действительно ослушался приказа, что привело к гибели Старшего консула.
Выраженная такими словами, ситуация стала выглядеть еще хуже.
– Который занимался противозаконной деятельностью.
– Хотелось бы, чтобы все было так просто, – сказала Аврора, – но там, где замешана Токката, логика становится… как бы получше выразиться… переменчивой. – Она смерила меня взглядом. – Слушай, я вроде бы тоже виновата, поэтому я раздобуду тебе Снегоход, и ты сможешь добраться до Херефорда; оттуда по Зимнему расписанию ходит Рельсоплан [71]. Дорога размечена на всем протяжении, так что не заблудишься. Но только не выезжай на ночь глядя, поскольку в последнее время заметно активизировались Злодеи – я найду тебе ночлег. Как тебе это нравится?
– Да, – сказал я, – очень нравится. Спасибо.
Аврора одарила меня очаровательной улыбкой.
– Ну хорошо. А теперь, если ты не имеешь ничего против убогости, в «Саре Сиддонс» [72] есть место, где ты сможешь грохнуться на пару дней, это если завтра будет плохая погода. Это Дормиториум для тех, кто получает по тарифу «Бета», так что спать тебе придется с теми, кто засыпает естественным образом, без препаратов, но там тепло, мышей и крыс нет, чего нельзя сказать про «Хоуэлл Гаррис». Там пару лет назад завелись крысы, сожравшие трех постояльцев. На самом деле это было очень весело, учитывая то, какие заоблачные цены там заламывают. Ну что скажешь?
– Вам решать, – сказал я, радуясь тому, что наконец у меня появился хоть какой-то план – и крыша над головой.
Аврора сказала, что прогулка пешком пойдет нам на пользу, и мы направились по дороге к скоплению Дормиториумов в противоположном конце города. Голоса наши звучали приглушенно, дыхание образовывало белые облачка в морозном воздухе. Низкие крыши окрестных домов, накрытые ровным снежным покрывалом, казались высеченными из пенопласта, а дорожный знак ограничивал уровень шума 55 децибелами [73] – добиться такой тишины в Кардиффе было нереально. Мы начинали задерживать только тех нарушителей, которые превысили порог в 62 дБ [74], и даже кратковременный всплеск выше 75 дБ [75] еще не считался преступлением.
– Мне стыдно, что мистер Хук показал себя таким кретином, – сказала Аврора. – Не я нанимала его на службу, но порой приходится работать с тем, что тебе дают.
Услышав позади шум, мы оба обернулись. Это была сонная, которую я уже видел в «Уинкарнисе», бредущая по снегу. Она была укутана в огромную дорогую шубу из барсучьего меха, который смотрелся бы гораздо лучше – и свежее – на барсуке.
– Добрый вечер, – сказала Аврора. – Заза, ты знакома с Младшим консулом Уортингом?
– Нет, – ответила сонная. – Рада познакомиться.
Она улыбнулась мне, вместо того чтобы заключить в объятия, после чего снова повернулась к Авроре.
– Передайте мистеру Хуку, что я не развлекаю на халяву тех, кто не спит, а если он и дальше будет настаивать на том, чтобы я декламировала на людях «Озимандий» [76], я ему в глаз врежу.
– Непременно передам, – сказала Аврора.
– Вот и замечательно, – сказала Заза.
Двинувшись в сгущающиеся сумерки, она споткнулась о занесенный снегом бордюрный камень, выругалась и пошла дальше.
– Почему лицо Зазы мне так знакомо? – спросил я, когда сонная удалилась достаточно далеко.
– Она была третьей миссис Несбит, между Джиной Лоллобриджидой и Брендой Клаксон [77].
Очевидно, Заза была не той миссис Несбит, которую я знал в детстве, но помнить всех предыдущих миссис Несбит – это все равно что помнить всех актрис, игравших Джейн Бонд, в том числе единственного актера, что в свое время считалось весьма спорным [78].
– Во имя всего святого, как она очутилась здесь? – спросил я.
– Четыре неудачных замужества и крайне опрометчивые финансовые махинации.
Актрисы, игравшие в рекламных роликах роль добродушной простоватой старушки, символа гиганта пищевой промышленности, периодически возрождались, торжественно и с большим шумом. Бывшие миссис Несбит обыкновенно продолжали карьеру, публично поддерживая знаменитостей, продвигая новинки на книжном рынке, а затем посвящая себя пантомиме или политике – иногда и тому и другому сразу. Тем более было странно, что Заза Лешá, если называть ее полным именем, скатилась до того, что с трудом зарабатывала на жизнь, будучи сонной в забытом богами секторе.
– Закрепленный леерный трос спасет тебе жизнь в снежный буран, – по дороге объяснила Аврора, указывая на проходящий вдоль дороги трос, пропущенный через ушки, привинченные к белым столбикам. – Все стрелки указывают в направлении главной площади, так что если заблудишься, лучше всего вернуться туда и начать заново.
– Полезные сведения, – согласился я.
