— Как лошадью от тебя воняет! — смеётся Алиска, повисая на шее.
Однако носик морщит вовсе не брезгливо, а так, для порядка. И всё-таки снаряжает меня в баню, заботливо снабдив чистой одеждой. Как-то упакованно себя с ней чувствую.
За ужином бабушка делится новостями:
— Пред говорит: «Ладно, пусть дети поиграют в самостоятельность. Набьют шишек — поумнеют».
— А если дело выгорит, то ещё лучше, — наворачиваю жареную картошку с салатом.
— А те-те бу-ге ав-ва-ва, — соглашается со мной Михаил, величественно обращая ко мне свою микроскопическую длань.
Алиса его выносит на вечернюю прогулку.
— They don’t ask you (Тебя не спрашивают), — отвечаю сыну с отцовской строгостью.
Миша замолкает и таращится на меня с огромным недоумением. Алиска немедленно принимается хихикать. Бабушка светлеет лицом. Она всегда так делает при виде двоюродного правнука.
18 июля, суббота, время 13:35.
Село Березняки.
Усмехаюсь, глядя на два списка. Один — очень длинный — перечень наших обязанностей. И короткий — предоставляемые товариществом услуги и снабжение. Ожидаемо. Твёрдо следуют принципу: проси больше — получишь сколько надо.
Начинаем первый раунд наших переговоров с правлением. Самого преда нет, и не знаю, к лучшему это или к худшему. Уж больно неуступчиво выглядит троица правленцев.
— Давайте считать, — предлагаю очевидный и недолжный вызвать возражения ход.
Сначала имущество, передаваемое нам на баланс. Товарищество хочет миллион. Понятное дело, у нас его нет, в долги запишут.
— Во-первых, мы остаёмся частью товарищества, и в этом требовании нет смысла, — так начинается моя работа по сокращению нескромных хотелок правления.
— Во-вторых, вы сами планировали всё это тупо уничтожить. Поимели бы что-то только за счёт сдачи металлолома. Это копейки. В-третьих, так дела не делаются. Оценить можно по-разному, но имущество должно просто передаваться нам под управление. Никаких долгов, мы — не посторонняя организация, которой вы что-то продаёте. Оценка передаваемого имущества должна идти по правилам. Я их не знаю, а вот бухгалтерия в курсе. Пусть они оценивают, а мы проверим.
Короче, обламывать мы их начинаем по полной программе. Но это ерунда, всё равно конному подразделению товарищества в приличную рентабельность придётся долго выкарабкиваться. Ребят подбадриваю и вдохновляю, всячески отвлекая их от мысли, что решение пред принял всё-таки не на пустом месте.
Глава 27Березняковский ренессанс
25 июля, суббота, время 21:00.
Село Березняки, сельский клуб.
На саксофоне лучше всего давать медляк, он очень нравится девчонкам. Вот и давлю на кнопочки, извлекая волшебные звуки. Думаю, что больше всего местных подкупает необычность музыки. Им ведь намного привычнее гармонь или её расширенная версия в виде баяна. Больше в клубе нет ничего, кроме раздолбанного пианино, летоисчисление жизни которого идёт с советских древних времён.
Ещё березняковцы задирают нос перед селянами из других мест по факту наличия у них крутого саксофониста. Хоть бы и только в летнее время.
Но они мной не только гордятся. Бывает и насмешничают. Как во время покоса, когда попытался всерьёз помахать косой. Почему-то быстро устаю, хотя я же вроде крепкий парень, а рядом работали хоть и выносливые, но ведь девчонки-подростки. Вот они меня и обхихикали.
Махнул рукой и перешёл на смётывание стожков и погрузку. Младший состав «Всадников» зачистил от травы все неудобья окрест села. Овражки, балки, полянки, мелкокалиберные лужки.
Примерно на четверть заготовили сена на зиму. Могли бы и больше, если бы первый покос мимо нас не прошёл.
В агитбригаду в этом году не пошёл, слишком велика нагрузка, мы пасём два стада, частное и колхозное. С учётом двусменности людей еле хватает. Но вечерами, особенно сегодня, когда отмечаем завершение покоса, от участия в клубных вечерах не отказываюсь.
Заряжаем музыкальный центр популярной здесь попсой, выхожу из зала в вестибюль и на улицу. Увидел в окно курящего Виктора Федоровича.
— Фёдорыч, когда уже в Березняках появится барабанщик и гитарист?
Лидер культмассовой работы села сплёвывает:
— Макарыч который год обещает раскошелится, да так и… ребят я быстро найду, если будет на чём учить.
30 июля, четверг, время 21:55.
Село Березняки, дом бабушки Серафимы.
Алиска, сидя на мне, делает волнообразные движения всем телом, ловлю в ладони её раскачивающиеся груди. Дышит всё прерывистее. Разогналась она за время моего житья. Сначала не была такой пылкой. Откат после родов, видимо, закончился.
На пике влипаем друг в друга, отдаёмся блаженным судорогам. Когда Алиска успокаивается и затихает, спрашиваю:
— А ты снова не понесёшь? — контрацептивы она категорически отвергает.
— А если понесу, то тебе-то что? Учишься, ну и учись себе.
— Как бы я тоже имею право голоса…
— У тебя право голоса, у меня право голоса, у бабушки тоже, — хихикает мне в грудь. — Мы в большинстве.
