Могло и не сработать. Призыв на скучную, нудную и тяжёлую работу непременно должен вызвать желание увильнуть. У любого. Но и авторитет мой у Кира нельзя сбрасывать со счетов и тот же хвостизм. Мог честно послушаться и хоть без энтузиазма, но подчиниться.
Едем. Пару раз вильнули и выезжаем из села на просторы. Неприятное чувство досады исчезло вчера при виде взрыва энтузиазма Басимы. Алиса подбросила перчику, сказав, что всем членам агитбригады дадут по центнеру бесплатно. То есть, шестьсот килограмм Басима урвёт. Умеет пред народ заинтересовывать.
Часть автобусного салона занята зелёными термосами и парой дюралевых кастрюль такого размера, который делает обыденное наименование «кастрюля» неуместным. Кастрюлища? Пищевые баки? В баках что-то позвякивает.
Первая точка. Пара комбайнов и три машины, но народу толпится человек двадцать. Откуда столько?
— На машине от соседних полей приехали. Нет нужды все семь комбайнов в одно место загонять, — поясняет опытный баянист. — Давай, пока суть да дело…
Под любопытными взглядами отходим чуть в сторонку, Виктор Фёдорыч перехватывает баян.
— Подуди свою музыку…
Негромко выдуваю любимые три мелодии. In the night, Ameno, Sadeness. Мой пожилой тёзка мгновенно подхватывает мелодии своими кнопочками. Возвращаемся. Тёзка не обращает никакого внимания на мои вытаращенные глаза.
— А ты чего жрать сел? — Не успевшие вернуться к нормальным размерам глаза обращаю на Кира.
— Пусть поест, — тётки-кухарки глядят с умилением.
Отхожу к своим, они осваивают кузов машины. С помощью водителя опускают борта, сметают мусор. Только сейчас и понимаю, почему нас мало. Полноценному коллективу артистов и музыкантов такая сцена на полпальца ноги. Нам хватит. Музыкальному сопровождению можно и на земле постоять.
— Теперь вы, — додумываюсь до того же самого и только сейчас. Мне тоже неплохо подобрать свою партию к гармонии Фёдорыча.
Худо-бедно удаётся, сказывается моя практика в клубе. Нет, настоящие эстеты, ценители и специалисты меня в грязь втопчут, если услышат. Наверное. Но рядом их нет. Фёдорыча устраивает? Ну и ладненько!
— Давай! Включай свою дуделку. Та, что спокойнее, — отдаёт команду баянист. — За ради приглашения в самый раз.
Под великолепный Sadeness, вольно разносящийся над убранным светло-жёлтым полем, заинтригованные мужики сдают пустые тарелки, ложки. В одном из термосов горячая вода, наши белохалатные тётушки принимаются мыть использованную посуду. Работный люд привольно рассаживается перед «сценой», кто-то засмаливает сигарету. Не в зале Большого Театра, можно.
Парни наяривают что-то русское разгульное, похоже «Яблочко». Девчонки запевают «По муромской дорожке», усмехаюсь, это из разряда жалостливых. Потом тоже отплясывают что-то лихое под управлением баяниста. Первой песне подыграл, лихие пляски игнорю.
Подыгрываю песне «Коса», той самой, что мы пели ковбойской командой. Сразу, как только справляюсь с удивлением. Поют, само собой, парни. Для уровня самодеятельности очень неплохо поют. (Исполнение Л. Утёсовым: https://youtu.be/Kp1_qyLoDnQ).
Финишируем летучий концерт мы с Фёдорычем. Последние аккорды, когда наши грузятся в автобус, а народ расходится по машинам и комбайнам, сольно. Провожаю их так.
Обедаем мы в третьей, последней точке, у летней фермы. Для доярок, скотников и пастухов. После концерта, разумеется.
— Кир, деточка, а ты не лопнешь? — Братан садится обедать во второй раз.
— Пусть ест, если хочет, он нам хорошо помогал, — поварихам не жалко, так понимаю, готовят с запасом. И помогал им Кир, да. Посуду собирал, протирал, укладывал.
Едем домой, подуставшие, Кир клюёт носом. Настроение где-то в районе седьмого неба. Парни и девчонки глядят с уважением. Гармонь и прочие аккордеоны на селе хорошо знакомы, а вот трубу многие натурально первый раз слышат. Элемент новизны взвинчивает интерес и радует зрителя. То, что нужно исполнителю. Внимание, когда даже дыхание задерживают, чтобы тебя лучше слышать.
На второй точке моих быковатых «приятелей» заметил. Но никто и ничего. Ни слова, ни даже неласкового взгляда. Ну, и ладненько…
Глава 3Подготовка к прыжку
1 сентября, почти 9 утра. Школа.
— А вот и Колчин, гордость нашей школы и всего класса! — Под общий смех встречает меня очаровательный и насмешливый девичий голосок.
На меня глядят весёлые глаза новых одноклассников. Вздыхаю показательно тяжело. Это Оля, рядом неотлучная подружка Света. Я их по танцам давно знаю. Оля — хорошенькая с великолепной фигуркой и задатками профессиональной красотки. Всем мужчинам хорошо известный женский персонаж, избалованный их же мужским вниманием чуть не с детского сада. Насколько она заноза, настолько легка в общении и покладиста Света, которая, если объективно, практически не уступает ей во внешности. Не настолько яркая, только и всего. Лично мне такие очень нравятся. И-е-е-х! Будь я моложе… ой, то есть, старее…
— Так чего ты стоишь? — Не собираюсь отмалчиваться. С такими нельзя, заклюют.
