Хотя, возможно, их нет.
Привёл я её всё-таки в кафе и угощаю мороженым. Уже второй раз. Вчера мы тоже прогуливались.
— Признаюсь тебе честно, Лина: у меня к тебе чисто меркантильный интерес — доступ к архиву.
— Только учти, — девушка напрягается уже по другому поводу, — большая часть архива для тебя закрыта. У тебя допуска нет.
— Допуск у меня есть по умолчанию, — на дне вазочки с мороженым нахожу контрдовод. — Я работаю на участке контроля. Всё, что касается качества изделия, зона моей профессиональной компетенции.
— Тебе надо принести всё-таки бумагу от начальства. Запрос на все данные по контролю.
— Затребую. Думаю, они пойдут навстречу.
— По правилам я должна оформлять твой запрос неделю. За неделю и сделаю. Но ты можешь так приходить. Решишь со своим начальством?
— Решу, — мы выходим на улицу. — Даже если запретит, моё рабочее время короче на час. Так что один час в день у меня всегда будет. Если не будет возражений со стороны архива.
— Не будет, — хихикает девушка.
Завожу её в магазин с обширным косметическим отделом.
— Выбери себе шампунь с максимально укрепляющим эффектом, — совет на грани, но иду на это сознательно. — Не смотри на меня так. Девушки, с которыми я показываюсь принародно, должны быть великолепны. И ты из просто симпатичной девочки в такую превратишься. Следуя моим ценным указаниям.
Выбрать выбрали, но покупать не стали. Дорого, ей копить придётся. Тем более что следует ещё одному моему совету — подобрать косметику. Ангелина по масти белёсая, не блондинка, потому что блондинками обычно красивых девушек называют, а она именно белёсая и блёклая. По смыслу вслух говорю то же самое, но другими словами:
— Тебе нужны пастельные тона. Яркие краски — это не твоё.
— Откуда ты знаешь? Ты что, ещё и визажист? — в глазах девушки готовность к осуждению.
— Лина, я — художник! Хоть и непрофессиональный, но ты же знаешь, кое-что могу.
Связи — наше всё, думаю, возвращаясь в общежитие. Пойди я официальным путём, доступ к архиву получил бы хорошо если к концу практики.
12 июня, пятница, время 08:00.
Г. Королёв, РКК «Энергия».
— Колчин! — Пётр Михайлович впадает в буйство с самого утра. — Мне это надоело! Чтобы с сегодняшнего дня — никаких архивов! Тебе там что, мёдом намазали⁈
— Там блондиночка молодая сидит, вот он и зачастил, — подмигивает один из зубров.
— Пётр Михайлович, вы что, напрямую запрещаете мне повышать свой профессиональный уровень? Пишите письменный приказ, хочу своими глазами это увидеть.
— Какой профессиональный уровень⁈ Что ты там можешь найти⁈ — бушует начальство.
— Как «что»⁈ — тоже повышаю голос и выпучиваю глаза. — Я уже выяснил, что почти все дефекты — это трещины и микропузырьки. Статистику свёл. Теперь знаю, что можно ожидать.
— Витёк, признайся, тебя совсем другие трещинки интересуют? — влезает очередной зубр.
— Покажи свою статистику! — ярость начальственная стихает, но не до конца.
Вылезаю из-за стола. Насмешливого зубра ставлю на место мимоходом.
— Другие трещинки, Василич, меня интересуют не больше, чем тебя. Я давно не девственник, если ты об этом.
Через минуту предъявляю сводную таблицу начальству. Начальство читает, хмурится, но молчит. Недолго.
— Но выходит, тебе там больше нечего делать.
— Есть, Пётр Михайлович, есть. Во-первых, есть данные по другим цехам. Ещё мне надо выяснить характер отклика каждого вида дефекта. И, во-вторых, мне срочно нужен допуск, бумага от вас. Иначе эти сведения не совсем законные. Их приходится отрабатывать, они там всё время мне какое-то дело находят…
— Проверки трещин?
По его пошлому замечанию и хохотку окружающих понимаю, что гроза миновала. На это помалкиваю, слегка скривившись. Не нахожу достойного ответа. Да его никто и не ждёт.
23 июня, вторник, время 10:40
Г. Королёв, РКК «Энергия».
— Дорогие товарищи, идите в жопу!
Не, а что делать? Доводят буквально до белого каления.
— А чего ты нам грубишь?
Привязались трое, представители смежного цеха. С актом, который предложили мне подписать. Проходящий мимо Елистратыч предостерегающе зыркает глазами. И без него прекрасно понимаю, что это какой-то развод.
Сроки у них, видите ли, горят, и надо решать, что делать с модулем. Сначала всё докладываю:
— Найдено два дефекта, один можно пропустить, он по размерам не входит в разряд недопустимых. Но второй на грани, и не мне решать, что с ним делать.
— А кому решать? Ты же сейчас контролем занимаешься.
И, как назло, цехового начальства в пределах видимости не наблюдается.
— Я — практикант, стажёр. У меня нет права подписи, я — лицо неответственное.
— Да какая разница, кто подпишет? Это всего лишь бумажка! — кипятится троица ухарей.
— С ума сошли⁈ Своей подписью я ваш дурацкий акт только испорчу. Он всё равно силы иметь не будет.