Мы прошли мимо салона, торгующего автоприцепами, с древней эмблемой «Бритиш петролеум» перед выставочной площадкой, и случайно наткнулись на человека, прислонившегося к фонарному столбу. Спасаясь от холода, он укутался в Вончо, пончо из плотного валлийского одеяла, и курил трубку с длинным чубуком из стержня кукурузного початка, вышедшую из моды добрых тридцать лет тому назад, которую нужно было выбросить еще шесть пачек табаку назад.
– Идете в другой конец города? – спросил мужчина.
Аврора подтвердила это, и незнакомец сказал, что присоединится к нам, поскольку «чем больше народу, тем безопаснее».
Он представился как Джим Трикл, поручитель и консул по совместительству. Это был моложавый мужчина с темными волосами и изящными чертами лица. Кашлянув дважды, он улыбнулся и, схватив меня за протянутую руку, привлек к себе, заключая в Зимние объятия. От него пахло заплесневелыми веревками, лакрицей и чернилами.
– Добро пожаловать в Трясину, – слабо усмехнулся Трикл. – Отъезд – это самая лучшая часть посещения нашего города, а оставаться здесь не пожелаешь и злейшему врагу.
Он снова закашлял хриплым кашлем, напоминающим погребальный звон. Такой мне уже приходилось слышать от зимсонников, но продолжался он всегда недолго.
– Давно вы уже зимуете, мистер Трикл? – спросил я, когда мы двинулись дальше.
– Двенадцать лет, – ответил тот, – из них четыре последних года в этой забытой богом дыре. Я наделал кое-каких плохих Долгов и взял взятку – на самом деле совсем крошечную, но ее раздули до небес, – ну и, в общем, вопрос встал так: сюда или в тюрьму. Естественно, я выбрал в тюрьму, но судья принял решение, не считаясь с моим мнением. Сказал, что тюрьма для меня недостаточно суровое наказание.
– А что может быть суровее тюрьмы?
– Допускаю, кормежка здесь, может быть, и получше, однако невыносимым этот город делают всяческие побочные прелести. За последние четыре года я насмотрелся самых разных ужасов. Стычка с бандой Счастливчика Неда, обморожения, разгневанные кредиторы, Токката в ярости и массированное нашествие лунатиков.
– Ну, малыш, на самом деле последнее – это совсем не страшно, – вставила Аврора. – Двигаются лунатики не так уж и быстро, а если их хорошенько накормить, они становятся совершенно безобидными.
– Я имел в виду, какое жуткое зрелище они собой представляют, – поежившись, сказал Трикл. – Сплошная бессмысленная злоба.
– Я слышал, вы заключили пари с Лорой, – сказал я.
– Да, было такое дело, – неприятно ухмыльнулся он, – насчет существования Грымз.
– Можешь считать пари выигранным, – сказала Аврора. – Никаких Грымз нет; Зимний люд – это чистые выдумки, сказки для детей и тупоголовых идиотов.
– Мне кажется, происходит что-то странное, – сказал я, вспоминая рассказы про Грымз, которые слышал на протяжении многих лет. – Шесть лет назад на железнодорожной ветке к югу от Торпанту в безлунную ночь была похищена бригада рабочих из четырех человек – больше их никто никогда не видел. Все пуговицы, все молнии остались застегнуты, нижнее белье, рубашки, ремни, свитера лежали внутри комбинезонов – аккуратно сложенные.
– У меня в конторе одежда тоже аккуратно сложена, – возразил Трикл. – Но это еще не значит, что там где-нибудь притаилась Грымза.
Поговаривали, что рабочих похитили, так как они были недостойны. Все четверо были признаны виновными в физическом насилии и направлены на общественные работы, до того как с Весенним пробуждением начать отбывать тюремное заключение.
– Я слышал, – продолжал я, – что Грымза отнимает у человека стыд, а затем, в тот самый момент, когда тот осознает сокрушительные масштабы своих поступков и понимает, что дальше будет только хуже, она забирает его душу. Говорят, когда человек испускает последний вдох, его стыд и чувство вины стираются, и с души снимается груз всех грехов. К создателю он отправляется прощенным и чистым.
– Какая брехня! – презрительно бросил Трикл.
– Полностью согласна, – рассмеялась Аврора. – Чарли, напрасно ты забиваешь себе голову разными упырями и привидениями.
Я почувствовал себя глупо, однако в Приюте телевизора не было, и страшные истории занимали значительное место в наших развлечениях.
– Мистер Трикл, и все-таки вы придаете этой легенде какую-то веру, – сказал я, – иначе почему вы в споре ограничились пятьюдесятью тысячами? Почему не поспорили на миллион?
– Потому что ставка должна быть приемлемой для обеих сторон.
Мы с Авророй переглянулись. По виду Лоры никак нельзя было предположить, что у нее могут быть такие деньги.
– Джим, – спросила заинтригованная Аврора, – а что поставила на кон Лора?
– Своего второго ребенка, рожденного в расцвете сил.
Мы ошеломленно умолкли.
– Ради всего святого, Джим, – наконец пришла в себя Аврора, – ей же всего