— Давай, гордись мной. Не стесняйся, — обвинить Олю в стеснении — почти оскорбить.
— Сбацаем? Самбу? — Мгновенно реагирует девушка.
— А капелло? — Демонстративно оглядываюсь, музыкального оркестра не обнаруживаю.
Зато Оля находит, бежит куда-то в сторону и приводит Марину Евгеньевну, штатную музыкантшу школы и учителя пения. Вместе с баяном. Сталкивался с ней постольку-поскольку, ведь музыки, как предмета в 9-ом классе нет. Был бы директор музыкантом, но он физик. И отдавать даже час в неделю в ущерб точным предметам — выше его сил. Полагаю, его при одной этой мысли корёжит, как нечистую силу от распятия. Так что музыка у нас исключительно до седьмого класса, а там, как хотите. Он музыкальные инструменты школе приобрёл? Приобрёл! Так что отстаньте!
На радость всем присутствующим заряжаем с Олей самбу. Учителя не возражают. Никто не возражает. Оля настолько фактурна, что на неё приятно смотреть, когда она просто идёт. Ради нас на пару минут даже начало торжественной линейки откладывают.
— Как приятно видеть, что начало учебного года вас так радует, — вот и директор начинает приветственную речь с улыбки.
Потихоньку оглядываю класс. Натуральные сливки! Кроме пары танцовщиц, тут же Боря-барабанщик и Таня-пианистка. Артур сейчас в выпускном классе. И с музыкой всё в порядке и класс в целом выглядит намного интеллигентнее, надеюсь, не только на первый взгляд. Удачно из трёх классов один сложился.
Пока идёт скучная торжественная часть, вспоминаю лето. И понимаю, что детство и отрочество у меня складывается удачно. Счастивым. Тяжёлая травма от гибели родной матери сгладилась почти окончательно.
Приехавший за нами папахен задержался на три дня. Сказал, что специально отпуск не догулял, чтобы в селе побыть. Скоренько всё успевает: бухнуть с друзьями детства, помочь мужской рукой и с моим участием по хозяйству…
— Зачем поднимать? — Удивлённо лупаю глазами на отцовскую идею.
Басима нажаловалась, что нижний венец у сарая совсем сгнил. С одной стороны. Сарай у неё основательный, из тонких брёвен. Хлыстами их тут называют. Деловую древесину на лесопилке распускают, а вершинки остаются.
И вот папахен решил приподнять, вынуть, поставить и опустить. Но брёвнышко самое нижнее, ни к чему это.
— Папуль, весь сарай того и гляди от таких встрясок развалится. Старый он. Не мудри давай. Лучше подкопать и вытащить.
Папахен одарил меня долгим нечитаемым взглядом и сделал по моему совету. Сделали. Даже Кир участвовал. Или мешал, с ним не разберёшь.
Алиска уже по традиции в последнюю ночь затащила меня на сенницу. Раздеваться совсем не стала, хотя вопросительный взгляд кинула. Пошептались всласть. Ну, и целовались, не без того. Нас, меня-то точно, опять сладкой негой затопило. Почему-то оно либидо напрочь отшибает.
Ещё папахен поприсутствовал на концерте в клубе в честь окончания уборочной. Там сначала грамоты раздавали, денежные премии, а дальше концерт. Отец погордился мной и немного Алисой. Басима — за всех нас.
В последний день во дворе постреляли из лука. В мешок, набитый соломой. Боялся от папахена осуждения, но дождался только азарта.
В конце лета перешёл в режим ежеутреннего решения всероссийских задач. За десятый и одиннадцатый класс. Попеременно и пока по три штуки в день. По одиннадцатому классу результат чуть больше половины. Маловато будет. Если не смогу выгнать к сроку на девяносто, то придётся не выпендриваться и идти на олимпиаду со своим классом. По физике результаты объективно хороши, но заметно хуже.
Команду свою озадачил рассадить по склонам клубнику. Сначала хотели по лесам и долам нарыть, а потом из дома натаскали по несколько кустиков. В следующем году начнёт разрастаться. Надеюсь. Мы действуем по принципу: «Здесь будет город-сад».
Вечером во дворе.
— Это тебе, — ставлю на столик перед Катей маленькую, литра на два, плетёную из бересты корзинку. Их две. Полинке позже подарю, сегодня её не видел ещё.
Не сам делал, один из моих ребят увлекается, вот и разорился на полштуки. За каждую.
— Какая прелесть! — Катюша восхищается вполне натурально.
— Тебе — охотничий лук, — говорю невозмутимой, как сфинкс, Зине. — Дома лежит. С дюжиной стрел.
— Выноси! — Мгновенно возбуждается Димон.
Пришлось вынести и показать, как стрелять. Обормот лежит рядом, лениво помахивая хвостом. За стрелой не бежит, к пенсии готовится, невместно ему по-щенячьи бегать.
Делимся впечатлениями о лете. Такое ощущение, что без батальных сцен, которых почти не было, не считая тренировочных, и рассказывать не о чем. Но нет, описание нашей базы на речке все слушают внимательно и с лёгкой завистью.
Начало сентября, спортзал перед уроком физкультуры.
— Зря ты, Оленька, с мифами носишься, — очередная пикировка с ней — класс привычно переходит в статус внимательного и бл