В полупустующем по случаю летнего времени общежитии выделили двухместную комнату на одного.
— Чтобы без пьянок, — бурчит комендантша. — У нас с этим строго.
— И без женщин? — спрашивать о наркотиках всё-таки стесняюсь.
Под долгим и строгим взглядом делаю невинное лицо.
— Бывают женщины, что без водки прямо никак, — прилагаю к открытому взгляду необходимые пояснения, — но есть девушки, что опьяняют без вина.
— Приравниваются к алкоголю, — решительно отрубает верховная власть общежития.
И оставляет меня с открытым ртом. Остроумные ответы приходят в голову, когда комендантша уже преодолела длинный коридор и скрылась на лестнице. Это что, Светланке сюда нельзя? Не то чтобы планировал её визит, но ведь всякое может случиться.
Возвращаюсь на территорию. На все хлопоты половина рабочего дня уходит. Продолжаю в самом приятном месте — столовой. Сергея Борисовича засекаю, когда уже сижу за столом. Мужчина покладисто отзывается на мою приветственную руку:
— В общежитие заселился, пропуск оформил, инструктажи прошёл?
— На все вопросы — да.
— Тогда остался последний шаг: представлю тебя начальнику цеха, и моя миссия закончена, — оценивает взглядом объём моего обеда. — А что так скудно? С финансами проблемы?
— С финансами всё в порядке. Привычка, воспитанная университетом. Нельзя много в обед есть, мозги тормозить начинают, смысл лекций доходит туго. А они бывают очень непростые. МГУ всё-таки.
Мой искин с голодухи набрасывался на всё подряд. Запомнил всех, кого увидел. Если не по имени, то лицо и голос. Загрузил в память схему парадного здания, увиденного на плане эвакуации в случае пожара. Инструкции не прочитал, а вызубрил дословно без особого напряжения. Ему мало, поэтому притормаживать не собирается.
После анализа увиденного в цехе искин приходит к выводу, что цех сборочного и монтажного типа. Каких-либо печей, больших ёмкостей с жидкостями — ничего подобного не наблюдается. Если проводят какие-то операции вроде сварки, шлифовки, резки, то ручным инструментом или мобильным оборудованием. Эстакады, направляющие, похожие по назначению на рельсы, мощная кран-балка первоначальное впечатление подтверждают. Всё аккуратно покрашено преимущественно в жёлтый цвет.
— Виктор, хватит глазеть, иди сюда! — Сергей Борисович машет рукой с верхней площадки железной лестницы.
Взлетаю туда не из подобострастия, а исключительно из потребности сбросить энергию.
— Ого, — мой сиюминутный куратор одаряет меня завистливым взором, — даже дыхалку не включил.
— Ради двух прыжков? Зачем? — на самом деле, трёх, но невелика разница.
— Ну да… пошли.
Сергей Борисович знакомит меня с мужчиной заметно моложе — лет тридцати, возможно, с хвостиком. Максим Викторович — начальник цеха № 428.
Начальник цеха быстро сбагривает меня заместителю, Петру Михайловичу, который находит мне офигительное задание. Снабжает баночкой с краской и кисточкой и велит на всех токоподводящих устройствах типа выключателей и пусковых устройствах нарисовать соответствующие цифирьки. Где «220», а где «380». В сопровождении буквы «В».
— О, я это знаю! — радуюсь своей осведомлённости. — Буква «В» обозначает вольты.
В ответ получаю долгий немигающий взгляд. Кажется, шуточка моя не зашла. Ладно, продолжим. В стиле Светланы Светличной из бессмертной «Бриллиантовой руки»:
— Трафарет, схема подключения, гонорар?
— Какой тебе ещё «гонорар»⁈ — мужик начинает закипать.
На ровном месте, я так считаю.
— Хрен с ним, с гонораром, — покладисто соглашаюсь, — будете должны. Но без трафарета будет криво, я маслом рисовать не умею.
— Сам сделаешь, — бурчит замначальника. — Схему у электриков найдёшь.
Взмахом руки показывает, где базируются электрики.
Схему мне показали тоже руками.
— Смотри, видишь, три жилы идёт? Значит, триста восемьдесят. Две — двести двадцать. Осветительные приборы — все на двести двадцать. Все промышленные электромоторы — на три фазы, значит, на триста восемьдесят.
Мой искин всё моментально перерабатывает и рисует в мозгу общую схему энергоснабжения цеха.
Пришлось кое к кому на поклон идти. Но на мою работу несколько раз подходят посмотреть разные люди и удивлёно качают головой. А чё такого? Всего лишь применил изобретательность. Слово «креативность» мне не нравится, душок от него ненашенский.
Трафарет я сделал одноразово многократный. Выцыганил у конторских женщин в бухгалтерии рулончик скотча и вырезаю на нём на глубину во много слоёв нужные цифирьки и буковку. Как раз одного полного оборота хватает на оба варианта. Там же у любопытствующих на мои манипуляции женщин всё и делаю.
Предварительно пришлось их обаять. И пообещать:
— Всё верну! В целости и сохранности! Или расплачусь натурой!
Меня накрывает всеобщим смехом и массированной стрельбой глазами. Независимо от возраста. Так-то по годам претендовать на моё юношеское внимание могут не более двух. Но я никого не сортирую. Глубоко по натуре я — демократ.
— Какой ещё «натурой»? — смеётся Марина, которую раскулачил на скотч.