Осуждающе дёргаю её за прядку волос.
— Вы, бабы, что хотите, то и делаете. Вот я тебя вожжами…
— Всем сказал, чтобы детей настрогали побольше, а сам в кусты? — мне показывают язык, а потом слегка кусают.
Сочетание слов и действий полностью обезоруживает. Близкое присутствие Алисы по-прежнему вызывает отклик в груди, как-то она сумела во мне прочно прописаться. И красивая она, что есть — то есть.
Алиса мирно засыпает прямо на мне, а я прокручиваю события за день, раскладываю в голове по полочкам. Нашёл способ, как не остаться в стороне от воспитания сына в материальном плане.
Сейчас мы занимаемся пастьбой, и товарищество по договорённости платит нам зарплату. Минималку. Всего двенадцать тысяч в месяц. Ребята договорились, что на руки все получают половину, вторая половина идёт в общую кассу. Первым делом следует рассчитаться с теми, кто скинулся на покупку племенных коней. Со мной, прежде всего. И парни станут выплачивать помесячно по пять тысяч Алиске. До тех пор, пока не погасят долг. В качестве процентов сделают на одну выплату больше, так что Алиса будет получать своего рода пособие не двадцать месяцев, а двадцать один.
Выплаты за выпас частного стада идут исключительно в карман «Всадников», так мы себя стали именовать официально. Получение молодёжью конефермы в свои руки вызвало взрыв бешеного энтузиазма. По меркам летописи, ферму привели в идеальный порядок мгновенно. Вымыли все окна, вычистили все стайки, сейчас ремонт крыши заканчивается. Преобразили бытовку. Кто-то безвозмездно подарил устаревший морально, но работоспособный телевизор. Из душевой сделали конфетку.
Все фонтанируют идеями. Одна из них — организация рядом с фермой травяного огорода. Навоз рядом, семян подбросит товарищество. Огородить пару гектаров — тоже не особая проблема. Засадить люцерной, а лучше овсом, вот и будет подспорье. Кстати, навозом тоже можно приторговывать. Своим — по сходной цене, чужим — дороже. Так-то если кому-то надо, то… то по-разному выходит. С кого-то товарищество состригает некую сумму, а кому-то так привозит. Например, главным специалистам. Возможно, и мы будем их снабжать на дармовщинку, но это поглядим на их поведение. Будут бычить, нам кукиш показать недолго.
1 августа, суббота, время 11:20.
Село Березняки, конный разъезд.
— Четыре тысячи пятьсот двадцать семь на тысячу восемьсот сорок девять, — выдаёт затребованное задание всадник Вася.
Гружу ребят придумыванием примеров на умножение четырёхзначных чисел. Мой искин требует хоть какой-то работы. И мгновенно вычерчивает в голове схему решения. Зря Вася выбрал последней цифрой девятку. Округлить до пятидесяти — и задача сразу понижается на полранга, четырёхзначное на трёхзначное. Не забыть первое число отнять от результата — и вуаля!
— Восемь миллионов триста семьдесят тысяч четыреста двадцать три, — чуть больше минуты у меня уходит.
— Н-ну нахер! — в который раз эмоционально реагирует Петя, хватается за телефон и обращается к встроенному калькулятору.
Никак не может поверить, что в моей голове тоже есть компьютер, пусть не такой быстрый, как электронный.
Парни ржут. Мы возвращаемся со славной охоты. Набили полтора десятка зайцев. Едем обратно сбрасывать добычу. Как правило, каждый берёт себе по тушке домой, остальное сдаём в колхозную столовую. За сто рублей, между прочим. Правление попробовало выпучить глаза: дорого! Резонно заметили, что мясо легкоусвояемое и диетическое, это раз. Закупочная цена на мясо скота в живом весе тоже порядка ста рублей, это два. А мы сдаём уже разделанные тушки. Ливер отдаём за полсотни, хотя, на мой взгляд, он как бы не вкуснее.
Плюс нам платят по пятьдесят рублей с хвоста, как за уничтоженных вредителей. То есть только по факту истребления пятнадцати косых нам начислят семьсот пятьдесят целковых. Сейчас сдадим в столовую килограмм двадцать, в актив пойдёт ещё две тысячи. Экономим колхозу говядину и свинину, которые можно реализовать на рынке.
Мы через день на охоту выезжаем, так что можно прикинуть, сколько мы на зайцах загребём. Тысяч тридцать-сорок за месяц набежит. Не бог весть что, и наличными нам никто отдавать не будет. Кормами расплатятся, погашенными счетами за электричество и воду. Зарплату трём конюхам товарищество взяло на себя. Пока, как нам сказали.
После обеда отгоняю лошадку в стойло, а по возвращении наблюдаю сценку.
— Ты с родной матери будешь деньги брать⁈ — визгливый голос Мартынихи режет уши.
— Ну, мам, порядок такой… — вбитый криком в смущение, бормочет парнишка.
— Что за крик? — не проходить же мимо безобразий всяких.
Порядок действительно установили такой. Если колхозник, то бишь член товарищества, заказывает транспорт для хозяйственной надобности, то расплачивается через кассу «Всадников». В зависимости от времени и пробега, всё как положено. Недорого. Если с близкого поля, к примеру, перевезти пару десятков мешков собранной картошки в закрома, то сотни рублей хватает. Правда,