— А… вы все здесь собрались, да? — проговорила она чуть слышно, но каким-то странным образом заставляя всех обернуться.
Замешательство длилось всего мгновение, а затем Альбина развернулась и ушла, бесшумно ступая мягкими тапочками по паркетному полу.
— Наверное, стоило её пригласить, — пробормотала Маша себе под нос, отставляя кружку подальше.
— Вообще-то мы никого не приглашали, все так, сами явились, — резко поднимаясь со стула, фыркнула Сабрина.
Из гулкого общажного коридора послышались прерывистые всхлипы.
— Да, перехвалил я вас, однако. — Разглядывая их графики, Миф почесал в затылке карандашом. — Что-то слабовато, леди.
Сабрина сидела с каменным лицом, сложив перед собой руки, как первоклассница, только вот у первоклассниц не бывает таких жёстко поджатых губ, и таких сведённых у переносицы, чёрных, как графитные линии, бровей.
— Маша. — Миф постучал по парте обратным концом карандаша. — Что же там такого сложного, что поставило вас в тупик? Страшно? Темнота сбивает с толку? Или стены давят? Расскажите мне.
— Не совсем так, — нерешительно отозвалась Маша. Обычно говорила Сабрина, но сейчас она, кажется, дала обет молчания. — Мы вроде всё делали как обычно. Сама не понимаю, почему не получилось.
Сабрина тяжело дышала у её плеча, Миф смотрел изучающе. Под их обоюдным осуждением Маша почувствовала себя мышью на препаровальном столике. Пришпиленной за все четыре лапки.
— Маша, мне кажется, вы абсолютно не стараетесь, а так нельзя. Понимаете, железо не сделает за вас всю работу, нужно потрудиться самим. Я не зря сказал, что объект довольно сложный. — Миф посмотрел мимо и сузил глаза, как будто там было интересно, куда интереснее, чем с Машей. За окном аудитории пылал белёсый диск солнца. — Сделайте то же самое, что делаете обычно, только ещё лучше. Сущность выйдет к вам. Должна выйти. Если, конечно, я в вас не ошибся.
Его губы были испачканы чернилами — Маша видела. Ей вдруг стало очень страшно его разочаровать, и этот страх сковывал пальцы — она сжимала их в замок. Миф хлопнул стопкой листов по ладони и тут же поднялся, уперевшись руками в парту.
— Пока что тут нечего обсуждать, леди. Надеюсь, на завтрашнем отчёте вы порадуете меня.
Они же снова остались последними — по мановению руки Мифа, и Маша кожей ощутила пустоту коридора ещё до того, как открыть дверь. А за открытыми окнами, наверное, верещали стрижи. Хотя нет.
— Маша.
Не успела её ладонь лечь на дверную ручку, Миф окликнул её, и брови Сабрины снова сошлись у переносицы.
— Задержитесь ещё на две минуты. Пусть ваша подруга подождёт в коридоре.
Где-то за полдень облака заволокли небо, и стало хоть немного легче дышать. Сабрина опять засела за графики, забыв — или притворившись, что забыла, — все сегодняшние разговоры, а Маша, скорее от безысходности, чем по непреодолимому желанию, выбралась из комнаты.
На закрытой лоджии она расстелила спортивный коврик и села, слишком измученная мыслями, чтобы оставить силы на упражнения.
…Асфальтовая дорожка от института к общежитию вилась по кленовой роще. Проходя мимо беседки, Маша меланхолично отметила, что узорчатые лавочки пустуют. Жарящее изо всех сил солнце разогнало даже заядлых гуляк.
Она догнала Сабрину и положила руку ей на плечо.
— Ну перестань дуться. Горгулью пережили, и Мифа как-нибудь переживём.
— «Ваша подруга» — он так сказал, — состроила недовольное лицо Сабрина. Нельзя сказать точно, чего в ней было больше: удивления или злости, но Маше стало немного не по себе от её тона.
— Да ладно тебе.
До общежития они дошли молча, и у самых дверей Сабрина остановилась и села на скамейку ядовитого цвета.
— Рассказывай. Думаешь, я боюсь получить плохую оценку? Думаешь, это волнует меня больше всего на свете?
Маша в нерешительности замерла у перил.
— А что тогда?
— О чём вы говорили с Мифом? — прокурорским тоном поинтересовалась Сабрина.
Мимо прошествовали две важные старшекурсницы, полностью погружённые в свои взрослые серьёзные проблемы, и даже не обернулись. Маша смотрела им в спины и не знала, что отвечать.
— Маша, я волнуюсь.
Она с тяжёлым вздохом опустилась рядом, ощутила прохладное прикосновение Сабрины к своему плечу. Прядь её волос, собранных на затылке в хвост, пощекотала Маше шею. Сабрина придвинулась к ней ближе. Нужно было отвечать, хоть что-нибудь, но она чувствовала, что не сможет.
— Да всё о том же, — пробормотала Маша, глядя в чисто выметенный асфальт под ногами. — Я просто сказала ему, что не против писать диплом по этой теме, и всё.
— Но я не понимаю, почему об этом обязательно нужно говорить наедине. И вы торчали там двадцать минут, а не две. Да, я засекала.
Маша в бессилье тряхнула руками.
— Ну, не знаю, как так вышло. Преподы любят переливать из пустого в порожнее, вот он и болтал. Пойдём собираться, а то опять ничего не выловим.
…Жёсткий коврик, пышущий жаром бетонный пол.
— Извини, что отвлекаю тебя.
