агодарного зрителя. — Помнишь старую песенку? «Потому что на десять девчонок по статистике девять ребят»? И всё! Парни ходят гоголем, задрав носы, а девочки жмутся по стеночкам, платочки в руках теребя.
Народ, не на шутку заинтересованный, собирается вокруг, беря нас в фокус внимания.
— А вас сколько? Пятнадцать штук! — Девочки хмурятся, их, таких прекрасных, в штуках исчисляют. — На нас десятерых!Эх, мы в вас и пошвыряемся! Тебя, Оленька, можем и забраковать, уж больно ты занозистая.
— Ах, я — занозистая? — Сужает глазки Оля.
— Да. У тебя нет главного украшения девушки, — пафосно провозглашаю я. — Скромности.
— На себя посмотри! — Обличающе тычет пальцем. — Твоя Полинка — семиклассница! Ты — педофил!!!
После секундной оглушительной паузы класс дружно валится на пол от хохота. М-дя. На этот раз она меня сделала. Как бы мне этот нехороший псевдоним не приклеился. Это они ещё об Алиске не знают, а то обзывали бы и геронтофилом.
— Молчала бы… старуха!
Парни продолжают выть, катаясь по полу, некоторые девчонки встают на мобилизационный вопль Ольги.
— Девки! Он нас старухами обозвал!
Девки-старухи гоняются за мной до самого начала урока. Парни продолжают ржать, ползая по полу и утирая слёзы счастья.
— Старухи… ы-ы-ы…
Кое-как нагрянувший в зал физкультурник собирает нас в строй. Хорошо, что не самый последний в строю, за мной ещё один, а то правофланговая девочка Иришка защипала бы напрочь.
— Ну, что, Колчин? — Сверив личный состав, вопрошает Пётр Фомич. — Нонче ты здоров? Или нет?
— Так точно! — Отвечаю браво. Народ начинает хихикать без паузы, они ещё от предыдущего приступа не отошли.
— Что «так точно»? — Теряется в первую секунду физкультурник, радуя нас ещё больше. — Чего ты мне голову морочишь? Ты здоров или нет?
— Так точно! Никак нет! Ур-р-а! — Продолжаю не менее браво. Класс начинает завывать.
— Напра-Во! — Так и не нашедши выход в общении со мной, физкультурник глушит нас командой. Класс выполняет её со стонами.
— Бегом, марш!
Бежим подобно инвалидам. Смех здорово отнимает силы. Иришка спотыкается и падает, корчится и стонет на полу. К ней подбегает физкультурник, мгновенно спавший с лица. Сначала мы слегка пугаемся, но тут же начинаем ржать. Все уже знают, что высокая и богатая статями Ира самая смешливая из нас. Физкультурник, ругнувшись, помогает встать девушке и отводит её на скамейку. Та чуть прихрамывает, но уже и Пётр Фомич видит, что она стонет и плачет от смеха.
Учитель говорит негромко нечто настолько выразительное, что наверняка нецензурное. И плюёт на беговую разминку. Проводит стационарную, махи ногами, верчение руками и всё такое.
— Колчин! Начнём с тебя. Прошлый год я записал, что ты подтягиваешься тридцать раз, но мы этого так и не увидели. Ты готов подтвердить или превзойти прошлогодний показатель?
— Готов, Пётр Фомич! — Не стал говорить «Так точно!», а то урок сорву. Класс разочарованно выдыхает.
Чётким строевым шагом, с высоким подъёмом ноги, — этот намёк допускаю, — под немедленное и негромкое завывание класса подхожу к турнику.
— Можете сразу записать, Пётр Фомич, — заявляю непреклонно, — сорок раз.
Учитель хмыкает и даёт отмашку. Лениво и легко подтягиваюсь пару десятков, чуть дольше повисев после двадцатого, продолжаю. Последний десяток идёт не так легко, но уверенно.
— Тридцать восемь! Тридцать девять! Сорок!!! — Скандирует класс. Хихикать окончательно перестали, насколько заметил, после двадцатого подтягивания.
Слегка охреневший физкультурник записывает результат. Болтаю руками, стряхивая напряжение, и сажусь на скамейку. И наблюдаю.
Ох, как парни стали из себя выкручивать на радость физкультурнику. Только один десятку еле вытягивает, остальные раньше двадцати не останавливаются. Заметил, что двадцать раз — некий рубеж, он и мне в своё время не сразу дался. Это показатель хороший, только крепкий парень двадцать раз подтянется. Но и некий рубеж, отделяющий просто крепкого человека от серьёзно относящегося к спорту.
Одним подтягиванием сыт не будешь, сдаём другие нормы. Прыжки с места… а дальше всё, урок кончается. Уходим переодеваться. Следующий немецкий.
Класс мне очень нравится. Нет очередного Макарова, что был страшно озабочен своим местом в иерархии. И не он один такой озабоченный был. Иерархии тоже нет. По крайней мере, в силовом детском варианте. Иерархия авторитетов, возможно, выстроится. Сама, без вульгарных разборок а-ля подворотня.
— Ты, правда, другой язык учил? Не похож ты на начинающего, — Павел Петрович смотрит внимательно после моего представления о себе. На немецком, разумеется. Мужчина он такого роста, что ещё немного и можно назвать низеньким. Других недостатков во внешности нет. Ни полноты, ни чего-то другого. Не молодой, но седины в густой, чёрной шевелюре не наблюдается.