— А вот такой! — велю ей не двигаться, берусь за карандаш и быстро набрасываю её портрет, безбожно комплиментируя.
— Ой! Я тут лет на десять моложе! — вскрикивает потрясённая дама, так-то ей под сорок.
Тем временем я выгребаю из-под насевших на меня дам — всем жутко интересно было смотреть, как вживую, на глазах у всех рождается замечательный портрет. Давно знакомые помехи. От просьб повторить фокус с другими отказываюсь:
— Девушки, — упомянутые «девушки» принимаются хихикать, — мне некогда, у меня производственное задание. Но торжественно обещаю: за время практики опортретю всех желающих.
Мне нетрудно, и практика постоянно нужна, иначе навык деградирует.
Теперь мне осталось пройтись по цеху и оклеить все нужные места. Затем аккуратно закрасить. Скотч сдеру завтра, когда краска окончательно высохнет. Пришлось повозиться со скальпелем, в узких местах скотч проявил склонность к разрыву.
Всё поклеил, но ресурсы ещё есть. Придирчиво оглядываю цех, вспомогательные учреждения, включая раздевалку и душевые. Визуально осматриваю и мысленно. Вроде всё… о! Место базирования замначальника цеха! Иду решительным шагом. Захожу сразу после стука, всего лишь отдавая дань вежливости.
— Трошкин, я ж тебе говорил: придут практиканты — пойдёшь в… отпуск… — почти начальник цеха осекается на полуслове, уставившись на меня.
С порога набрасываюсь на выключатель, не обращая внимания на замершего в недоумении замначальника и какого-то щуплого и молодого перца. Движения отработаны до мелочей, работа спорится.
— Колчин!
Паузу, в течение которой я успеваю почти закончить своё нужное дело, могу объяснить тем, что не сразу вспомнил мою фамилию. Зря, я считаю. Запоминать меня лучше сразу.
— Как это понимать⁈
— Что случилось, Пётр Михайлович? — смотрю на него с удивлением в степени чрезвычайной. Затем расплываюсь в улыбке озарения: — Понимаю, Пётр Михайлович. Забот масса, поэтому вы забыли, что я ваше же поручение выполняю. Кстати, ваш выключатель последний… а нет! — устремляюсь к настольной лампе.
Не получается. Щуплый перец по фамилии Трошкин отшатывается, зато замначальника закрывает имущество от надругательства собственным телом.
— Колчин! Бытовые приборы не надо! Колчин!
— Да? — чешу репу. — Блин, а я в курилке чайник раскрасил… ну не надо, так не надо…
Выхожу с чувством выполненного долга. Ни хрена я, конечно, никакого чайника не красил. Мужики прогнали, не дали глумиться над общественным достоянием.
Выгружаюсь в свой личный ящик. Своего рабочего верстака мне, конечно, не предоставили. Для стажёров — общий шкаф с незапирающимися ящиками. Можно свой личный замочек навесить, но сначала его купить надо. Не знаю, что я тут заработаю, вроде положена какая-то зарплата, но кое-какие расходы уже намечаются.
— Слушай, а ты вообще кто? — Оборачиваюсь на голос.
Пресловутый Трошкин, который убежал из кабинета, когда я туда пришёл.
— В каком смысле? — вопрос поставлен некорректно, так решает мой искин, и я с ним абсолютно синфазен. — Что вас интересует, дорогой товарищ? — я предельно вежлив. — Социальный статус, семейное положение, вероисповедание, политические или сексуальные пристрастия?
— Чего?
— Конкретизируйте, пожалуйста, ваш вопрос.
— Ну, эта… я тебя раньше не видел. Кем ты у нас работаешь? Кто по штату?
Последним вопросом достигает необходимую степень точности. С чувством глубокого облегчения одобряю.
— Я тут практикант, стажёр, — немного подумав, грустно добавляю: — Практически никто, если честно. Но зовут Виктор, а не Никак.
— Студент? — опять радует меня максимальной чёткостью вопроса. Всегда бы так.
— Да. Интересует конкретно — откуда?
— Нет! — радостно вскрикивает Трошкин и убегает чуть ли не вприпрыжку.
Продолжаю фланировать по цеху, моё время на исходе. Как у несовершеннолетнего, мой рабочий день — семь часов. Но в режиме самостоятельной экскурсии мне его закончить не дали.
— Колчин, ты куда? — голос начальника, вернее, замначальника останавливает меня на входе в соседний цех. — Иди сюда!
Опять и снова эти двое, упомянутый замначальника и Трошкин. Меня отводят к корпусу агрегатного отсека. Пока «голому». Мне отдельно ничего не объясняют, в ситуацию вникаю самостоятельно.
— Вот как научишь стажёра, так в отпуск и уйдёшь, — еле заметное движение глазами в мою сторону. — Хоть завтра.
— Запросто! — расцветает от такой близкой перспективы Трошкин.
Даже при отсутствии мало-мальски необходимой информации понимаю, что замначальника только что продал родного отца ради красного словца. Отправить в отпуск человека, часа никак не хватит. Нужен приказ, который проводят через бухгалтерию, а она выписывает и выдаёт отпускные тоже далеко не полчаса. Сам приказ ладно, если секретарша не тормозная — напечатается быстро, но с ним тоже побегать надо. Поставить печать, подпись, ознакомить. Короче, некие бумагодвижения должны произойти.