Маша вздрогнула и обернулась. Ах, вот и ещё один нерешённый вопрос — в узком общем коридоре стояла Альбина, теребя в руках пояс халата. Чёлка падала на её лицо, скрывая выражение глаз.
— Привет. — Маша поднялась с пола и села, спиной привалившись к бетонному ограждению. Пресс остался недоработанным, и противные мысли не успели выветриться из головы. — Хорошо, что встретились.
Альбина опустилась на другой край коврика. Её волосы пахли терпкими духами, и Маша невольно отшатнулась — она не любила излишней близости.
— Ты не обижайся за торт. Мы правда никого не приглашали, само вышло, — выдала она охрипшим вдруг голосом.
«Решит, что я вру. Точно ведь решит…»
Она подтянула под себя ноги и села неудобно, но так, чтобы не касаться собеседницы.
— Всё в порядке, — слабо вздрогнула Альбина. Она скрючилась так, что Маша не видела её лица, только макушку и плечи в коротких рукавах халата. — Я привыкла.
— Что случилось? — сообразила, наконец, Маша. — Миф раскритиковал? Не бери в голову, нас он вообще так отругал, что сквозь землю хотелось провалиться. И ничего, живы. Хотя Сабрина, конечно, в шоке.
По-летнему шумел под окнами общежития город, и кто-то хохотал на нижнем этаже, хлопали двери, а Альбина сумрачно водила ногтем по молнии халата. Вверх-вниз. Вжик-вжик. Маша наблюдала за её пальцем.
— У меня большие проблемы. Большие, — повторила Альбина, словно Маша могла не расслышать.
— Опять? — не сдержалась она и тут же смутилась выкрика. В воздухе между ними плавала серебристая пыль, как конфетти.
Альбина подняла голову. Она стала как будто эфемерно-прозрачной, бледной почти до синевы, и чёрные пряди прилипли к влажным от пота щекам. Внутри у Маши всё похолодело.
— Что случилось?
Альбина отвела глаза. Вверху включили музыку, истошно заорал иностранный певец. Маша ощутила, как по телу под футболкой текут капли пота.
— Пойдём, — выдавила она, шаря руками по бетонному ограждению. Певец орал, рычали машины, и солнце обжигало руки. — Пойдём-пойдём.
— Куда? — растерянно спросила Альбина, прижимая ладонь к губам.
— Не важно. На кафедру пойдём, к декану, к ректору. Везде пройтись успеем. Эти, из твоей группы, они опять тебя терроризируют, да?
Альбина ухватила её за руку и требовательно дёрнула вниз. Серебристая пыль закрутилась тайфуном.
— Ты не так поняла. У меня совсем другое. — Она трудно сглотнула, снова пряча глаза под чёлку. — Знаешь, почему я живу в общежитии, хоть у меня родители в этом городе? Просто я не могу больше жить с отцом. Он пьёт последнее время, почти не переставая, тащит вещи из дому. Ну, ты понимаешь, наверное?
Маша не была уверена, что понимает всю глубину проблемы, но кивнула. Тайфун пылинок между ними почти успокоился. Скребя ногтем по молнии, Альбина снова выдавила улыбку.
— Я чем-то могу помочь? — нахмурилась Маша. Разговор начинал действовать ей на нервы, а в особенности то, что каждое слово приходилось вытаскивать пыточными клещами. Пришла говорить — излагай, а если не хочешь — оставь всех в покое.
Наконец Альбина покачала головой.
— Вряд ли. Не сердись, что я себя так веду. У меня сейчас очень тяжёлый период в жизни, я даже хожу к психоаналитику.
— Помогает? — сморозила Маша, тут же прикусывая себе язык.
— Пока не очень.
Они помолчали, каждая глядя в свою сторону. Маша смотрела в небо с редкими огрызками облаков. Бетонная стена приятно холодила спину, и подниматься и уходить не хотелось. Терпеть молчание Альбины тоже не было сил.
Но та вдруг шевельнулась, устраиваясь в позе лотоса.
— А у тебя как дела? — показательно весёлый тон окончательно убил в Маше всё желание поболтать. — Он так и не позвонил?
— Нет, не позвонил. Значит, занят был. Слушай, я, наверное, пойду, а то Сабрина ворчать начнёт. Встань, пожалуйста, с коврика.
Альбина подняла на неё прозрачные глаза. Ни тени обиды — божественная мудрость и спокойствие в каждом зрачке.
— Я вижу, ты переживаешь.
«Переживаю, что мне лезут в душу». Маша едва не выдернула коврик у неё из-под ног. Она уже жалела, что вчера вечером понарассказала Альбине слишком много, вывернула душу наизнанку, потому что больше никто бы не послушал.
— Я хочу помочь. Может, тебе тоже нужно сходить психологу?
Альбина теперь почти бежала за ней по коридору. Шлёпали по паркету тапочки. Из-под двери кухни просачивался запах подгоревшей гречки.
— Ты просто не хочешь признаться, что тебе нужна помощь!
— Я сама могу справиться со всеми проблемами, — бросила Маша через плечо и замерла.
В дверном проёме комнаты стояла Сабрина. Работал вентилятор, и от этого её волосы развевались. Она выразительно приподняла брови.
— От кого это ты бежишь?
Не дождавшись ответа, Сабрина сама посмотрела за угол, но только пожала плечами. Видимо, Альбина не стала дожидаться развязки.
— Собирайся уже, пойдём, — устало выдавила она и хлопнула дверью.