Начал кипятиться и вот на очередное требование посылаю их в глубокое место. Затем успокаиваюсь:
— К тому же я не всё проверил. Работу начинал Трошкин, а он мне не докладывал, что и где нашёл. Так что отвалите от меня.
Отходят, совещаются, снова возвращаются:
— Ладно, показывай, где дефекты нашёл…
Показываю. Хмурятся, но отваливают. Больше ничего интересного в этот день не происходит. И почему-то замначальника мне никаких претензий, как часто бывает, не предъявляет. Ржавый якорь ему в задницу…
Вечером.
Не каждый день, но пару раз в неделю гуляю по городу с Ангелиной.
— Твоя практика заканчивается? — девушка вздыхает.
— Да, — смеюсь. — Я так надоел своему начальству, что они решили избавиться от меня раньше. Так-то я до 30 июня должен работать.
Заруливаем в парк, в руках мороженое.
— Ты, кстати, заметно похорошела за эти пару недель.
Девушка польщённо рдеет. Садимся на скамейку, болтаем.
— Давай честно, Лина. Природа тебя оделила не слишком щедро. Но по нашему времени природная красота вполне заменяема ухоженностью. С фигуркой у тебя вообще никаких проблем…
— Только сисек нет, — грубо и откровенно признаёт девушка.
— Ты не права, — смеюсь, а потом открыто ржу: — Соски есть? Значит, и грудь есть.
Смеёмся вместе.
— Ты вот почему не права. Знаешь, что в балетных школах девчонкам в период созревания грудь забинтовывают, чтобы она не росла?
— Что, правда⁈ — на меня смотрят расширенные глазки.
— Ну да. Большой бюст танцевать мешает, нарушает динамику.
Немного подумав, разрешаю себе рассказать немного о Свете:
— У моей девушки, кстати, грудь почти такая же, как у тебя. Чуть-чуть больше. Всего лишь за счёт хорошего физического развития. Всё-таки десять лет танцами занимается.
Когда разбегаемся — провожать нет необходимости, светло и живёт рядом, — целует меня в щёку. Популярность моя среди женского пола иногда пугает меня самого.
26 июня, пятница, время 10:15.
Г. Королёв, РКК «Энергия».
— Пётр Михайлович, что за муйню вы тут сочинили? — вопрошаю не просто вежливо, а почти ласково.
С момента моего появления в кабинете испытываю целую мелодию чувств, как в не самом коротком музыкальном произведении или хорошей песне. Сначала залипаю на впервые увиденное зрелище: счастливое довольство на лице замначальника. Потрясающее впечатление.
Далее приходит опаска. Он меня на дух не переносит, поэтому что? А то, что он счастливым при виде меня может стать только в одном случае: если подготовил мне гадость возвышенных масштабов. Типичная радость хищника при виде обречённой и загнанной в угол жертвы.
И далее читаю бумагу, поданную мне начальством с хитрющим видом обожравшегося краденой сметаной кота. «Производственная характеристика на практиканта Колчина В. А.». И каждая строчка отдаётся в голове нарастающим колокольным звоном. Он обрывается, когда выпрыгиваю в своё любимое боевое состояние. Как точно выразился один известный автор о своём главном персонаже: «красная пелена ярости — лучшее оружие стрелка». Всё становится неважным — разорванная одежда, за которую будут ругать, раны, которые потом придётся лечить. Пролитая кровь, боль от жестоких ударов, даже угроза жизни — всё становится второстепенным. Обожаю это состояние, когда все запреты и условности, культурные и социальные, отменяются.
Руки перестают подрагивать, глаза наливаются криогенным холодом.
«Часто отсутствовал на рабочем месте по неизвестным причинам…»
«Имелись многочисленные устные нарекания со стороны руководства цеха…»
«К возложенным на него обязанностям проявил халатное и легкомысленное отношение…»
«Допускал грубости по отношению к представителям смежных подразделений…»
«За время практики добиться авторитета и уважения среди коллектива цеха не сумел…»
И вишенка на торте: «поставил на грань срыва выполнение важнейшего государственного заказа…». Позже подумаю, о чём это здесь. Искин переходит на самый примитивный уровень, намечает траектории ударов и передвижений.
— Тебе сразу и прямо здесь морду разбить, козёл паршивый?
— Что? Что ты себе позволяешь? — замначальника пытается вскочить и валится обратно от одного молниеносного тычка.
Бережно забираю свою, такую нелицеприятную, и, скажем прямо, клеветническую бумагу. Ещё одно ощущение возникает, на этот раз мерзкое. Будто потерял девственность на потасканной проститутке на закате её славной карьеры. Это ведь первая в моей жизни производственная характеристика, мать её…
Ладно. Главные для меня строки в самом начале: «за время прохождения практики в период с 1 по 26 июня…». Они означают, что практику я прошёл. Подпись, штемпсель, всё на месте.
Выхожу из кабинета, когда славный замначальника только-только восстановил порушенное дыхание. Но ещё хватает открытым ртом воздух. Удар в солнечное сплетение — он такой. Кстати, полезный для здоровья, сердечная мышца после него работает ритмичнее и чище. Как перезапуск операционной системы действует.