— Йес, оф кос. Дую вонт ту талк эбаут ит? (Хотите поговорить об этом?)
— Найн.
Вот такой короткий англо-немецкий диалог у нас происходит в начале урока. Объясняю, что учил немецкий всё лето. С друзьями, которые учат его в школе.
— Хорошо. Мне же легче, отвлекаться на тебя не надо.
— Не надо, — спорить натурально не о чем.
Решил, что нет необходимости маскироваться, и заговорил сразу. Надоело прятаться и «новым» знанием никого особо не удивляю. Всё по плану. После выпуска из школы буду официально знать три европейских языка. С другими позже разберусь.
Середина сентября, урок математики.
— Куда это ты залез? — Около меня стоит Сергей Викторович, а мой учебник раскрыт на странице ближе к концу. Совсем немного осталось.
— Почему задание не выполняешь? — Ну, не выполняю и что?
— Пройденный этап, Сергей Викторович.
— Ну-ну… только учти, от домашних заданий я тебя не освобождаю. И знаешь что? Иди-ка к доске, раз такой умный…
Иду, раз я такой умник. Что у нас там? Обратные функции. Ну-ну…
— Итак, народ, — «народ» оживляется, — с чего начнём? А начинать надо с начала. Первым словом что идёт? Первое слово — обратные. Это не простое слово, друзья мои…
Математик слегка хмурится, уж больно развязен мой тон.
— Мы с ним давно знакомы, просто это от нас долго скрывали. Чуть ли не с первого класса…
Тут и математик проникается интригой. Это что такое они, учителя, скрывали от нас, пытливой молодёжи?
— Есть обратные функции, есть обратные операции, есть обратные или некорректные задачи. Кстати, такие задачи одни из самых трудных. Для иллюстрации. Задача вычисления траектории пули при заданных условиях, — скорость пули, угол стрельбы, сила ветра, — прямая. Восстановление или вычисление тех же самых параметрах по результату, — застрявшей в мишени пули, — обратная задача. И как вы понимаете, она на порядок сложнее прямой.
— Понимаете? Обратный процесс всегда труднее. Это как спиной вперёд ходить.
Улыбаются.
— Что такое сложение? Прямая операция. При её применении к натуральным числам никаких сложностей не возникает. Складываем два натуральных числа — получаем натуральное число. Обратная же операция, вычитание, сразу вынуждает нас либо накладывать ограничение, — уменьшаемое должно быть больше вычитаемого, — либо расширять множество натуральных чисел до целых. Обратная операция вычитания заставляет нас добавлять к натуральным числам отрицательные для расширения до множества целых чисел.
— Практически то же самое происходит с умножением и делением. Прямой и обратной операцией. Умножение не прибавляет нам проблем, а вот деление… о-о-о! Оно заставляет нас опять расширять множество целых чисел до дробно-рациональных. И мы мучаемся дробями с пятого класса! Вот что делают обратные операции! И как только мы надеваем на них узду в виде универсальной десятичной записи, появляется возведение в степень, а за ней маячит извлечение корней! — Мой голос пропитан страданием и трагизмом. Девочкам особенно такое нравится.
Математик тоже слушает внимательно. Не забываю что-то рисовать на доске. Сейчас это квадратный корень из двух.
— И нам приходиться опять… — хватаюсь за голову, — вводить новые числа. Иррациональные. Но это не всё! Приходится, всё-таки приходиться ограничивать подрадикальные числа только положительными значениями. Иначе возникают мнимые и комплексные числа, которые изучаются специальной теорией.
— Даже говорить не хочу о том, какие проблемы нас ждут с обратными функциями. Боюсь представить.
Народ проникается, девочки заранее пугаются.
— Но не всё так плохо. Всё основывается на крайне простом определении обратной функции.
Пишу на доске и подчёркиваю: если x = g(f(x)), то g(x) — обратная к f(x) функция. И несколько примеров: возведение в квадрат квадратного корня и наоборот, умножение на число и деление на то же самое число. Ну, и хватит. Показательных функций и прочих логарифмов мы ещё не проходили.
— А что из этого элементарного определения можно выкрутить, нам сейчас и расскажет Сергей Викторович. Например, о симметрии графиков обратных функций и прочих замечательных вещах. Мы, кстати говоря, незаметно переместились из привычного пространства чисел и операций над ними в сложный и крайне интересный мир функций. То есть, прошу заметить: функции это новый класс объектов. До этого мы уже встречались с объектами, отличными от чисел. Это вектора с их особыми свойствами. Помните? Скалярное произведение, векторное произведение, произведение на число. Только произведений целых три вида, а вот деления, возведения в степень и прочих ужасов нет. Так что слава векторам!
Кое-как математик меня унимает.
— Тебя не заткнёшь… — бурчит он.
— Настоящему мужчине всегда есть, что сказать, — замечаю, усаживаясь на своё место под веселье всего класса.
Настроение класса поднимается, а это, между прочим, благоприятный эмоциональный фон для усвоения даже трудных тем.
30 октября, городской спорткомплекс, время 10:05
— Команде четырнадцатой школы наш физкульт — Привет! — Гаркаем дружно и весело моим друзьям из старой школы.