранним, чем VII в. до н. э. (к этому столетию относится древнейший комплекс гончарных мастерских в коринфском Керамике).[107] Ни в одном из поселений гомеровского периода не удалось обнаружить чего-либо похожего на рыночную площадь. Впрочем, в жителях таких городков, как Смирна или Эмпорио, близость моря должна была рано пробудить дух наживы и предпринимательства. В политическом отношении ни один из известных нам по раскопкам полисов IX—VIII вв. до н. э., за исключением, может быть, Смирны III и Дрероса, не выходит за рамки весьма еще примитивной семейно-родовой общины. Об этом свидетельствуют и мизерные их размеры и отсутствие в них сколько-нибудь значительных сооружений общественного характера. Правда, некоторые из этих городков, например Эмпорио, могли входить в состав более широких племенных сообществ, образуя, по выражению Страбона (VIII, 337), ανατήματα τών δήμων.[108] Такого рода объединения первичных полисов возникали обычно там, где над целой местностью господствовала созданная самой природой и обладающая исключительными стратегическими достоинствами цитадель с расположенными на ее вершине общеплеменными святилищами (наиболее известные примеры дают здесь афинский Акрополь, Акрокоринф, фиванская Кадмея). В дальнейшем при благоприятных условиях такое сообщество могло консолидироваться уже в настоящий полис, т. е. в город-государство в обычном значении этого термина.[109] Первые шаги в этом направлении были сделаны, насколько можно судить по данным поздних нарративных источников, уже в конце гомеровского периода, т. е. в VIII в. до н. э. Отдельные очаги новой городской культуры возникают в это время в таких районах греческого мира, как Аттика, Северный Пелопоннес, Эвбея, Крит, некоторые пункты на ионийском побережье Малой Азии и прилегающих к нему островах. Город начинает формироваться как экономический, политический и культурный Центр, противостоящий окружающей его сельской местности — хоре. Только теперь квазиурбанизация переходит в подлинную урбанизацию. Археологический материал, свидетельствующий об этих важных переменах, в массе своей находится по ту сторону хронологической грани, отделяющей гомеровский период от следующей за ним архаики (рубеж VIII—VII вв.). Лишь стены Смирны да ступенчатая агора Дрероса возвышаются по сю сторону от этой черты как предвестие начала новой исторической эпохи.
ГЛАВА II. ГОМЕРОВСКИЙ ПОЛИС
Уже давно было замечено, что Гомер знает только одну форму человеческого общежития, которую он сам называет «полисом».[110] Встречающиеся в поэмах термины άστυ и πτολίεθρον при ближайшем рассмотрении оказываются просто синонимами πόλις. Среди народов и племен, фигурирующих в,эпосе, полис имеет, поистине универсальное распространение. Даже дикари вроде киммерийцев и лестригонов живут полисами (Od. X, 105 слл.; XI, 14). Единственное исключение составляют циклопы, каждый из которых живет сам по себе (Od. IX, 114 сл.), но для поэта это — свидетельство их ужасающей дикости. В полисах живут не только люди, но и боги, например Эол со своими сыновьями (Od. X, 13). Обычный вопрос, с которым в «Одиссее» обращаются к чужеземцу: «Кто ты? Откуда родом? Где находится твой город (πόθι τοι πόλις) и твои родители?» (I, 170; X, 325; XIV, 187 и т. д.). Едва ли случайно также, что в «Илиаде» поэт выбирает для изображения на щите Ахилла два города-полиса, а не две деревни (XVIII, 490 слл.). Деревня как таковая в поэмах ни разу не упоминается. Отсюда не следует, конечно, что поселения этого типа вообще были неизвестны Гомеру. Умолчание о них в эпосе может быть такой же поэтической условностью, как и сознательное избегание всяких упоминаний о железном оружии или же об употреблении в пищу рыбы. Однако уже и тот факт, что поэт видит в полисе единственно достойную упоминания форму поселения, его, так сказать, идеальный тип, говорит о многом. Очевидно, полис был уже не только широко распространен в Греции и поэтому хорошо известен Гомеру, но и являлся политически господствующим типом поселения, подчинившим себе все остальные.
Описания городов, встречающиеся в поэмах, в той или иной степени подчинены определенному стандарту, вследствие чего при чтении «Илиады» и «Одиссеи» в нашем сознании постепенно из множества рассеянных в тексте деталей, отдельных фраз, сравнений и т. д. складывается обобщенный образ идеального полиса. Вот некоторые из его наиболее характерных признаков. Типичный гомеровский полис невелик. На это указывает примечательная деталь: источник, из которого жители полиса (πολιται) берут воду, находится обычно за городской стеной (Il. XII, 147 слл.; Od. VI, 292; X, 105 слл.; XVII, 205 слл.; ср. VII, 131). Идеальный полис располагается, как правило, на возвышенности. Об этом свидетельствуют выражения типа, Δίου α'ιπυ πολίεθρον (Il. II, 538); αίπεινή Γονοέσσα (Il. II, 573); "|λιος αίπεινή (Il. XVII, 328); πολλάων πολιών κάρηνα (Il. II, 117). Дома в городе стоят очень тесно, почти вплотную друг к другу. В известном сравнении боя с пожаром (Il. XVII,737слл.) огонь, вспыхнув в одном месте, стремительно пожирает весь город, очевидно, очень плотно застроенный. Компактное расположение жилых домов диктовалось необходимостью экономии места, в свою очередь вытекающей из того, что весь полис был обнесен кольцом стен. Среди городов, фигурирующих в эпосе, стены имеют Троя, город феаков в «Одиссее», полис, изображенный Гефестом на щите Ахилла (Il. XVIII, 514), Калидон в рассказе Феникса о гневе Мелеагра (Il. IX, 383 сл.), Πτολίεθρον τηλέπυλον, в котором обитают лестригоны (Od. X, 82), Фивы Египетские (IX, 383) и Фивы Беотийские (Od. XI, 263 сл.), наконец Тиринф и Гортина (оба города названы в «Каталоге кораблей» — Il. II, 559, 649 — τειχιόεσσα ср. εύτείχεος πόλις о Трое — Il. I, 129; XVI, 57). В сценах на Итаке, в Спарте и в Пилосе стены не упоминаются ни разу, так как здесь этого не требует ни логика сюжета, ни художественная необходимость, хотя в представлении поэта эти три города едва ли существенно отличаются от всех других. Вообще же стены у Гомера являются неотъемлемой принадлежностью всякого полиса. Об этом говорит хотя бы последовательность действий основателя города феаков Навситоя (Od. VI, 4 слл.): сначала он возвел вокруг города стены, затем построил дома, соорудил святилища богов и, наконец, разделил землю на наделы. Аналогично изображается основание Фив Зетом и Амфионом (Od. XI, 263): «Они впервые заложили основание семивратных Фив и окружили их стеной (έπύργωααν), так как не м